Шах и мат - Марк Максим

Хорлэй, мучительно напрягая память, думает. Где он слышал этот голос совсем недавно? Но не может вспомнить.

Он говорит:

– Я сплю.

– Не совсем, – отвечает человек.

Затем говорит без возмущения, как бы только удостоверяя факт:

– Из всех преступников мира, Хорлэй, из всех преступников, сидящих в биржах, банках, правлениях, министерствах вы самый беззастенчивый, самый злостный преступник.

И, глядя прямо в глаза Хорлэя, он добавляет:

– Убийца!

Хорлэй задыхается от бешенства. Он привстает в постели и делает попытку схватить за горло неизвестного. Но сильная рука перехватывает руку Хорлэя и швыряет его обратно на постель.

Хорлэй почти полумертв от бессильной злости:

– Я велю завтра обыскать всю гостиницу, арестовать всех лакеев!

Неизвестный человек говорит с усмешкой в глазах:

– Вы это уже пробовали сделать на «Акуле», Хорлэй. И пробовали большее: вы взорвали «Акулу», прекрасное судно, его можно было бы как-нибудь еще использовать для обучения морскому делу детей рабочих.

С губ Хорлэя срывается проклятье. Затем он спрашивает, хриплым от злобы голосом:

– Коммунист?

Неизвестный человек отвечает:

– Рабочий. А рабочий, заглянувший в вашу жизнь, в жизнь капиталистических акул, разве может стать кем-нибудь иным? Но вы все еще одурманиваете головы рабочих масс. Вы все еще пользуетесь их неведением. Но все больше голов начинает понимать, в чем дело. Вам недолго осталось еще властвовать в ваших дворцах и небоскребах. Очень недолго. А пока…

Голос человека делается твердым и острым как сталь:

– А пока нас двое против тебя, Хорлэй. Нам известны все твои планы, все твои преступные замыслы. И мы им не дадим…

Он обрывает:

– Даже то, что ты говорил женщине вчера, той женщине, которую ты купил при посредстве Менса, этой женщине – мы и это знаем, помни.

Волосы Хорлэя начинают шевелиться на голове: кто может знать, что он говорил этой женщине, которую сделал своей любовницей?

Человек кивает головой:

– Все знаем.

Затем, помолчав, говорит:

– Строители небоскребов, железнодорожные рабочие, металлисты, шахтеры, докеры, близок час, когда они поднимутся и поймут, что все, сделанное их руками, ценой их жизней, ценой их труда… Все эти рабочие Нью-Йорка, Лондона, Европы и Азии, Америки и Австралии – близок час, когда они поймут, что все сделанное ими принадлежит им, а не тебе и не тебе подобным. И тогда…

Неизвестный человек говорит онемевшему от ненависти Хорлэю:

– И тогда тебе конец, как пришел конец тем там, на Востоке, в России, в той стране, которую ты хочешь погубить. Ты видишь, я и это знаю. Помни.

Широкоплечий человек медленно встает и говорит:

– Помни…

Затем он подходит к стене и исчезает, как привидение.

Мистер Хорлэй лежит в холодном поту на постели. Затем трясущимися руками зажигает электричество. Но комната пуста, на ковре лежит брошенный Хорлэем револьвер. Еще одно проклятие срывается с губ Хорлэя. Он говорит:

– Проклятие! Они живы, они не погибли на яхте!

Весь следующий день он ходит сумрачный и разъяренный. Его бешенство бесшумно и хорошо рассчитано. Он говорит пяти сыщикам:

– Если не будут найдены люди, входившие ночью ко мне в комнату, я выброшу вас из бюро и занесу в черные списки. Поняли!

Испуганные сыщики смотрят друг на друга. Мистер Хорлэй говорит хрипло:

– Идите!

В этот момент его взгляд падает на стол, он видит маленькую бумажку. На ней крупным почерком написано:

«Сыщики не помогут. Помни!»

Легкая дрожь проходит по телу миллиардера. Акула Хорлэй бледнеет так, как не бледнел еще ни один миллиардер…

Глава 20. Господин Менс рекомендует

Лицо господина Менса выражало высшую степень умиления и преклонения перед финансовой мощью мистера Хорлэя, когда он представлял ему высокую стройную женщину с прямым и глубоким взглядом темно-серых глаз. Господин Менс, извиваясь, как угорь, и поблескивая из-за стекол пенсне мышиными глазками, назвал имя дамы:

– Мадам Ада Спирелли.

Мистер Хорлэй поклонился – в его поклоне одновременно сквозило сознание своей силы и нерешительность.

«Как будто подходит», – подумал он, выставляя вперед акулью челюсть.

Дама слегка кивнула небольшой, хорошо посаженной головой.

Нерешительность снова отразилась на лице Хорлэя.

Нерешительность Акулы Хорлэя не имела ничего общего с нерешительностью молодого влюбленного: дела мистера Хорлэя были настолько деликатного свойства, что вверять их так сразу неизвестной женщине, хотя бы и очень красивой, было рискованно.

Мистер Хорлэй сухо спросил:

– Положение?

– Какое? – суетливо переспросил господин Менс.

Мистер Хорлэй посмотрел раздраженно, но присутствие дамы избавило его от необходимости вновь выдавать чек за оскорбление.

– Общественное, – повторил он еще суше.

Господин Менс расплылся в улыбке.

– Артистка, – сказал он почти восторженно. – О, сеньора Спирелли артистка, меццо-сопрано. О!

У господина Менса не хватило слов для выражения своего восторга.

– А… – сказал мистер Хорлэй. Помолчав, он добавил: – Это подходит.

Затем поставил вопрос непосредственно даме:

– Замужем?

Синьора Спирелли и господин Менс улыбнулись одновременно: это вполне удовлетворило мистера Хорлэя.

Почтенная чековая книжка фирмы Хорлэй вновь пришла в действие.

Протягивая чек господину Менсу, мистер Хорлэй сказал:

– На предъявителя. До свидания. Олл райт.

Господин Менс откланялся с довольным видом: сумма вполне его удовлетворила.

Когда дверь закрылась за Менсом, наступило небольшое молчание.

Не в манере мистера Хорлэя было долго колебаться. Он задал еще несколько коротких