Горечь и сладость любви - Наталия Николаевна Антонова

Вера повернула голову. Эдуард спал на её подушке и сладко посапывал во сне, точно медвежонок из мультика. На неё нахлынула такая волна умиления, что чуть было не затопила весь её разум. Здравый смысл, удержавшийся на краешке суши, оставшейся свободной от умиления, шепнул ей, что неплохо было бы умыться, одеться и приготовить завтрак.

«Если уж ты влипла по самые уши, – ехидно заметил он, – то следует подумать о желудке любимого мужчины, через который, как известно, лежит путь к сердцу».

«Не ври!» – мысленно ответила ему Вера.

«Что значит не ври, – обиделся здравый смысл, – и вообще, как ты со мной разговариваешь?»

«Как хочу, так и разговариваю», – Вера показала ему язык, опять же мысленно.

«Фи!» – скорчил ей в ответ презрительную рожицу здравый смысл.

«Вот и помолчи! – велела ему Вера. – Нашёл время поучать. К тому же речь в цитате, которую ты мне привёл, вовсе не шла о сердце любимого мужчины».

«Вот как?» – сделал он вид, что удивился.

«Конечно, не знаю, кому пришло в голову к месту и не к месту повторять высказывание Наполеона».

«Скажите, пожалуйста, Наполеона», – сощурился здравый смысл.

«А вот и скажу! Бонапарту дела не было до чьих-то там любимых мужчин. У него на уме были солдаты. Поэтому дословно: «Путь к сердцу солдата лежит через желудок!»

«А то я этого не знал!» – фыркнул здравый смысл.

«Так ты же!» – возмущённо начала Вера.

«Это я тебя проверял», – хмыкнул здравый смысл и спрятался.

Вера взмахнула в негодовании рукой и только тут сообразила, что разговаривает сама с собой.

Верно говорят, что женщины от любви глупеют.

«А ещё некоторые философы прошлого замечали, что они и так не блещут умом», – донеслось откуда-то из глубины. Ох уж этот неуёмный голос здравого смысла.

Вере вспомнилось, как герой какого-то мультика, рассердившись на свой живот, сказал: «Побить бы тебя, да самому больно».

Она испытывала те же самые проблемы со своим здравым смыслом, любившим поучать её к месту и не к месту.

Хорошо, что ещё, пререкаясь с ним, она успевала и дела делать, так что к тому времени, когда на кухне появился Эдуард, она и умылась, и причесалась, и завтрак приготовила.

– Как вкусно пахнет! – он втянул воздух носом, – что за деликатесы ты готовишь? – Он подошёл и чмокнул её в щёку.

– Боюсь разочаровать тебя, – проговорила она, нехотя освобождаясь от его объятий, – но это обыкновенная яичница из яиц, колбасы и лука.

– Она необыкновенная! – возразил он на полном серьёзе.

– Это ещё почему? – удивилась Вера.

– Потому что её готовила необыкновенная девушка.

Вера довольно рассмеялась, но всё-таки разжала его руки и серьёзно проговорила:

– Она и впрямь станет необыкновенной, если ты будешь мешать мне.

– Это ещё почему?

– Потому что она сгорит, – усмехнулась Вера.

– Ухожу, ухожу! – он поднял руки вверх, как бы сдаваясь на милость победителя. – Я не люблю сгоревшую яичницу.

– А кто её любит? – пожала плечами Вера.

– В мире бывают всякие извращенцы, – напыщенно ответил Эдуард.

Вера замахнулась на него полотенцем, сделав вид, что хочет шлёпнуть.

– Ухожу, ухожу, – повторил он, ловко отскакивая от неё к двери.

– Иди приведи себя в порядок. Через несколько минут всё будет готово.

Счастливая Вера тем временем подумала: «У меня такое впечатление, что я знаю его сто лет, что мы каждую ночь спим в одной постели и каждое утро завтракаем вместе. Так бывает у всех или только у нас с Эдиком?»

Вера невольно вспомнила своих бывших. Ни с кем из них ничего подобного у неё не было.

Но тут стоит признать, что никто из мужчин не оставался на ночь в её квартире и она сама ни у кого из них не ночевала. Свидания были непродолжительными, всего несколько часов даже в выходные. И никого из них она всерьёз не воспринимала как любимого человека.

А с Андреем у них до постели и не дошло. Наверное, потому что Данилов – очень правильный человек и хотел, чтобы всё у них сложилось по-старинному, чинно и благородно, как говорил в одном из фильмов Георгий Вицин, игравший там отца часто выходящей замуж дочери. Хотя, может, виноват в их несостоявшемся романе с Даниловым вовсе не Андрей, а она сама. Он хотел, чтобы всё было красиво, а она хотела, чтобы было как у всех, и в то же время считала его пресным и жаловалась на недостаток романтики в их отношениях. А Эдуарду удалось дать ей всё и сразу. О том, что будет дальше, Вере думать не хотелось.

Она закончила раскладывать еду на тарелки и заваривала чай, когда он возник в проёме кухонной двери. «Даже к завтраку Эду удаётся прийти ни минутой раньше, ни минутой позже, а как раз вовремя», – подумала довольно Вера.

После завтрака, несмотря на протесты Веры, Эдуард помог ей убраться на кухне, а потом, вытирая руки, спросил:

– Насколько я понимаю, ты сегодня свободна?

– Как птица! – широко развела она руки.

– Вот и отлично!

– А ты?

– Я художник, – пожал он плечами, – поэтому сам распоряжаюсь своим временем.

– И что ты предлагаешь? – Вера выжидающе уставилась на него.

– Предлагаю совершить прогулку по реке – трамвайчики ещё ходят.

– А не холодно будет на реке? – засомневалась Вера.

– Думаю, нет. Но если ты замёрзнешь, я согрею тебя, – пообещал он внезапно охрипшим голосом.

– Хорошо, я согласна, – тихо ответила Вера.

– На оба моих предложения? – он лукаво подмигнул ей.

– На оба, – голос её прозвучал ещё тише.

В понедельник на набережной почти никого не было. За всё время, что они шли к речному вокзалу, им попалась навстречу только одна влюблённая парочка. Ещё чинно прогуливались под ручку две старушки, одна была седая, а волосы другой были окрашены в ярко-морковный цвет. В одну сторону с ними пробежали мальчик и собака.

– Тебе не кажется, что на трамвайчике мы будем одни? – спросила Вера.

– Лично я не возражал бы против этого. А ты?

– Не знаю, – пожала она плечами и добавила: – От поцелуев обветрятся губы.

– Неужели? – округлил он глаза. – А ты откуда знаешь? Проверяла на личном опыте? – Эдуард лукаво подмигнул ей.

– Не проверяла, – почему-то смутилась Вера.

– Тогда откуда знаешь?

– В книжке прочитала.

– А! Велика сила просветительского искусства.

Но препирались они абсолютно напрасно. Все места на трамвайчике были заняты туристами из других городов и даже стран. По крайней мере, двое из туристов были японцами, а ещё трое, по мнению Веры, прибыли в город на Волге из стран Прибалтики. Эдуард же в пику ей