Двойная игра - Гюнтер Карау

Коммерческий директор Хемпель.

1.2.

В одной из оснащенных телефоном боковых комнат каталожного зала государственной библиотеки дежурит Холле. Гостья должна пожаловать в одиннадцать. Но уже в девять маленький «рено» пересекает мост Зандкрутбрюкке — там, где старый канал образует границу между портами Гумбольдхафен и Нордхафен. На контрольно-пропускном пункте, что на Инвалиденштрассе, владелица «рено» предъявляет удостоверение на имя Виолы Неблинг, проживающей в Марбурге-на-Лане, и разрешение на въезд и пребывание в ГДР в течение дня.

Холле, к которому поступает данная информация, испытывает и облегчение и беспокойство одновременно. Вернер прав: птичка прилетела тем же путем. Но что она собирается делать в течение двух часов, оставшихся до посещения библиотеки? Вести за ней наблюдение вроде бы не составляет труда. Но пока не выявлено ничего подозрительного. «Рено» мотается по центру от одного книжного магазина к другому, от одной антикварной лавки к другой. Владелица автомашины, существо, похожее на гнома, так высоко взбившая свои жесткие кудряшки, что ее голова напоминает подстриженное буковое дерево, привлекает к себе внимание. Расплачиваясь везде западной валютой, она покупает вазу в стиле бидермейер и очень дорогую папку с набором гравюр работы какого-то английского художника. Все это копии с японских оригиналов, выполненных тушью. Подобное, как уже известно Холле, более чем детально изучившему дело «Мертвый глаз», играло определенную роль в отношениях между Неблингом и доктором Баумом. Что это — намек? Но на что?

Нежданно-негаданно около 10.30 звонит сам Йохен Неблинг. Оказывается, кузина разыскала его по телефону на заводе и договорилась пообедать с ним в ресторане. Холле ругается про себя: хороши наблюдатели, если не заметили, как Виола звонила по телефону. Но откуда ей известно, где работает кузен? Совершенно очевидно, что У нее имеются связи не только с библиотечными архивами. И Вернер, которому Холле докладывает по телефону, высказывает озабоченность по этому же поводу. Он не исключает, что кое-кто пытается, правда, с опозданием, отомстить Йохену Неблингу, и настаивает на усилении мер безопасности.

Посещение Виолой библиотеки не дает ничего нового. Как и было написано в ее письме, она желает посмотреть несколько очень цепных, недавно обнаруженных японских рукописей, которые в конце прошлого века были привезены в Европу каким-то авантюристом, морским офицером. Ей разрешают ознакомиться с рукописями в присутствии сотрудника библиотеки. Она заказывает несколько фотокопий, которые намеревается забрать вечером. Ее дальнейшие намерения или какие-либо контакты остаются невыясненными.

Досадная оплошность происходит на улице. Покинув государственную библиотеку, Виола направляется к своей машине, которую она, обманув бдительное око полицейских, поставила за каштановой рощицей, в небольшом переулочке, поскольку улица Унтер-ден-Линден временно закрыта для движения. В этот момент к зданию Старой Караульни, построенному архитектором Шинкелем, приближается президент одной из африканских стран, находящийся с официальным визитом в Берлине и пожелавший официально же возложить венок к Вечному огню. По Унтер-ден-Линден к месту возложения венка с флажками и пестрыми платками устремляются темнокожие молодые люди — соотечественники президента, в большинстве своем студенты, обучающиеся в ГДР, чтобы поприветствовать главу своего государства. Вид у Виолы настолько экзотичен, что они принимают ее за соотечественницу и тащат ее, изумленную и сопротивляющуюся, за собой. Возникает толчея, и нельзя понять, случайная ли это встреча или искусно срежиссированный спектакль.

Виола Неблинг безнадежно зажата в толпе. Наблюдатели, высланные Холле, и люди, охраняющие президента, устраивают неразбериху. Когда по завершении церемонии президент обращается к своим землякам с дружеским приветствием и, продвигаясь вдоль оцепления, пожимает протянутые к нему руки, он, естественно, пожимает руку и Виоле.

Холле узнает обо всем этом по радио уже по пути на место и успевает предотвратить самую большую неприятность. Когда Виола Неблинг, наконец-то выбравшись из толпы, направляется к своему все еще находящемуся в кругу оцепления автомобилю, ее там поджидают два молодых человека. В последний момент им подают сигнал потихоньку удалиться.

В то время как Йохен Неблинг приближается к ресторанному столику, за которым сидит его кузина, та еще не пришла в себя от неожиданного приключения. Похожая на черного гнома, энергично жестикулируя, она громко рассказывает о том, как попала в руки целой своры восторженных мавров. Она до сих пор не понимает, что же, собственно, произошло. Ничего не может понять из ее путаного рассказа и Йохен Неблинг. Лишь после того как он заказывает ей двойную порцию коньяка, она немного успокаивается. Они пьют за свидание и тут же поправляют себя: «За знакомство!» По лихой манере опрокидывать рюмку с коньяком Йохен узнает в кузине дочь тети Каролины. Она же испускает глубокий вздох и смотрит на него широко раскрытыми глазами:

— Вот, значит, как выглядит Каролинин любимчик! А знаешь, я ведь всегда ревновала ее к тебе. Только я представляла тебя почему-то более молодым, а ты похож скорее на моего дядю.

— Очень любезно с твоей стороны.

— Пойми меня правильно — на дядю, с которым не стыдно появиться где угодно. Ну а теперь скажи: чем ты собираешься меня потчевать?

Он заказывает судака с картофелем в укропном соусе. Ее аппетит не уступает ее словоохотливости. Они еще не успевают съесть суп, а ему уже становятся известны все драматические повороты ее судьбы: Каролина… ее пивная… пансионат… побеги… любовь… путешествия… автомобильные катастрофы… учеба в университете… И неизменный интерес к японским поэтам, японским соблазнам… И Йохен мысленно спрашивает себя, каким образом этот непоседливый дух попал на трону науки и что из этого получится…

О недавно обнаруженных рукописях она говорит, закатывая от восторга глаза. Они станут основным материалом для переработанной докторской диссертации[25]. Нужно только проверить, что собой представляет этот богато иллюстрированный текст: неизвестную ранее прозаическую версию некоторых драм середины эпохи Хэйан[26] или своеобразные указания для режиссера? Но в любом случае они в совершенно новом свете покажут Японию тех времен, когда она еще не испытывала на себе влияния европейской культуры. При дальнейшем аналитическом исследовании может выясниться, что основные положения дальневосточных философских школ, нашедшие выражение в древнеяпонской поэзии, имеют гораздо больше, чем это предполагалось до сих пор, параллелей с мифологией стран Запада. Бои драконов с ветрами, подобно древнегреческим легендам о битвах титанов и древнегерманским сказаниям о гибели богов, разукрашенные описаниями преображений и жестокостей, должны получить совершенно новую интерпретацию. Собственно говоря, речь идет о трех драконах: красном, зеленом и белом, то есть о загадке человеческого существования, столь же загадочно выразившейся в понятии триединства, которое нашло свое идеалистическое воплощение во всех великих религиях, основывающихся на легенде о воскрешении, в то время как четыре ветра: северный, восточный, южный и западный — напротив, символизируют нерушимую гармонию универсума. И это вполне диалектическое противоборство между человеческим разумом и силами природы вплоть до нашего времени находит подтверждение в многочисленных символах и свидетельствах, прежде всего в стремлении признающих детерминизм высокоразвитых азиатских народов бросать вызов судьбе и случаю. Например, в китайской игре маджонг три дракона играют ключевую роль, а в японской игре го борьба в четырех углах доски символизирует противоборство таинственных сил, правящих миром.

Йохен Неблинг принуждает себя внимательно слушать, хотя никак не может уследить за сумасшедшими гипотезами кузины. он пытается уловить нюансы или какой-то тайный смысл в ее словах, что было связано с содержанием полученного им письма. Однажды он даже перебивает кузину: принимается рассказывать ей о дебютной фазе го, в ходе которой, задолго до того, как начинается собственно борьба, возникают, казалось бы, безобидные контакты и происходят соприкосновения черных и белых фишек — своеобразная встреча без столкновения, а под конец спрашивает, не считает ли она, что в этом и заключается смысл существования человечества, которое стремится к сотрудничеству. Выразиться яснее он не хочет и не может.

Кузина энергично отмахивается: сама она в го не играет и считает это пустой тратой времени. Го лично для нее — все равно что опошление мысли, неумение оторваться от конкретики, к тому же эта игра непонятна до конца даже знатокам. Ну а сама Виола, будучи профаном, вообще ничего не понимает в ней. Но тут она вдруг вскидывает веер ресниц и, одарив его лучезарной улыбкой, восклицает: