Сорок дней спустя - Алексей Доронин

Они отгородили и утеплили только маленькую кухню, окно которой выходило на глухой торец соседнего дома, а значит, не просматривалось ниоткуда. Его забили досками и фанерой, тщательно законопатив щели войлоком. Так же поступили с межкомнатными дверями. Прежде чем организовать регулярное дежурство, квартиру подвергли обеззараживанию. Выкинули все, где могла скопиться пыль - подпаленные ковры, постельное белье, чехлы с диванов и кресел. Сделали влажную протирку - тщательно, как в больнице, вымыв на швабре пол, стены и даже потолок. Сварили на месте и установили буржуйку. Притащили из соседней квартиры, где хозяин затеял накануне всеобщего Звездеца капремонт, мешки с песком и расставили их в два ряда вдоль внешней стены, что по идее должно было ослаблять идущий снаружи поток излучения.

Прежде чем пройти в комнату, они снимали плащи от ОЗК в коридоре-"предбаннике", не забывая протереть их влажной тряпкой. Зимняя одежда и обувь давала достаточную защиту коже, а противогазы теперь были не нужны, по крайней мере, в районе Академгородка. Хватало респиратора типа "лепесток", а тот, кто не надеялся жить долго, мог обойтись и без него. В сам Новосибирск и тем более к эпицентру никто из них не собирался.

Вроде бы опасаться было нечего. Но что бы там ни говорил допотопный радиометр, показания которого они записывали в тетрадь каждый час, от мыслей о гамма-лучах было неуютно, особенно когда ты своими глазами видел последствия их поглощения живой материей.

Последний смертельный случай от лучевой имел место шесть дней назад, хотя свою дозу тот мужик получил много раньше. Уровень радиоактивного заражения в пятнадцати километрах от эпицентра теперь превышал обычный фон промышленного города "всего" в восемь раз.

Но кто сказал, что они были застрахованы от болезни? Эта дрянь имела свойство накапливаться в костях, клетках крови. Конечно, мутантом с двумя бошками не станешь, но заработать лейкемию или рак кожи - запросто.

Свою позицию бойцы оценивали двояко. С одной стороны их было трудно обнаружить, с другой, если все же найдут, деваться будет некуда. На товарищей надежды мало. Пока они еще доберутся сюда, если вообще высунут нос из теплого подземелья. А бежать самим... можно было, конечно, спуститься через пролом в полу кухни на четвертый этаж, потом вниз по лестнице, наполовину загроможденной мебелью, потом через улицу, практически перекрытую остовами автомобилей. А дальше стометровая пробежка через пустырь - к запасному выходу, ибо два основных задраены, и их не откроют быстрее чем за десять минут. Да и откроют ли, еще вопрос. Вдруг бросят, пожертвовав двоими ради пяти тысяч?

Вот такие думы и не давали воспринимать эти часы как отдых, за который, к тому же полагался двойной паек. Одно хорошо, сменялись они часто. Как ни мал был радиационный фон, а все же он был, поэтому дежурство длилось всего три часа. Сдав пост двум другим бедолагам, можно было вздохнуть с облегчением. В следующий раз ты придешь сюда только через пару недель. Целую вечность по меркам Убежища. Ну а пока тянутся эти часы, никто не мог заставить их приклеиться к биноклю и впериться в окно как идиоты. Все равно там ничего не было.

Вначале, когда кругом было неспокойно и людно, вахту несли по трое. И в карты можно было перекинуться, и просто потрепаться за жизнь. Хотя внезапное появление под окнами вооруженной оравы в двадцать рыл, меняющей дислокацию, серьезно взвинчивало нервы. Случалась снаружи и стрельба, но все далеко. На них еще ни разу не нападали. Позднее личный состав поста был усечен до двух человек, по поводу чего ходило немало сальных шуточек. Интимная, мол, обстановочка.

Что было под запретом, так это спиртное. Все знали, что у Борисыча, который любил лично принимать доклад у сменяемых с НП, нюх был как у служебной собаки. Учует - на самые грязные работы пошлет, отстойник чистить по колено в фекальных водах. Но трудно было тут не запить, когда вокруг, насколько хватало глаз, усиленных 16-х кратным биноклем, тянулся мертвый город, который так и тянуло назвать городом мертвых.

Последние люди ушли отсюда пару недель назад. Ушли - кто в пригороды, а кто и под серые сугробы, которые тянулись вдоль стен домов. Что в сущность было почти одно и то же. Живые ушли, когда вынесли из квартир все, что можно было съесть, и поняли, что в Убежище, о котором к концу первой недели знал весь район, никого больше не пустят. Мертвых они сначала хоронили во время редких вылазок, а потом махнули рукой, предоставив это снегу, ветру и собакам, которых не брала ни мороз, ни радиация.

Люди с их голой тонкой кожей подвержены ей сильнее других тварей, поэтому никто из тех, кто остался, не выжил. Худые оборванные тени, которые иногда как призраки бродили от дома к дому в поисках завалявшейся в чужом шкафу пачки супа - это уже вернувшиеся, которые поняли, что и в деревнях нечего ловить. Но их было мало.

Энергия светового излучения досталась противоположной стороне дома, и пожар здесь не успел как следует разгореться, прежде чем его потушила обратная волна. Потом в дело вступили дождь и снег, и сегодня в квартире многое могло рассказать о последнем дне жильцов. Выдвинутые ящики и распахнутые дверцы шкафов, разбросанные по полу вещи, все они оживляли в воображении картину лихорадочных сборов перед бегством в никуда. Это сделали не мародеры - даже в спешке с вещами обращались бережно. Они явно надеялись вернуться сюда.

Недавно кто-то из мобилизованных штатских пожаловался Сергею Борисовичу, что ему тяжело находиться тут. Психологически. Мол, зря наблюдательный пункт устроили в жилом доме, а не в одном из научных учреждений по соседству. Майор, конечно, послал его на три буквы, но доля истины в этих словах была. Легче было бы нести караул в лаборатории или лекционном зале, где все безликое, ничье. А тут многое напоминало о прежних владельцах. Книги с закладками. Игрушки, брошенные так, будто неизвестный ребенок только что оставил их и вышел из комнаты на минутку.

В тех зданиях, которые пережили ударную волну, мало кто погиб в первые минуты; у большинства хватило ума и сил покинуть город. Сейчас они умирали от голода и холода километрах в двадцати отсюда. А эти вещи были чем-то вроде надгробных памятников.

Пусть так. Двум бойцам, которые несли вахту сегодня, это было абсолютно по фигу. Нервы у них настолько огрубели, что трудно было придумать нечто, способное задеть их чувства. Гораздо важнее для них было то, что это место было устроено с относительным комфортом. Рядом с кухней располагался утепленный санузел. Все, кто попадали сюда, дивились на это чудо природы - работающий сортир среди руин. Коммунальное водоснабжение заменяло железное ведро с крышкой. Его наполняли снегом, который в хорошо обогреваемом помещении быстро таял. Пить эту воду было нежелательно даже после отстаивания, "козленочком станешь" - для этих целей они приносили с собой канистры из Убежища. Но смывать ей было можно. Само же отхожее место на самом деле было гибридом выгребной ямы и ватерклозета, потому что отходы жизнедеятельности уносились не в канализацию, которой не было, а прямо в квартиру под ними через здоровенную дыру в трубе этажом ниже.

Мельниченко, потянулся, зевнул и метнул окурок в банку из-под кильки в томате.

Еще один плюс. Внизу курить разрешалось только в одном месте, да и там из-за дефицита сигарет к тому, кто вытащит пачку, сразу липли с просьбой поделиться, "а то уши пухнут".

Пора было напомнить напарнику про карточный проигрыш.

- Эй, Ромка. Ты думаешь, я забыл? Или отдавай банку. Или сбацай что-нибудь в тему, - с ухмылкой прогудел он. - А то скучно сидеть.

- Давай в другой раз. Горло болит.

- Чувак, тебя же по-хорошему просят.

Ссориться с Хомяком мало кому хотелось. Он был неопасный, но говнистый. Даже после отлучения от склада Петр продолжал доставать откуда-то деликатесные продукты, и у него всегда водились сигареты.

Роман нехотя взял гитару, которую прошлая смена притащила из соседней квартиры. Прошелся пальцами по струнам, приноравливаясь к расстроенному инструменту. И начал, чередуя пару аккордов и подпевая заунывным осипшим голосом, который хорошо соответствовал содержанию песни.[Author ID1: at Sat Mar 21 20:15:00 2009 ]

На дороге снег заносит трупы,

Сдохли под обоями клопы,

Догорая, крыса скалит зубы,

Так и не добравшись до крупы.

А мы сидим в заваленном сарае,

Есть у нас два ящика вина,

Ах, она такая растакая,

Ядерная зимушка-зима.

Все сгорело: книги и картины,

Детсады, больницы, психдома,

Винные сгорели магазины,

Развалилась прочная тюрьма.

А все одно, сидим себе, бухаем,

Есть еще два ящика вина,

Ах она такая растакая,

Ядерная зимушка-зима...

Песня прервалась, "бард" закашлялся и сплюнул мокроту.