Двойная игра - Гюнтер Карау

— Да, Хопкинс, вы сделали все, что смогли.

— Немедленное возвращение самолетом — наш единственный шанс.

— Что касается вас, конечно…

— Я серьезно, Дэвид. Даже в вопросе, касающемся жизни и смерти, вы не можете больше на меня рассчитывать.

— Не волнуйтесь, — слышится мягкий смех Дэвида, — я уже мертв. Я могу теперь быть спокоен, если вы все сделали так, как я просил, Хопкинс…

Что за чепуха? Виола Неблинг не знает, верить ли своим ушам. Неужели это Дэвид говорит о своей смерти? Кто сошел с ума — она или те, другие? У второго человека, которого Дэвид называет Хопкинсом, очень низкий голос, который полость вентиляционной трубы превращает в хрипение умирающего, и Виола уже ничего не разбирает из того, что он говорит. Она лишь с ужасом понимает, что про смерть они упоминают не в шутку. Больше всего ей сейчас хочется крикнуть: «Кончайте ваш глупый треп! Позаботьтесь наконец обо мне!» — но любопытство побеждает, она жаждет узнать обо всем, поэтому осторожно отодвигается от «рупора». Да, так лучше: на расстоянии голоса меньше искажаются.

Человек по фамилии Хопкинс говорит по-немецки, но в отличие от Дэвида Штамма у него чувствуется американский акцент. По всей видимости, он отчитывается в чем-то перед Дэвидом, а тот прерывает его короткими вопросами. Виола напряженно слушает, но не может понять, что к чему. Речь идет о третьем человеке, по фамилии Шмельцер, и еще об одном, по фамилии Мампе, который работает на Шмельцера. Или уже не работает? Правильно ли она поняла, что эта работа завершилась кровавым концом? Какое отношение имеет Дэвид к подобным делам (речь идет о нелегальном провозе людей через границу)? Для чего Дэвиду понадобился паспорт этого Шмельцера? И что имел против этого Мампе? Мампе, насколько понимает Виола, руководитель транспортной фирмы, но в разговоре упоминается и другая фирма, которую именуют просто фирмой, без всяких уточнений. Она-то, как докладывает Хопкинс, и схватила Шмельцера.

— Вы будете смеяться, Дэвид: старое кафе для любителей го, в котором вы часто сиживали, все еще существует. Его немного модернизировали и сделали при нем сауну. Туда-то я и направил Шмельцера под предлогом, что вы ожидаете его на предмет вручения паспорта. И пока он потел в сауне, я занялся его одеждой. Вот его паспорт.

— Спасибо.

— Ему я оставил копию, которую он принес для вас, а кроме того, сунул в карман его пиджака пару фишек для го. Наши люди из фирмы, конечно, засекли посещение Шмельцером старого кафе. Когда они в свою очередь занялись его барахлом и обнаружили фальшивый паспорт и фишки, им все стало ясно. Наконец-то они настигли доктора Баума! Теперь им нужен был лишь материал, записанный на пленку. Но он все время находился у меня. Вот он! Осторожнее, аппаратура снабжена, как вам известно, блокирующим устройством!

— Не знаю, как благодарить вас, Хопкинс.

— Все это ради вас, Дэвид. Что касается благодарности соотечественников, то с этим, по всей видимости, придется подождать.

Виола слышит, как оба тихо смеются. И ей чуточку смешно из-за той нелепой ситуации, в которой она оказалась, а также из-за того, что Дэвид занимается какими-то непонятными, странными вещами и тщательно от нее это скрывает. Она думает, что пора как-то обнаружить себя, но в это время слышит, как Хопкинс говорит:

— Все остальное пошло как по маслу. Конечно, для Мампе Шмельцер по-прежнему оставался Шмельцером. И когда фирма дала понять людям Мампе, что со Шмельцером, он же доктор Баум, пора разделаться, они рассчитались с ним. Они не хотели терпеть кого бы то ни было, кто самостоятельно проворачивает дела. Это не только помеха, но и фактор риска, как всем известно. Удобная возможность вскоре появилась. Задание, фирмы соответствовало старой формуле: живым или мертвым! Мампе решил сыграть наверняка и навсегда избавиться от Шмельцера. Трое его людей переправили Шмельцера через границу. В целом чистая работа.

— Будем надеяться, — говорит Дэвид.

Несколько мгновений царит молчание. Виола обдумывает, не лучше ли потихоньку ретироваться, как вновь раздается голос Дэвида:

— Когда отправляется ваш самолет?

— Через три часа. Прямой рейс. Если все будет нормально, то завтра утром в положенное время я буду сидеть за своим рабочим столом.

— Привет от меня Вашингтону, Хопкинс! И дому сумасшедших в Лэнгли[27]. Там-то вздохнут с облегчением: наконец-то мое имя можно будет стереть в программе компьютера.

Для Виолы история все больше и больше запутывается. Дом сумасшедших в Лэнгли? Компьютер? Может быть, Дэвид пьян? И где же он в конце концов? Она пытается сориентироваться в темноте, делает несколько неуверенных шагов по бетонному откосу и оказывается на решетке водостока, С этого места, где со всех сторон открывается более светлое небо, она может оглядеться. Над высокой балюстрадой темнеют две головы, на одной из них — шляпа.

— Дэвид? — осторожно зовет она.

Голова в шляпе тотчас исчезает за стеной. Слышится металлическое щелканье. Голова без шляпы, с продолговатым затылком, по которому она в профиль узнает Дэвида, поворачивается к ней. Шаги приближаются. Она с облегчением чувствует, как знакомые руки ложатся на плечи и слегка их сжимают. В нагрудном кармане у Дэвида она замечает прямоугольный предмет. И вот уже Дэвид прикасается к ее щекам своими теплыми губами.

— Детка, — говорит он, — ты, чего доброго, разыщешь меня и в аду.

Она притягивает его голову и шепчет ему на ухо:

— Дэвид, кто этот человек?

— Какой человек?

— Там, — указывает она кивком в темноту. — Он еще там, я чувствую это.

Дэвид тянет ее к двери. По темной лестнице он идет впереди нее.

— Из обслуживающего персонала. Рабочий-ремонтник, — не задумываясь объясняет он. — Что ты так волнуешься? Иногда я беседую с ним, когда выхожу подышать воздухом.

«Почему ремонтники в берлинских отелях носят по ночам такие же шляпы, как американцы на конных скачках?» — размышляет Виола. В лифте она задумчиво рассматривает покрасневшее на морозе лицо Дэвида, отчего еще контрастнее белизна его висков.

— Рад тебя снова видеть, — говорит он как ни в чем не бывало, будто они встретились в вестибюле, а не на крыше отеля. — Наметился ли прогресс в твоих поисках?

Забыв о загадочных обстоятельствах их встречи, она начинает темпераментно излагать впечатления прожитого дня. Из своей комнаты она приносит фотокопии рукописей государственной библиотеки. Потрясающе, неповторимо, незабываемо! Она бросается Дэвиду на шею и благодарит за путешествие, позволившее ей сделать это открытие. Он, улыбаясь, отстраняется. Наконец ему удается снять пальто. Из нагрудного кармана он осторожно вынимает маленький магнитофон и запирает его в сейф, спрятанный в стене за сдвигающимся в сторону зеркалом.

Виола подкрадывается к нему со спины и закрывает ему руками глаза.

— Тебе привет от господина Будды, — говорит она и вкладывает ему в руку купленную в восточноберлинском антикварном магазине папку с гравюрами.

Он переворачивает титульный лист, и ему с первого взгляда становится ясно, какое это оригинальное и редкое издание.

— Поистине удачная покупка.

Он с интересом рассматривает гравюры, и все же в его реакции заметно некоторое разочарование.

Она подходит к бару-холодильнику, вмонтированному в шкафчик из красного дерева, отделанный под старину, н звенит бутылками и хрусталем. Доверху налитые бокалы, которые она осторожно ставит на стол, сразу запотевают.

— Водка, — поясняет она. — Выпьем за мой удачный визит на ту сторону.

— На здоровье, — говорит Дэвид по-русски. — За твой успех!

Он осторожно цедит водку через сложенные трубочкой губы — так, как обычно пьют горячий чай. Некоторое время они сидят молча.

Затем Виола тихо произносит:

— На крыше все-таки был человек, и вовсе не рабочий-ремонтник. И ты знаешь это.

— А что знаешь ты?

— Я слышала ваш разговор. С каких это пор ремонтников доставляют в берлинские отели на самолете из Вашингтона?

— Кто тебе такое сказал?

— Ты!

Он задумчиво смотрит на нее: Что тебе еще известно?

— Его фамилия Хопкинс.

— Тихо! Забудь это имя навсегда!

— Попытаюсь. Но зачем ты меня пугаешь? Вы говорили о твоей смерти. Что все это значит?

Он вытягивает длинные ноги и с отсутствующим видом рассматривает носки своих ботинок. Она восхищается его хладнокровием, но вдруг слышит это нервное клацанье фишек в его руке.

— Кто такой Шмельцер? — продолжает она упорно расспрашивать. — Какое отношение имеет его смерть к тебе?

— Все это неинтересно, — тихо говорит он. — Интересно другое: если ты слышала меня, значит, могли подслушать и другие.

— Я была одна. Звуки доносились через трубу. Так что не беспокойся.

Он берет ее за руку и сажает рядом с собой в кресло: