Мечты сбываются - Лев Маркович Вайсенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Баджи приходится выполнять и маленькие мимические сценки: вот спит человек, и ей надлежит тайком, не разбудив его, вытащить из-под подушки платок; вот уличный франт стремится завести знакомство с девушкой, а она противится тому и гонит его прочь; вот две подруги дуются друг на друга, они готовы помириться, но самолюбие не позволяет ни одной из них заговорить первой.
Постепенно темы этюдов становятся более сложными. Без слов, все без слов! Недаром эти этюды называются «немыми». Правда, жестами и мимикой можно при умении высказать очень много, но как хочется иной раз заговорить в полный голос, произнести хотя бы одну фразу, одно слово!..
Уроки актерского мастерства перемежаются с уроками по литературе и истории.
Здесь Баджи ждал приятный сюрприз — преподавателем литературы и истории в техникуме оказался ее старый друг Ага-Шериф.
К занятиям по литературе Баджи относится с особым интересом, к истории — несколько холодней. Конечно, история интересней, чем а, бэ, цэ или гипотенуза, но, в сущности, так ли уж важно знать, как люди жили в старину? Что хорошего в этой старине?
По окончании урока Баджи спешит к преподавательскому столику.
— Кланяйтесь, пожалуйста, от меня Зийнет-ханум! — говорит она Ага-Шерифу.
Закрывая классный журнал, Ага-Шериф приветливо отвечает:
— Зийнет-ханум тебя тоже не забывает, всегда велит передать тебе привет!
На первом проверочном испытании. Баджи получает по литературе «отлично», по истории — «хорошо».
— Помнишь, как ты подглядывала и подслушивала, когда я занимался с учениками? — спрашивает Ага-Шериф, передавая Баджи зачетный листок.
Ей ли не помнить! Помнит она и то, как запрещал ей проклятый Теймур дружить с Ага-Шерифом и Зийнет-ханум, как оскорблял их, как запирал ее на замок, чтоб она к ним не ходила. Ей ли не помнить! Хорошо, что сам он теперь снова крепко сидит под замком!
— Были мы тогда с тобой не у дел… — говорит Ага-Шериф задумчиво.
Баджи морщится:
— Лучше не вспоминать!
— Нет, — возражает Ага-Шериф убежденно, — вспоминать про это необходимо!
— Зачем?
— Затем, чтоб лучше понять, как мы живем теперь. Настоящее мы лучше понимаем и больше ценим, сопоставляя его с прошлым. Понятно?
Баджи кивает головой. И тут ее осеняет: вот, оказывается, для чего нужна история!
На последующем проверочном испытании Баджи отвечает и по истории на «отлично». Спасибо Ага-Шерифу! Ах, если б он был лет на тридцать пять моложе, если бы не был женат на такой славной женщине, как Зийнет-ханум, и если бы она сама, Баджи, не думала так часто о другом человеке — она бы непременно влюбилась в него…
Вот Баджи на уроке пластики и акробатики.
Она в майке, в коротенькой юбке, непокорные черные волосы перевязаны лентой. Ритмично звучит пианино и счет «раз, два, три; раз, два, три!» Баджи изгибается, извивается, делает пируэты… И вдруг она вспоминает старый дом в Крепости и его обитателей: посмотрели бы Ана-ханум и Шамси в каком виде упражняется сейчас их племянница, их бывшая служанка, да еще при мужчинах, — упали бы в обморок от изумления и гнева!
Не меньше удивились и разгневались бы дядя и тетка, если б увидели свою родственницу на уроках сценического фехтования, где будущие актеры обучаются владеть шпагой, рапирой, кинжалом.
Преподаватель говорит:
— Фехтовальные эпизоды на сцене обычно очень коротки, но они должны быть максимально выразительны, так как являются высшей точкой столкновения между героями… Итак… — взгляд его обращается к Баджи, — представьте, что вы в течение долгого времени вынашивали вражду к какому-то человеку, и вот эта вражда вылилась сейчас в смертельный поединок.
Баджи берет в руки рапиру, сжимает рукоять. Глаза ее загораются гневом, ненавистью. Со звоном скрещиваются клинки. Баджи наступает, атакует, пронзает воображаемого врага. Она — олицетворение победы.
ДВОЙНОЙ ПАЕК
Лицо у Халимы грубое, со следами оспы. Она нехороша собой, застенчива. Движения ее угловаты. Не верится, что из нее выйдет актриса.
Но Баджи, наблюдая, как оживает и преображается Халима на уроках актерского мастерства, с какой простотой и тонкостью исполняет самые сложные задания Виктора Ивановича, не может удержаться, чтоб не воскликнуть:
— Халима — талант!
Жизнь Баджи и Халимы во многом сходна. Они легко находят общий язык.
Халима — дочь узбекского крестьянина-бедняка. Девочкой она была выдана замуж за нелюбимого и грубого человека. Настрадавшись с ним, бежала из родного селения в Ташкент, там поступила на работу в ткацкую артель и одновременно стала учиться на рабфаке. В кружке самодеятельности Халима, подобно Баджи, обнаружила артистические способности, и ее направили в Баку, в театральный техникум — единственный в ту пору на Советском Востоке.
Халима нередко рассказывает о том, как жила в прежнее время женщина-узбечка. Страшной была ее доля! Особенно тяжелое впечатление производит на Баджи рассказ о парандже — длинном мешке, покрывавшем тело женщины с головы до пят, и чачване — волосяной маске, скрывавшей женское лицо.
— Это почище, чем в наших краях чадра! — говорит Баджи, соболезнующе покачивая головой.
Халима берет карандаш и на обложке тетради делает набросок паранджи — для большей наглядности.
— Шесть лет ходила я в таком мешке! — говорит она с горечью. — Надела в одиннадцать, сбросила в семнадцать.
На рисунке — длинные пустые рукава, завязанные за спиной.
— А это зачем? — спрашивает Баджи.
— В знак покорности.
Баджи отталкивает от себя рисунок и гневно восклицает:
— Будь они прокляты, эти паранджа и чачван вместе с чадрой! А тех, кто эту мерзость
