Тени Марса - Анатолий Гончар

— Есть, головой! — похоже, главный инженер был готов к подобному повороту событий и нисколько не удивился полученному приказу. Если надо, значит надо, и нечего протоколировать никому ненужную дискуссию.

— А теперь, если все согласны и иных предложений нет, то мы поступаем согласно изложенному ранее плану, подкорректированному новоявленным стратегом. — Генерал улыбнулся и подмигнул смутившемуся от этих слов профессору. — Господа офицеры, все свободны, прошу разойтись по своим боевым постам и расчётам.

— Господа офицеры! — подал команду начальник разведки, и все, одновременно поднявшись, встали по стойке смирно.

— Господа офицеры! — по вновь поданной команде собравшиеся в помещении офицеры стали расходиться.

Через две минуты штабной блиндаж опустел полностью. Офицеры спешили выполнить полученные задания, после чего хотя бы немного вздремнуть. В штабном блиндаже остались лишь трое: Лобенштайн, полковник Хасанов и, собственно, сам хозяин генерал Ильченко. На некоторое время в помещении воцарилась противоестественная тишина. Профессор устало потянулся и, бросив в рот какую-то пилюлю и ни к кому конкретно не обращаясь, задумчиво протянул:

— Интересно, сколь уродливо-изощрённый разум придумал столь кровожадную технику?

Никто ему не ответил. Хасанов, намаявшийся за предшествующие сутки, откинувшись в кресле, спал. Генерал же, напичканный лекарствами и представляющий сейчас из себя ходячую аптечку, безостановочно ходил по комнате и думал о чём-то своём, одному ему известном, словно бы даже и не расслышал заданного вопроса. Лобенштайн пожал плечами и закрыл глаза, стараясь хоть на несколько часов окунуться в сладостные объятья ночной дрёмы. Дверь блиндажа, оказавшаяся не захлопнутой полностью, под воздействием токов воздуха отползла в сторону. Тут же в зияющую щель понесло могильным холодом близящегося рассвета, а чёрный, далёкий небосклон начинал окрашиваться красными лучами восходящего солнца.

Весь следующий день был не хуже предыдущего: визг, вой, скрежет, грохот, разрывы, слепящие глаза, всполохи горящего топлива, черный дым, беспрестанно уходивший к небесам, едкая гарь, разъедающая ноздри. Генерал сновал по передовой позиции, подбадривая измученных бойцов и направляя их действия. Электронный мозг, проанализировавший тактику легионеров, вёл себя более осторожно. Сводная рота, попытавшаяся ворваться в стан противника, напоролась на жёсткий заслон и, потеряв почти половину своего состава, вынуждена была откатиться назад. Наступил вечер. Бой, уже начинавший стихать, вдруг разгорелся с новой силой. Танки, невзирая на ураганный обстрел, стали растаскивать последние остатки заградительного барьера. Генерал был вынужден вывести из укрытия БТРы и бросить их в атаку. Через пять минут они, словно рождественские свечи, пылали в черноте ночи, подожжённые снарядами противника, но задачу свою они выполнили. Враг оставил попытки ещё вечером вырваться за пределы каньона, и утробно всхрапывая двигателями, откатился на прежнюю позицию, чтобы утром, пополнив топливо и боеприпасы, продолжить начатую бойню. Электронный противник тоже тянул время — до окончания расчистки туннеля, ведущего на поверхность, по расчётам главного процессора оставалось еще пятьдесят шесть часов. Механическим войскам требовалось подкрепление.

Раннее утро, залившее поверхность Марса кроваво-красной палитрой, сразу же было озвучено артиллерийскими раскатами и певучим шипением лазерных лучей. Тела и сталь, разум и электроника сошлись в непримиримом поединке. Кто кого? Извечный вопрос противоборства добра и зла. На одной чаше весов жизнь и смерть. И вновь земля вставала на дыбы, металл плавился и растекался огненными ручьями. Кровь заливала раскалённые добела камни. Всё небо было закрыто чёрными полосами копоти, от дыма нечем было дышать. Бойцы, падая от усталости, продолжали сдерживать натиск ничего не чувствующего врага. Солнце, поднявшись над горизонтом, в своем путешествии уже близилось к полудню, когда лежавшего в бессознательном состоянии генерала измученные санитары потащили в сторону пустынного госпиталя, наспех оборудованного в огромном вырытом накануне блиндаже. Из его разбитой головы вытекала алая струйка крови. Взрывная волна, накрывшая командира легиона, бросила его на одинокую скалу. Внезапно, словно по мановению волшебной палочки, наступило непродолжительное затишье. Противник проводил перегруппировку для решительного и, как ему теперь казалось, последнего удара. Электронный мозг, проанализировав получаемую с линии фронта информацию, просчитал и понял, что людей осталось слишком мало, чтобы суметь удержать его воинство. Еще один натиск, и стальная армия сметёт противника и вырвется на просторы пустыни, чтобы, наконец, закончить начатое тысячелетия назад дело.

Полковник Хасанов, единственный из старших офицеров, всё ещё умудряющийся оставаться целым, пользуясь передышкой, собрал вокруг себя всех уцелевших бойцов и командиров. Из числа офицеров, не считая его самого, в строю остался лишь низкорослый, но кряжистый лейтенант Тимонин да лейтенант Дворжиков — танкист, оставшийся без своего танка и экипажа. Лица бойцов и командиров были черны от копоти, одежда изорвана, залита своей и чужой кровью, у многих сквозь разодранные комбинезоны на руках, ногах, голове виднелись некогда белые, а теперь уже сильно потемневшие бинты. Полковник молча обходил сидевших на земле бойцов. Поставить их в строй у него не хватило бы совести. Они были достойны слушать его сидя. Он прошёлся взглядом по их усталым лицам, по избитым, израненным о камни кистям рук, крепко сжимавшим оружие, и понял, что у них ещё есть надежда, не всё потеряно, такие люди просто так не отступят. Он снова, в который уже раз пересчитал их — пятьдесят шесть бойцов, два лейтенанта и он, полковник. Это слишком мало, чтобы продержаться этот день и еще ночь. Силы и огневая мощь противника таяли, но их по прежнему оставалось слишком много. К тому же он знал, что в любую минуту на поверхность из невообразимых подземелий может вырваться бесконечная колонна ещё не вступавшей в бой бронетехники, но он видел лица бойцов и верил: несмотря ни на что они выстоят. Хасанов вытер рукавом кителя лицо — пыль и копоть, чёрными разводами осевшие на нём, лишь слегка перемешались, но оно так и осталось покрыто их тёмным налётом и, сев напротив бойцов, задумался. Он молчал долго. Его глаза были полуприкрыты. Казалось, он погрузился в транс. Наконец, он пошевелился и заговорил, но очень тихо, словно полковник не желал нарушать покой царившей вокруг звенящей тишины:

— Много наших товарищей полегло, сражаясь с обезумевшими чудовищами. Но все жертвы, и всё, сделанное нами, будет напрасным, если мы не продержимся еще день. Хотя бы один день! — полковник говорил, и голос его креп. — Сегодня в окопах будут все, кто может держать оружие. Даже санитары и врачи будут не у операционных столов, а на поле боя; не с медицинскими сумками в руках, а с тяжёлыми армейскими бластерами. Потому что все мы знаем: если не удержать танки в каньоне, они вырвутся и уничтожат на равнине всё живое. Задача, стоящая перед нами проста и понятна: не пропустить противника за периметр. Я не буду отдавать приказы, я просто буду с вами, и если я погибну, не стоит придавать этому значения, не я первый, и, к сожалению, не я последний. Этот бой каждый будет вести самостоятельно, до последней капли крови, но чувствуя руку стоящих рядом товарищей. Я верю, что мы справимся. Через две минуты мы выдвинемся на наши позиции и не уйдем оттуда, иначе как победив.