Взрослое лето - Владимир Голубев

– Мужики, вы чё?

– Мужики на лесоповале лес валят, – сухо разъяснил незнакомый мужчина, вмешавшись в разговор, и выключил из розетки переноску. – Иди, командир, показывай, где твой шкафчик.

– Да там, в раздевалке, – ошарашенно отвечал слесарь, не отходя от машины, словно ища у неё помощи. – Мне бы тут доделать малость, хватит полчаса, и всё.

– Освободишься, лет через двадцать и докрутишь, – пошутил оперативник.

Дмитрий недоуменно посмотрел на Макеева, словно ища у него защиты, его красноватое от загара и повышенного давления лицо в эти мгновения казалось добрым и родным. Но тот в ответ пожал плечами и отвернулся, равнодушно разглядывая стены ангара.

– Ну у вас и шутки.

– А что так переживаешь-то? – спросил опер, упрямо глядя в перепуганные глаза. – Поджидал, когда придут за тобой? Дождался. Надо было самому к нам притопать, так и на душе легче стало бы, а?

– Не пойму, о чем вы?

– Переодевайся и пойдём. Следователь всё расскажет.

Троица гуськом прошла в раздевалку.

– Открывай, – сказал незнакомец.

– Сейчас, – Дмитрий достал из кармана ключ и повернул на один оборот, дверца металлического ящика распахнулась, противно поскрипывая петлями.

– Не возражаешь, если я гляну, нет ли тут оружия, а то сдуру шмальнёшь по нам, оставишь наших деток сиротами.

– Да смотрите, мне нечего скрывать, – приободрённый видом слесарей, ответил Дима, хотя сердце грохотало в груди, словно поршень после разрыва шатуна.

Опер двумя пальцами ощупал карманы и оглядел шкафчик, ничего опасного не имелось.

– Одевайся, пошли.

– А куда? Почему вы не зачитываете мне мои права? – спросил Дима. – Из-за рыжего журналюги пришли?

– Фильмов буржуйских насмотрелся. А мы, брат, не в Америке. У нас следователь разъяснит тебе твои права и обязанности. Зато мы, в отличие от ихних копов, не палим из стволов по людям без особого повода. Усёк, грамотей. Макеев, что за журналист, почему не рассказал?

– Побил он тут одного паренька нашего, с посёлка. Но тот не стал писать заявление, и я отказал в возбуждении уголовного дела.

Оперативник посмотрел в глаза побледневшего слесаря.

– Буйный, значит, склонный к побегу? Не советую.

– Понял, не дурак.

Диму доставили в опорный пункт полиции. Кабинет участкового не блистал чистотой и не отличался порядком. Вдоль стены стояли два бака с бражкой, в углу куча из змеевиков, мешков не понятно с чем, а ещё банки с соленьями. За столом Макеева как у себя дома, расположился Михаил Владимирович, сдвинув на край бумаги участкового. Перед ним в жёлтых обложках лежало три пухлых тома уголовного дела по факту убийства Белкиных. Рядом светился ноутбук и принтер.

– Михаил Владимирович, вот и господин Дмитрий Сергеевич Прозоров! – сказал оперативник, – Права требовал ему зачитать, учтите. Выходит, любит смотреть американские боевики. Молодец!

– Здравствуйте. Да ничего я не требовал, так, пошутил, – как можно равнодушнее ответил слесарь.

– Приветствую. Присаживайтесь, пожалуйста, Дмитрий Сергеевич! Шутник вы наш дорогой! Видите, сколько народу собрали. Вот сюда усаживайтесь и подвигайтесь ко мне поближе, и я вас быстренько допрошу по факту убийства семьи Белкиных, пока, правда, в качестве свидетеля. А дальше как карта ляжет, зависит, дорогой мой, только от вас. Всё понятно?

– О! Фу-у-у, – выдохнул Дима и опустил голову. – А я тут ни при чём, я ничего не знаю.

– Ну, это мне решать, с судьёй и прокурором, кто здесь при чём, а кто нет. Я, Михаил Владимирович Колумбов, следователь по особо важным делам следственного комитета. Знакома вам такая контора, а? Молчите, ну молчите, ваше право. А о том, почему вы ничего не знаете, мы и поговорим. Это только по телеку следаки и опера беседуют на улице или в кафе, но у нас, к сожалению, не сериал, животы у оперов не болят и ноги не отнимаются. У нас здесь не роман про ментов, у нас суровая правда жизни, никто не верит словам, потому всё будем записывать. А камера с решётками на окнах у нас тоже, заметьте, не киношная, а настоящая, с ужасными запахами и железной дверью. А сейчас, пока я буду заполнять протокол, вы почитаете в уголовно-процессуальном кодексе про свои права и обязанности. Читать умеете?

– Умею.

– Тогда держите, братец.

Дима взял в руки книгу в синем мягком переплёте и попробовал прочитать абзацы, отмеченные следователем. Буквы в глазах плясали, а подлые строчки расползались в стороны и ему не поддавались. Но он собрал свою волю в кулак и кое-как дочитал ненавистный текст статьи. Со школы он переносить не мог эти корявые буквы, книги и всё, что с этим связано, его пугали листы бумаги, заполненные убористым шрифтом. Он не понимал, как Мила или Алёнка могли целый день напролёт не отрываться от книг. Нет, это было выше его понимания!

Но импровизированный читальный зал только начинал свою работу. Следом в руках у Димы зашелестел свежеотпечатанный протокол допроса:

– А вот ещё пятьдесят первая статья Конституции Российской Федерации, пожалуйста, внимательно прочтите, а потом надо будет расписаться, что ознакомлены с её положениями, не давать показания против себя и своих близких.

– Угу.

Дмитрий со второго раза прочитал всё написанное, но от этих непонятных слов и оборотов ему стало тошно и до бешенства обидно, и он ещё ниже склонил голову.

– Да клиент-то готов, белеет уже, – тихо сказал Михаил Владимирович, глядя на опера. – Не наезжали, случаем, на пассажира-то?

– Нисколечко, гарантирую, всё, как в аптеке.

– Ох, знаю я вашего зелёного змия на рюмке, намедни одного пациента еле отпоили сердечными каплями. Ну, ладно, надо начинать работать.

– Вы ознакомились с правами и обязанностями.

– Угу.

– Всё понятно?

– Да.

– Расскажите о своих отношениях с семьёй Белкиных.

– Прямо с детства?

– Валяйте с детства.

Дима, собрав остатки воли, начал рассказ о давнишнем знакомстве с Милой, ещё в далеком первом классе, о том радостном первом сентября, об учёбе, о её родителях и своих благих намерениях жениться на однокласснице.

– Понятно, а где находились в день убийства?

– Не помню.

– Как «не помню»? Весь посёлок вместе со мной лес прочёсывал, на руках выносили раненых. А он, будущий зять, не помнит, где был. Тебе не стыдно, Дмитрий Сергеевич Прозоров? Ты думай, а вы, – следователь повернулся к оперативнику и участковому, – давайте к его родителям и без протоколов допросов не возвращайтесь. Пусть тоже напрягут память и вспоминают, где сынок пропадал, и ещё зайдите к соседям и с работы притащите пяток, пока мужики по домам не разбежались.

– Начальник, может не надо?

– Надо, Дима, надо. Признаёшься ты сейчас, не признаёшься, все равно придётся народ допрашивать, подтверждать или опровергать твою версию. Ну, слушаю тебя. А вы что тут стоите, обойдусь и без вас, езжайте.

Участковый и оперативник пошли к выходу, следователь кивнул Прозорову, мол, давай, рассказывай.

– Не убивал я, Богом и родителями клянусь.

– Верю, не похож ты на убивца. Кишка у тебя, Дима, тонка. Где был, говори как на духу. Всё равно узнаем, максимум через час. Посёлок маленький, гаечный ключ и то не сопрёшь!

Прозоров молчал, родители были дома, и он понимал, что через несколько минут всё и так всплывёт наружу. Покраснев, он выдавил из себя:

– Пил.

– Что ты говоришь, Дмитрий Сергеевич, не пойму? Повтори.

– Да забухал я. Чё тут не понятного? С Милкой перед этим повздорил, ну и от нервов забухал. Когда из запоя наконец-то выбрался, чуть не очумел, когда услышал, что Александра Сергеевича и Наталью Николаевну, чуть не убили, ну а потом убили, то есть они умерли.

– Верю, Дима, верю. Только скажи – зачем тебе ружьё, ты же не охотник?

– Какое ружье, нет у меня никакого ружья!

– Точно?

– Да, отвечаю.

– Значит, говоришь «отвечаю». Хорошо. А как же мне тебе верить, Дима, если ты в глаза мне врёшь, не просто скромному человеку, а всему следственному комитету. Я же не твой собутыльник, я должностное лицо. И вот сейчас допрошу тебя, и мы поедем с тобой на дачу, а там в малиннике прикопано ружьишко. Да ещё гильзы жёг в костре. Как же мы после с тобой друг другу в глаза-то смотреть будем? А для меня твоя Мила есть потерпевшая Людмила Александровна Белкина. Теперь представь, она прочтёт своими ясными глазками твой допрос и скажет сама себе – как я буду теперь верить этому человеку, уйди с моих глаз долой, Дмитрий, раз и навсегда! А ведь ты старался, много лет ухаживал за ней, на горло во всём себе наступал. Всё бросил, дружбу с одноклассником предал, всё ради неё одной: комсомолки, активистки да просто красавицы, всё ради своих чувств.

Следователь умолк, и было слышно, как он отодвигает стул от стола, желая встать. Дима сидел, опустив голову.

– Не моё это ружьё: отца. Он попросил его перепрятать, оно у него незарегистрированное, он трусил, что у нас будет обыск из-за моей драки с журналистом и его отыщут. Вот я и перепрятал, достал из старой собачьей будки и закопал в кустах, а пустые гильзы пожёг. А какая скотина сдала меня, небось, соседи?