Эоловы арфы - Владимир Бушин

- Охотно, ваша честь! - Стремительной, легкой поступью Фридрих пересек зал и взошел на трибуну.

- Прежде всего, - Хёхстер положил перед собой решительно сжатые маленькие кулачки, - нам хотелось бы знать, что побудило вас в такое время оставить редакторский кабинет в Кёльне, где вы играете, как всем известно, весьма немаловажную роль, и направиться в Эльберфельд.

Энгельс, конечно, ожидал такого вопроса, и ответ у него был уже готов.

- Господин председатель! Господа члены Комитета безопасности! Как только в Кёльне стало известно, что позавчера в вашем городе началось восстание, что вы прогнали правительственные войска, я тотчас решил явиться к вам и предоставить себя в ваше распоряжение, ибо Бергский округ - моя родина. Я не мог оставаться в Кёльне, когда здесь, в знакомом мне с детских лет городе, льется кровь, кровь людей, может быть, близких и дорогих мне.

- Но ведь особенно близкие и дорогие вам люди, - насмешливо вставил обер-прокурор Хейнцман, - живут не здесь, а в соседнем Бармене, где нет никаких волнений, где все тихо.

- Я явился, - с нажимом повторил Энгельс, не отвечая на реплику, чтобы предоставить себя в полное распоряжение Комитета безопасности.

- В каком качестве? - так же насмешливо опять спросил Хейнцман. - В качестве редактора газеты?

Пренебречь этим вопросом было уже нельзя.

- Я служил в армии, имею звание бомбардира, а кроме того, всегда интересовался военным делом и изучал его. Мне бы хотелось, чтобы Комитет использовал меня исключительно на военной работе.

- А политическая сторона? - выражая удивление, вероятно, всех, высоко поднял густые брови Карл Геккер, директор банка, ставший одним из руководителей Комитета безопасности. - Разве вы не хотите стать членом нашего Комитета?

Энгельс отлично понимал, что если он войдет в Комитет, в число руководителей восстания, то это может отшатнуть некоторых участников движения. Нет, пока надо оставаться в рамках борьбы за имперскую конституцию, только так можно сейчас способствовать сплочению всех оппозиционных правительству кругов и расширить восстание. Поэтому в ответ он лишь повторил просьбу о чисто военной работе.

Хюнербейн, все это время составлявший какую-то бумагу, поставил под ней свою подпись, дал прочитать и подписать Тросту, а затем передал председателю. Тот внимательно прочитал и, положив бумагу под свой кулачок, повернулся в сторону трибуны:

- Господин Энгельс, а кто эти люди, которых вы привели?

- Рабочие Золингена. Они пришли, чтобы помочь вам.

- Сколько их? У них есть оружие?

- Вместе со мной их триста девяносто восемь человек. Вчера они взяли штурмом арсенал в Грефрате и, конечно, вооружились. Кому не хватило огнестрельного оружия, те обзавелись холодным. Ножи, как вы знаете, в Золингене не являются проблемой.

- Кто свел их в один отряд?

- Я.

- Вы можете нам гарантировать их дисциплинированность и повиновение власти Комитета? - спросил адвокат Карл Риотте.

- Могу, - твердо ответил Фридрих, хотя вовсе не был уверен, что революционные рабочие будут во всем повиноваться этим адвокатам, прокурорам да банковским служащим.

- Хорошо, - сказал Хёхстер, - в таком случае получите вот это удостоверение. - Он встал и огласил составленную Хюнербейном бумагу: "Военная комиссия при Комитете безопасности настоящим уполномочивает г-на Фридриха Энгельса произвести осмотр всех баррикад города и достроить укрепления. Настоящим просят все посты на баррикадах оказывать названному лицу содействие во всех случаях, когда это окажется необходимым. Эльберфельд, 11 мая 1849 года".

Хёхстер добавил, что одновременно Энгельс вводится в состав Военной комиссии. Против этого никто не возражал. Фридрих сложил бумагу и спрятал ее на груди. Затем председатель, как бы давая понять, что с этого момента он принят в число участников движения, спросил Энгельса, есть ли у него, как у человека свежего и знающего толк в военном деле, какие-либо соображения относительно первоочередных мер, которые сейчас следовало бы предпринять Комитету.

Такие соображения у Энгельса были.

- Прежде всего, господа, - сказал он, - вам следует учредить должность военного коменданта города, который возглавил бы все вооруженные силы.

С предложением согласились. Но кого назначить на эту должность? Кто может справиться с таким важным делом?

- У меня есть на примете один вполне подходящий человек, - как бы в раздумье сказал Энгельс. - Все вы знаете Отто фон Мирбаха...

Действительно, Мирбах был известен всем. Бывший офицер прусской армии. С 1825 по 1829 год участвовал в освободительной борьбе греков, потом - в польском восстании. Это - в молодости. А совсем недавно как сторонник отказа платить налоги правительству сидел в тюрьме города Мюнстера. "Новая Рейнская газета", едва ли не главная зачинщица кампании против уплаты налогов, несколько раз поднимала тогда голос в защиту Мирбаха, поддерживала его кандидатуру на выборах во вторую палату прусского ландтага. И сам Мирбах выступал на страницах этой газеты.

Так как других кандидатур никто не выдвигал, то это предложение Энгельса приняли и тотчас послали к Мирбаху члена Военной комиссии.

- Я думаю, что Комитет безопасности, - продолжал между тем Энгельс, безотлагательно должен принять еще три важные меры. Во-первых, разоружить гражданское ополчение. Оно объявило себя нейтральным, а на самом деле настроено враждебно. Иначе и быть не может, ведь оно почти полностью состоит из фабрикантов, фабричных надсмотрщиков и лавочников. Эти люди обеспокоены лишь одним: как защитить свою собственность.

Среди членов Комитета началось движение, говор, досадливое покашливание.

- Во-вторых, - спокойно продолжал Энгельс, - отобранное оружие следует распределить среди рабочих. В-третьих, необходимо ввести прогрессивный налог, чтобы заставить все население города содержать вооруженные отряды.

Члены Комитета поняли, что эти меры означали бы решительный разрыв с бездеятельностью и переход к наступлению. Многих это сразу же напугало. Приятно сидеть в кресле, в котором до тебя сидели фабриканты и банкиры, но разоружить этих людей или тех, за кем они стоят, а потом еще требовать с них деньги на продолжение восстания - это и впрямь страшновато... Там и здесь послышались голоса:

- Фантастика!..

- Нас назовут террористами!..

- Надо смотреть на вещи реально!..

- Зачем вводить налог, если вчера лишь один торговый дом добровольно передал Комитету пятьсот фридрихсдоров!

- А сегодня уже были и другие поступления!..

Энгельс предвидел такой поворот настроений и с сарказмом сказал:

- Поступления!.. Они будут и завтра, возможно, даже посерьезней. Но неужели вы не понимаете, что крупная буржуазия делает это лишь для того, чтобы предотвратить худшее для себя - например, введение прогрессивного налога, о котором я говорил. Они хотят отделаться крохами, но сохранить весь пирог...

- Господин Энгельс! - в своей неизменной иронической манере проговорил Хейнцман, - раздать оружие нетрудно. Но как его отобрать? Как вы конкретно представляете себе операцию по разоружению гражданского ополчения? Кто ее осуществит?

- Дайте приказ, - Фридрих нетерпеливо выбросил руку в сторону Хейнцмана, - и четыреста золингенских рабочих справятся с этим делом.

- А кто их возглавит? Кто будет командовать ими? - не унимался Хейнцман.

- Это я охотно возьму на себя, - сказал Энгельс, - при одном непременном условии...

- Ах, все-таки при условии!

- Да, при условии, сударь, что вы лично в этой операции участвовать не будете.

В зале раздался смех, но Энгельс почувствовал, что смех этот вовсе не означает его победы над аудиторией, просто Хейнцман слишком многим надоел своей болтовней. И действительно, ни одно из трех последних его предложений не было принято. Вместо этого его засыпали вопросами.

- Как вы оцениваете общее положение в Европе?

- Настоящий момент, - отвечал Энгельс, - отнюдь не является неблагоприятным для борьбы. Во Франции обстановка напряженная. Там предстоят выборы. Кому бы они ни дали большинство - монархистам или красным, - все равно приближается решающий день. В Италии Римская республика успешно противостоит французским интервентам. В Венгрии мадьяры неудержимо рвутся вперед, и их уже ждут в Вене. Во всей Германии происходит сильнейшее брожение. В Бадене восстание уже вспыхнуло, в Пфальце оно может начаться в любой час. О родном нашем крае вам известно не хуже меня: во многих городах возведены баррикады, разогнаны муниципальные советы, созданы комитеты безопасности... Короче говоря, после марта прошлого года положение в целом сейчас самое благоприятное.

Едва ли такой вывод Энгельса обрадовал всех членов Комитета или хотя бы сколько-нибудь значительную его часть.

Командир ландвера Иоганн Потман сказал:

- Все это прекрасно, господин Энгельс. Но в нашем городе и в округе обстановка совсем иная. Разве вы не согласны?