Тени Марса - Анатолий Гончар

— Шкура! — невольно вслушиваясь в доносившиеся из-за стены звуки, подумал генерал, и каким- то внутренним чутьём представив, как всё обстояло на самом деле, заскрежетал зубами. Неумеренная жажда собственноручно придушить гада, временно притупила боль потери и, казалось, придала сил. Ему хотелось действовать, бежать, идти, ползти, чтобы найти и наказать подонков и негодяев.

"Но кто ты, чтобы столь строго взимать за чужие ошибки и слабости, пусть даже они невольно и обернулись чьей-то гибелью?! — внезапно мелькнувшая в голове мысль заставила взять себя в руки и успокоиться. — Что есть большая добродетель — наказать злых или спасти невинных? И кто, кроме бога (если он существует), может определить меру воздаяния? Если мы не можем соизмерить собственные поступки, то как мы можем выбрать мерило чужих? Бог… я хочу, чтобы он был, чтобы он существовал в заоблачных далях! Без него, всё видящего и всемогущего, моё существование теряет смысл. Если его нет, то как я смогу встретить её снова, когда уже не осталось никакой надежды?! "

Предоставленный генералу глиссер, несмотря на неказистый вид и упрощённую систему управления, оказался быстр и маневрен, а установленная на нём звукоизоляция, поглощавшая практически все звуки, была великолепна. Первые мгновения Иван летел, просто наслаждаясь движением и окружающей тишиной. Затем, по мере набора высоты, он стал возвращаться к цели своего полета, и его внимание вновь возвратилось к расстилающемуся внизу Ново-Марсианску. В городе царил хаос. В поисках нужной улицы пропетляв немного по его кварталам, генерал, наконец, смог разглядеть внизу приземистое здание интерната и, снизившись, посадил глиссер на небольшую площадку прямо перед его парадной дверью. На протесты выскочившего из дверей охранника генерал лишь небрежно взмахнул своим удостоверением и, оставив растерянного "дядечку" стоять у порога, шагнул вовнутрь. Дверь за ним негромко скрипнула и закрылась. В просторном светлом помещении, разделённом на отдельные квадраты по принципу игровых комнат, мельтешила ребятня. Большинство лиц выглядели озабоченными, некоторые были откровенно заплаканными, в покрасневших глазах отражалось свалившееся на них поистине не детское страдание и горе. Кто-то из детей ещё пока надеялся встретить родителей, а кто-то уже давно их оплакивал. Даже самые интересные книги, фильмы и компьютерные игры не могли отвлечь их от свалившейся на них беды. Глядя в их глаза, генералу хотелось плакать и рвать на себе волосы от бессилия. Он не чувствовал за собой вины, но воспринимал их боль как собственную, и терзался от того, что не в силах был сделать большего. Он шёл по коридору всё дальше и дальше, и в эти мгновения пути ему хотелось умереть там, на поле боя, только бы не встречаться взглядом с этими заплаканными детскими глазами… Он едва сдерживался, чтобы не упасть на колени и не разрыдаться. Но вот прямо перед ним оказалась комната с цифрами 148 — отдельная "келья" его дочери. Он остановился, несколько раз глубоко вздохнул, приводя себя в порядок и, кое-как успокоившись, постучался.

— Войдите, не заперто, — донёсся до его слуха внезапно повзрослевший голос дочери. Он еще раз вздохнул и, отворив дверь, шагнул в комнату в ощущении, что прыгает с борта десантного глиссера в распахнувшуюся за бортом бездну.

Едва увидев отца, девочка бросилась в его распростёртые объятья. Но на полпути она вдруг остановилась, на её лице отразилась бесконечная мука, но, упрямо закусив губу, она сделала шаг вперед, затем ещё один и ещё… Она хотела, чтобы её походка выглядела уверенно-бодрой, но к генералу она подошла, уже едва переставляя ноги. Когда остановилась, её тело — плечи, руки, ноги, мелко подрагивали, а бледные губы кривились, словно сделанные из гнутой проволоки.

— Папа, где ты был? Почему ты не спас маму? — по щекам Нины бежали слёзы. — Где были вы, сильные, мужественные защитники, когда мама выводила нас из школы? Молчишь? — Она прислонилась к отцу и ударила его кулаком в грудь. От казалось бы лёгкого, детского удара, боль пронзила его израненное тело. Генерал вскрикнул и побледнел, едва ли не теряя сознание. Девочка, невольно вздрогнув от отцовского крика, подняла глаза, и её взгляд остановился на его совершенно белых волосах. Она уткнулась лицом в генеральский китель и, обняв, разрыдалась.

— Прости, папа, прости меня…

Кто прав? Тот, кто может дышать, чувствовать, или тот, кто выполняет заложенную в него программу? Где есть истина? Казалось бы, риторический вопрос, но для каждой стороны победить — означало сделать то, что должно, а значит совершить добро…

Часть 2

Кровью было залито всё: стол с разбитой фарфоровой пепельницей, ножки стульев, кожаные подлокотники кресла, малиновый в белую крапинку слонёнок, сделанный из папье-маше, литые бронзовые фигурки ангелов…

Сергей крепко выругался и, резко откинув одеяло, встал с кровати. Видеофон, покраснев от напряжения, выдавал душераздирающие трели. Ещё не совсем соображая, Ляпидевский сонно потянулся и только тогда снял трубку.

— Слушаю, — буркнул он и открыл рот, что бы зевнуть, но голос, зазвучавший в ухе, заставил забыть не только зевок, но и вообще про все радости жизни вместе взятые.

— Через полчаса — у меня. Может случиться страшное, опасность грозит всем… Заберешь розовую дискету, — буркнул знакомый голос, и тут же в трубке раздались короткие гудки. Посмотрев на номер звонившего, Сергей понял, что послание было отправлено с автоматического уличного телефона. Внизу под номером стояло указание о задержке отправления на два часа. Это выглядело, по меньшей мере, странно.

В квартире бывшего легионера Сергея Ляпидевского, как всегда, царил беспросветный бардак. Синие джинсы тёмным комком валялись на полу близ кровати, светлая рубашка, придавленная сверху серой курткой, кособоко висела на стуле. Сергей нагнулся, поднял брюки и стал поспешно одеваться. Размышлять о том, что же всё-таки случилось, у него не было времени. Раз было сказано, что нужно поторопиться, то следовало поторопиться. Натянув на себя брюки, а затем и рубашку, он скользнул к шкафу и вынул из него короткоствольный десантный бластер. Привычным движением прицепив наплечную кобуру, Сергей сунул в неё оружие и скрыл её под серой джинсовой курткой. На мгновение показалось, что он вернулся на Марсианскую пустошь. Во рту появился неприятный привкус соли и пота, в ноздри ударил запах дыма. Но наваждение прошло. Он провёл кончиком языка по зубам и не ощутил ничего, кроме безвкусной слюны. В животе требовательно заурчало. Осознав важность момента, Сергей пересёк комнату и оказался около огромного квадрата вмонтированного в стену холодильника марки "Атлант". Он поднял руку и нажал указательным пальцем маленькую розовую кнопку, едва видимую на фоне цветовых обоев. Послышалась бравурная мелодия, и холодильник гостеприимно распахнулся, открывая внешнему миру свои внутренности. Палка колбасы, заплесневевший кусок сыра, банка горчицы "Флотской" "столетней" давности и ломоть чёрного хлеба вальяжно раскинулись во внутренних просторах холодильника, больше в нём ничего не было. Сергей хмыкнул так, словно надеялся, что за ночь в холодильном аппарате появится что-нибудь новенькое. Разочарованно поскребыхав пальцами подбородок, он сперва вознамерился его закрыть, затем передумал, протянув руку, вынул кусок сыра и, внимательно осмотрев его, закинул в широко распахнутую пасть мусорного утилизатора. Теперь в холодильнике из съестного оставались ломоть хлеба, горчица, палка колбасы. Вновь досадливо покачав головой, Сергей, протянув руку, сгрёб всё оное "разнообразие" (не считая горчицы) в пятерню, оторвал зубами изрядный кус колбасы и, на ходу закусывая его чёрствым хлебом, выскочил на лестничную площадку. В голове настойчиво стучали тревожные молоточки. Что-то не на шутку встревожило всегда спокойного старикана. Похоже, слишком серьёзное, если тот даже не удосужился поздороваться. Чёрная сталь бластера приятно холодила тело. Само оружие и ожидание предстоящей опасности всколыхнули в нём былые воспоминания…