Учитель музыки - Алексей Анатольевич Притуляк

визитка, я подобрал её. Доволок вас до крыльца, кое-как поднял (я, как вы можете видеть, не отличаюсь физической силой, – улыбнулся Кёль), внёс внутрь. Тут, надо сказать, мы оба чуть не растянулись на полу, потому что я не смог поддерживать вас на ногах, уж простите. На мой вопрос, в этом ли доме вы живёте, консьержка ответила утвердительно… Она у вас очень сильная женщина – с такой лёгкостью взвалила вас на спину и понесла по лестнице наверх!.. Ну, вот, собственно, и всё. Я ушёл. И все эти дни беспокоился о вас, ведь я даже не посмотрел, откуда на вас столько крови, не ранены ли вы.

– А вы не помните, что за человек разговаривал с вами?

– Ну, это был высокий и мощный господин – очень крепкого сложения и очень высокий.

    «Циклоп», – понял Эриксон.

    Он несколько минут испытующе смотрел в глаза Кёля, но ничего в них не увидел – если Мартин Кёль состоял в шайке Габриэля Клоппеншульца, то актёром он был очень хорошим.

– Вы представить себе не можете, господин Кёль, насколько я вам признателен, – счёл нужным Эриксон выразить благодарность, которой, разумеется, не испытывал.

    Кёль смущённо улыбнулся и сделал движение направиться к выходу. Эриксон стал предлагать гостю кофе, но тот с бесконечными извинениями рвался в прихожую. «Я только хотел убедиться, что с вами всё в порядке, господин Эриксон, – говорил он. – Спасибо, не беспокойтесь, мне нужно идти».

– А вы играете на флейте! – удивлённо улыбнулся Кёль, заметив положенный мимоходом на кухонный стол инструмент.

– Э-э… Нет, – смутился Эриксон.

– Нет? Но… Инструмент, я смотрю, замечательный и… весьма дорогой. Палисандр. Вы простите, господин Эриксон, что я любопытствую. Просто я немного разбираюсь в этом, я сам, видите ли, бывший флейтист. Хотя, бывших флейтистов, пожалуй, не бывает, не так ли? Флейта – это тот инструмент, любовь к которому проносишь через всю жизнь, даже если в детстве тебя силой заставляли браться за него. Понимание флейты приходит с возрастом, но если уж ты её понял…

– Да, – неловко кивнул Эриксон. – Да, вы правы.

    Он начинал догадываться, что оживлённый интерес Кёля вызвали не столько музыкальные способности Эриксона, сколько несоответствие дороговизны флейты и обстановки этой квартиры. Теперь, после слов собеседника, он и сам получил новую тему для размышлений: откуда у бедняка Скуле взяться такому инструменту? Это, конечно, если гость – действительно некто Мартин Кёль и к этому дому не имеет никакого отношения и разбирается во флейтах. А если он член шайки Клоппеншульца, то над его словами ещё тоже предстоит хорошенько поразмыслить.

– Знаете, что интересно, – продолжал Кёль, остановившись у двери, чтобы застегнуть плащ. – Особый интерес к флейте испытывают почему-то люди с техническим или математическим складом ума – ну, в общем, не с гуманитарным. Не замечали? Вот вы – инженер. А один мой знакомый, всю жизнь занимается математикой… Он тоже страстный любитель флейты, прекрасно на ней играет. Ну, меня в расчёт не берём, хотя по образу мыслей я тоже скорее технарь… Прощайте, господин Эриксон, всего хорошего.

    В открытую дверь Кёль буквально выскочил, с такой поспешностью, будто за ним гнались. Эриксону показалось, что его посетитель глубоко и с облегчением вздохнул, направляясь вниз по лестнице.

– Всего доброго, – сказал он ещё раз, оглянувшись уже на марше.

    Слава богу, он не произнёс его имени, настоящего имени. А то и Бегемотиха и снова маячащий на лестнице Йохан безусловно услышали бы.

    В следующее мгновение внезапный наплыв страха перед тем, что он снова останется один в этом доме, а кроме того, родившаяся уверенность в том, что человек, назвавший его настоящим именем, не может быть членом банды Клоппеншульца, заставили Эриксона окликнуть уходящего:

– Подождите, господин Кёль, я с вами. Решил немного прогуляться.

    Кёль оглянулся на устремившегося следом за ним Эриксона, удивлённо поднял брови, смерил его взглядом с головы до ног:

– Простите… Вот так? Вы пойдёте в этом?

    Эриксон оглядел себя. Да, его костюм, в котором он проспал две ночи, имел не самый свежий вид. Кроме того, на нём были только мятые брюки и давно утратившая вид рубашка, а на улице шёл дождь. Следовало набросить хотя бы пиджак, если уж плащ он где-то потерял в ту злосчастную ночь. Чёртова прачка, сколько она будет возиться с его костюмом?

– Я сейчас, – торопливо пробормотал он, поворачиваясь обратно. – Господин Кёль, я сейчас, буквально одну минуту, дождитесь меня.

    И устремился в квартиру. Под задумчивым и недоумевающим взглядом Кёля долго не мог подобрать ключ. Наконец ворвался в прихожую.

    Флейта. Она так и лежала на кухонном столе. Эриксон схватил инструмент, бросился в гостиную.

    Его посетители были правы: теперь, вдохнув немного свежего воздуха, он явственно ощущал омерзительный запах стоящий в квартире. Не сильный, но тошнотворный запах разложения.

    Он метнулся в спальню, положил флейту на стул схватил костюм, вернулся в гостиную, подбежал к окну и распахнул его настежь, с удовольствием вдохнув воздуха, насыщенного запахами осени и дождя.

    Эриксон подозревал – да что там, он был уверен! – откуда идёт этот тошнотворный смрад, который, кажется, нарастал с каждой секундой, несмотря на распахнутое окно, и готов был удушить. Шкаф. Конечно, запах шёл из шкафа.

    «Да уж, так воняют пресловутые скелеты в шкафу», – усмехнулся он.

    Попытка пошутить не ослабила натяжение его нервов, вызванное уверенностью в том, что рано или поздно ему придётся подойти к этому шкафу, вынуть бумажную закладку и, распахнув скрипучие створки, заглянуть внутрь. Что он там увидит? Об этом лучше не думать.

    Кёль. Надо было бежать, он и так слишком долго заставляет доброго Кёля ждать.

    И тут же, выглянув в окно, чтобы сделать ещё глоток воздуха, он увидел своего гостя, который торопливо переходил улицу, направляясь в сторону площади и на ходу раскрывая зонт.

– Кёль! – закричал Эриксон с тоской в голосе. – Господин Кёль, подождите!

    Но тот уже отгородился от него чёрной плоскостью зонта и, кажется, прибавил шагу, почти перейдя на трусцу.

– Проклятье! – зарычал Эриксон, выходя из себя. – Будь ты проклят, мерзавец!

    Ладно, как бы то ни было, бегство Кёля не отменяет его намерений покинуть дом. И он сделает это прямо сейчас.

    Эриксон захлопнул окно. Остановился на минуту, раздумывая, зачем он это сделал – ведь ему необходимо проветрить. Хотя, с другой стороны, зачем проветривать, если он собрался немедленно уйти и никогда больше сюда не возвращаться.

    Пока он раздумывал, взгляд его привлёк автомобиль, въехавший на пустынную Сёренсгаде со стороны площади. Этот автомобиль он запомнил с первого раза и, наверное, на всю жизнь.

    Отскочив