Битва веков - Александр Прозоров

— Да, дядюшка, там, — немного успокоившись, кивнула супруга. — Отписал, что земли с беглецами от тягот польских он недавно продал все, кроме удела сыновьего, да к родичам с домочадцами и отбыл.

— Узнаю князя Друцкого, — мрачно кивнул Зверев. — Единственный разумный человек во всем литовском дворянстве. Почему я не такой?

Комбинация князя была понятна, как таблица умножения. Затеяв не без помощи князя Сакульского войну в ливонских землях, дядюшка подождал, пока государь Иоанн Васильевич устроит образцово-показательный разгром Ливонскому ордену и всему тамошнему рыцарству, беглецами из разоренных земель населил свои западные поместья, а когда они, возделанные, ухоженные, да еще и пребывающие под защитой непобедимой русской армии, взлетели в цене втрое — благополучно их продал и отбыл к кому-то из родственников, уходя из-под действия царского указа о пересмотре всех земельных сделок знатных родов. Родственников у дядюшки в избытке — он свои колена от самого Рюрика и всей полоцкой владетельной ветки наперечет знал. И если в каком-либо европейском дворянском роду от Турина до Эдинбурга не находилось хоть капли близкой ему крови — этот род можно было смело объявлять простолюдинами. Ну а уж родственник с тяжелым кошелем золота — желанный гость в любом уголке планеты. Умудренный опытом князь учуял смуту и практично изыскал надежный способ избежать всех ее последствий.

— О чем еще дядюшка отписал?

— Жениха он знатного для Пребраны в тамошних краях присмотрел, Андрюша. Пишет, земли и людей у него немного, но роду видного, к двору королевскому близок. Гишпания же ныне из стран сильнейшей и могущественной считается, и партия сия благодаря связям новым немалых выгод и ей, и нам сулит.

— Какого жениха? — изумился Зверев. — Она же еще маленькая совсем! Или я слишком долго в походе пробыл? Год какой ныне?

— Одиннадцатый год нашей деточке миновал, — укоризненно покачала головой жена. — Еще пара лет, и под венец самое время. Не в перестарках же ей сидеть? После шестнадцати о достойном браке договориться сложно. Коли ко времени отдавать, вопросом сим уже ныне озаботиться надобно.

«Во сколько лет свела с ума Ромео юная Джульетта», — растерянно процитировал детскую песенку Зверев, собрал в кулак бороду и хорошенько дернул, как делал всегда, пребывая в особенной задумчивости. Учитывая неспешность нынешней жизни, расстояния, на которые со скоростью бешеной улитки приходится путешествовать письмам, учитывая возможность отказа и необходимости выбирать другого жениха, учитывая сложнейшие переговоры, что приходится вести в таких случаях сватам и родителям… Да, тут Полина права: начинать свадебные хлопоты пора прямо сейчас.

— Что ты говоришь, батюшка? — переспросила княгиня.

— Сейчас мне не помешало бы выпить, — отметил Андрей.

— Ой, господи, прости меня, глупую! — спохватилась Поля. — Ты же с дороги! Сейчас, сейчас, батюшка! Сейчас и баню протопим, и стол соберем, и меда хмельного для отдыха принесем! Ой, прости, сердешный, заболталась совсем! Прости!

Продолжить разговор им удалось только поздно вечером, глубоко утонув в пахнущей жасмином и лавандой перине. Лежа рядом на боку и расправляя жесткие упругие щетинки его бороды, Полина вдруг сказала:

— Вот уж не ожидала, что ты приказчицу Мошкарину на дальнее поместье сошлешь. Прямо камень с души упал. Мне уж казаться начало, что приглянулась она тебе, что мысли срамные вызывает. Ан приезжаю — а ее и нет вовсе. Изя двор стережет, и пустота.

— Там изрядные угодья без пригляда, а она наместница справная, хозяйственная, — словно оправдываясь, сказал Зверев. — Сын у нее совсем взрослый. Пусть лучше холопов ко мне в ополчение приводит, чем здесь попусту из угла в угол болтается.

— Верно, баба справная, — легко согласилась Поля. — Кабы ты при себе ее удержать норовил, подумала бы, что не токмо из-за справности. А коли хозяйствовать отправил, так и думы дурные туда же ушли. Из дома долой, за дальние моря, за густые дубравы, за текучие реки…

Жена наклонилась за своим честным и законным, не ворованным поцелуем и получила его — горячий и искренний.

— Глупая моя, — прошептал Андрей. — Никто мне, кроме тебя, не нужен.

И это была истинная и святая правда. Здесь и сейчас, рядом с преданной заботливой женой, князь и сам не мог поверить, что где-то там далеко, куда ушли дурные думы Полины, ему могла нравиться другая женщина. Он даже начал сомневаться, нужно ли отправляться за оставленным из-за нехватки места на струге, там, на Свияге, оружием и прочим припасом. Можно ведь по случаю послать кого-нибудь, велеть прислать с оброком, али и вовсе оставить там. Сын возмужает, соберет свою дружину — года через два сабли, бердыши и тегиляи там и на месте понадобятся.

— Вот бы и нашей Пребране с мужем так же повезло, как мне с тобой, — мечтательно добавила княгиня. — Дядюшка пишет, гранд Игулада-де-Кераль собой неплох, хотя оспа его лица все же коснулась. Но он юн, с возрастом несколько язвочек на левой щеке затянутся, останется лишь небольшой шрам. Знатность рода такова, что при разговоре с королем они имеют право выслушивать правителя с покрытой головой. Они не против связаться кровными узами со знатным русским родом, если приданое позволит молодым появляться при дворе с достойным грандов блеском. Но их беспокоит пригожесть невесты. Они хотят убедиться, что она так красива, как описывает князь Друцкий.

— В Испанию не поеду, — сразу отрезал Зверев. — Хватает мне на Руси по полгода из седла не вылезать.

— В том никакой нужды не имеется, — погладила его пальцами по щеке супруга и коротко поцеловала мягкими горячими губами. — Тульские бояре Рогодины тоже в родстве с гиспанскими графами состоят и отношения близкие сохраняют, письмами и подарками обмениваются. Дядюшка просит к ним в гости хоть на недельку из Москвы отлучиться, дабы бояре посмотреть могли на благолепие невесты и разумность ее и мнение свое родичам отписать. Дабы не токмо мнение свата Пребраниного им услышать, но и бояр иных, с нами незнакомых.

— У меня скоро седло мозоль на седалище натрет!

— Так кто же тебя гонит-то, любый мой? Недельку-другую отдохнешь без забот, а опосля ладком и тронемся. Тут недалече, за месяц-другой туда-обратно и обернемся. Погода этим летом удалась. Тепло, известно, припозднилось, с хлебом опять нелады, но ведь мы твоим разумением больше репу, свеклу да брюкву сажали, да горох с бобами. Их в достатке уродилось, тут и моего бабьего глаза хватает меж полей погулять. Посему за оброк и уборку можешь не беспокоиться, этой зимой будем в сытости. И без нашего пригляда смерды управятся, не впервой.

— Куда денешься, коли такое дело? — смиренно согласился Андрей. — Не самой же дочери мужа себе искать? Поваляюсь пару дней, отмою дорожную пыль, да с Богом и двинемся.

Как и планировала княгиня, до бояр Рогодиных они добрались примерно через месяц. По первому впечатлению, родичи жениха им понравились не очень: дом совсем маленький, всего на десяток комнат, причем весь вычищен и выбелен, ровно церковь — страшно в обуви зайти или высказаться по-простецки. Сами хозяева походили друг на друга, словно были близнецами, а не супругами: худощавы, гладколицы, одеты на польский манер. Их дети при виде гостей опасливо спрятались за спины родителей, из дворни нашлось всего трое холопов. Вместо пира они приготовили для гостей скромное угощение на четверых — детей нянька потчевала отдельно.

Однако тут боярин Ефим по случаю приезда предложил отпробовать его «алфавит»: анисовую, березовую, виноградную, голубичную, дынную, ежевичную… и добрались до яблочной служивые только к вечеру третьего дня. К этому времени бояре выяснили, что в Гишпании их сожгут обоих: Рогодина за православие, а Сакульского за колдовство; что англичане суть разновидность морских татар: сами ничего не делают, а живут разбоем, грабя суда трудолюбивых гишпанцев; что гишпанские вина лучше всех прочих вин, а русские меда лучше любых медов иных, но «алфавит» — всему голова на всем свете; и что брюква с репой уродились у обоих помещиков равно, а вот рожь под Тулой никто не высевает. А так же то, что оба они теперь лучшие друзья. И коли не удастся породниться через Гишпанию — можно найти и иные пути для крепких уз.

Как следствие — застряли князья в гостях не на неделю, а почти на месяц и обратно в Москву отправились уже по первому снегу. Добрались ко дню Павла и Варлаама[12], неспешно отдохнули. Писать письмо дядюшке о поездке на смотрины Полина села только через неделю, и еще неделю его буквально творила, задумываясь и советуясь едва ли не о каждом слове. Андрей ее не торопил — он тоже никуда не спешил. Втянувшись в размеренную и неспешную обыденную жизнь не связанного службой русского помещика, князь Сакульский дожидался возвращения из поездки в имение и вдоль южных рубежей Руси князя Михаила Воротынского, дабы узнать о мыслях умного и опытного воеводы…