Сорок дней спустя - Алексей Доронин

Так и не добравшись до крупы.

А мы сидим в заваленном сарае,

Есть у нас два ящика вина,

Ах, она такая растакая,

Ядерная зимушка-зима.

Все сгорело: книги и картины,

Детсады, больницы, психдома,

Винные сгорели магазины,

Развалилась прочная тюрьма.

А все одно, сидим себе, бухаем,

Есть еще два ящика вина,

Ах она такая растакая,

Ядерная зимушка-зима...

Песня прервалась, "бард" закашлялся и сплюнул мокроту.

- Э, у тебя тубик, что ли? - Хомяк отодвинулся от товарища.

Палочка Коха уже начинала победное шествие по Убежищу, этому способствовала плохая еда и скученность, какой не было ни в одной ИТК. От антибиотиков было мало толку, потому что Убежище не могло предоставить кому-то санаторные условия. А при туберкулезе лучше никакого лечения, чем недостаточное - возбудитель становится иммунным к конкретному препарату, и только комплексное применение может его убить.

- Нет, простыл. ОРЗ.

- Понятно, - перевел дух с облегчением Борис. Ну ладно, отдыхай. А от ящика винища я бы в натуре не отказался.

Борис глянул на свои "котлы" марк[Author ID0: at Mon Feb 16 12:50:00 2009 ]а[Author ID0: at Mon Feb 16 12:51:00 2009 ]???[Author ID0: at Mon Feb 16 12:50:00 2009 ]с двумя циферблатами и кучей прибамбасов (имелись у многих, но носились только самыми наглыми, так как Батя труподерства не одобрял). Половина дежурства прошла. Как показывал опыт, это означало, что никто не сунется проверять их бдительность. А значит, можно уходить по своим делам.

За пять минут он умял банку тушенки и две пачки галет, выпил кружку крепкого как чифир чая с четырьмя ложками сахара. Сонливость как рукой сняло. Толстяк потянулся, хрустнул пальцами и поднялся с кресла, продавленного задницами трех десятков "дозорных".

- Эй, Гена, харэ кемарить, твоя очередь скоро, - бросил он молодому, хотя тот скорее размышлял о чем-то, чем дремал. - Последи, а я отлучусь на часок. Смотри, если что, сразу тревогу поднимай.

- А что тут может быть? - в голосе напарника слышалась тревога.

В отличие от Бориса он расслабленным не выглядел. Сразу видно, новичок, первый раз замужем. С самого начала дежурства на измене сидит. Даже желание разыграть его, появившееся было у Мельниченко, тут же пропало - западло подкалывать такого желторотого.

- Да ни хрена не может, - снисходительно объяснил он. - Борисыча паранойя давит, везде ему всякие гады мерещатся. А тут одни жмуры. Нормальные люди отсюда месяц назад ноги сделали. А ненормальные... перемерли все.

Тут оба вспомнили об одном и том же. Эту историю они знали из уст самого ее участника, человека сдержанного и к истерике не склонного. Ну, после этого случая он сильно изменился.

Неделю назад, стоя на этом же балконе, через пелену снегопада он увидел на противоположной стороне проспекта скрюченную фигуру. Это был чужак, закутанный с ног до головы как чукча, в валенках и накинутом на лицо капюшоне. Боец навел на него бинокль, и, как потом говорил, почувствовал дурноту, еще ничего не разглядев. Казалось, бродяга склонился над мертвым телом и обыскивал его. Это не запрещалось. Но что-то было неправильно. Когда дозорный покрутил колесико бинокля, его глазам открылась картина, от которой тот чуть не потерял завтрак. Разглядев все в деталях, он забыл про маскировку, схватил автомат и, почти не целясь, сделал выстрелов пять или шесть по человеку... если этим словом можно назвать того, кто сидит над голым трупом и методично срезает с него мягкое место, складывая куски в целлофановый пакет, как вырезку на рынке. Пули взрыли снег неподалеку от цели, хоть до нее было не больше полста метров. Видимо, у бойца был легкий тремор рук.

Выродок вскочил и резво побежал, выдирая ноги из глубокого снега. Длинная очередь догнала его у самого подъезда.

Они многого навидались за эти недели, и любого из них трудновато было шокировать. Дело было даже не в том, что этот бедолага ел человеческое мясо. Просто человек с наблюдательного пункта достаточно навидался мертвецов и умел отличить свежий от замерзшего. Они и до этого находили давнишние трупы, раздетые и обглоданные собаками, но никому в голову не пришло, что лучшие куски с них достались не зверям. Если б он лежал замерзший под снегом, на срезе не выступило бы ни кровинки, да и для разделки замерзшего мяса понадобился бы не нож, а топор.

О происшествии было доложено "вниз", и через четверть часа на пост прибыла оперативная группа. После опроса очевидца бойцы наскоро обыскали пятиэтажку, до которой пяти шагов не хватило трупоеду. Ничего не найдя, они, пожалуй, вздонули с облегчением и вернулись в подземелье, которое после этого, наверно, стало казаться почти родным. Тела оставили там, где были.

История имела продолжение. На следующий день новая смена пришла на пост. Но ни мертвого людоеда, ни тела его жертвы на улице не было. Видимо, товарищи убитого прибрали. Уволокли целиком, и вряд ли чтоб похоронить.

На этот раз со всеми предосторожностями обследовали не только квартиры, но и подвалы пяти близлежащих домов. В одном из них в стайке нашли покинутую "лежку" - матрасы, пустой баллон от газовой плитки и закопченный котелок. Но ни характерных костей, ни обрезков, подтверждающих, что это здесь обитали именно каннибалы, не оказалось.

Кто-то тогда высказал теорию, что все, кто остался в городе, который беженцы выжрали, как саранча, должны включать в рацион человечину. Иначе им было бы просто нечем восполнять потери тепла.

С тех пор о любителях "розовой свинины" они ничего не слышали.

- Да не понтись ты, сдохли они, - успокоил Мельниченко напарника, который уже сидел на измене, - Теперь разве что псина пробежит, да и та недалеко, хе-хе. Все, не поминай лихом.

Он замотался шарфом до глаз, застегнул куртку и вышел через ту же дверь в "предбанник", прихватив с милицейский АКСУ с парой рожков и единственный бинокль. Обойдется без него, сопляк.

В соседней комнате - бывшей спальне, ореховый гарнитур из которой давно улетел через печную трубу - было холодно как на улице, и вольно гулял ветер. Здесь он накинул поверх пуховика плащ от ОЗК, затянул все завязки, чтоб не парусило, поправил автомат на плече, закрепил бинокль ночного видения на голове эластичной лентой и машинально глянул в зеркало.

Да уж, крут как Терминатор. Ну, или герой импортного боевика про крутых коммандос.

"Герой...". Словечко резануло. Как раз геройства ему только не хватало. Пускай другие геройствуют, если заняться нечем, а его дело маленькое. Ему орден "За отвагу на пожаре" посмертно нужен не был, поэтому во время спасательной операции он изо всех сил старался не высовываться. Как и большинство.

До войны Мельниченко был обычным парнем. Сидя у родителей на шее, учился на специальности, название которой с трудом держалось у него в голове. Тусовался, бухал с друзьями, блядовал - как все. Потом вылетел с пятого курса и загремел в армию аж на два года, когда "предки" отказались платить взятку военкому. Срок службы продлили как раз накануне, когда государство поняло, что с популизмом пора завязывать, иначе носить модную форму от кутюр будет некому.

В армии он тоже не бедствовал. Конечно, в первые полгода чуть хлебнул лиха, но потом врожденная изворотливость помогла и здесь устроиться. Все изменилось, когда в один прекрасный день весь мир провалился в глубокую задницу. От взрыва какой-то злоебучей херни (вакуумной бомбы, что ли?) родная мотострелковая часть превратилась в ад вопящих живых факелов, детонирующих боеприпасов и сносящих головы обломков. Ему повезло - он как раз возвращался из увольнительной и подходил к КПП, когда с неба начали падать подарки. Ну, те от которых не убежишь.

Но он убежал. И от бабушки ушел, и от дедушки ушел - в./ч. их они были не в Н-ске, ударная волна только хорошо ударила по мозгам, а от вспышки уберег вовремя подвернувшийся пригорок.

Утро третьего дня он встретил уже в компании. Это была стихийно образовавшаяся даже не банда - главаря не было - а просто орава оборванцев с автоматами, которая ходила по коттеджным поселкам на берегу и трясла богатеньких буратин, попутно вышибая им мозги. Вскоре к ним прибились какие-то уголовные, селяне, бабы, и пошла потеха. Ватага лихих людей отрывалась как в последний раз. Не то чтобы ему там нравилась разбойная жизнь. Мельниченко несколько раз порывался послать этих отмороженных ублюдков к такой то матери, но каждый раз задавал себе резонный вопрос - а куда уйти? Все его родные и знакомые жили в этом городе. Поэтому решение каждый раз откладывалось. Он жил как в бреду, редко просыхая, и от бесконечной кровавой оргии постепенно терял связь с реальностью.

А потом они начали умирать. Наверно, не надо было жрать ту совхозную корову - пусть бы себе бродила. Консервов и еды в запечатанных упаковках им хватало на месяц. Нет, шашлыка всем захотелось под водочку... кретины. Он же их предупреждал. Они вообще о радиации мало что знали - деревенские пацаны, которые читать-то научились в армии, да блатные с этапа, все в крестах и куполах. Вот и начали лысеть, блевать с кровью, а потом и ноги по одному протягивать. Когда процесс зашел далеко, он с несколькими бывшими сослуживцами, тоже здоровыми, собрали всю еду, и покинули занятый шайкой дом, который теперь напоминал лепрозорий.