Отвечая за себя. Записки философа с вредным характером - Владимир Мацкевич

Ну, конечно, хорошо. Вот Афинская демократия. Отлично. Афины при Перикле процветали, и у каждого афинянина было по одному-два раба! Что может быть лучше?

Южные штаты во времена Линкольна и гражданской войны были не менее демократичными, чем северные, но только для белых. Тоже хорошо.

В Украине демократии куда больше, чем в Беларуси и России. Но почему-то украинцам хочется чего-то ещё.

Я-то согласен с Черчиллем, что демократия – худшая форма правления, просто все остальные ещё хуже.

Вот древние римляне свергли развратную династию и установили республику. Республику постоянно сопровождали конфликты и скандалы, бардак и всё такое. Но свободные римляне готовы были это терпеть, понимая, что лучше бардак, чем развратный Тарквиний.

Но с бардаком можно жить в мирное время, а вот в военное время римляне вводили диктатуру.

Могу ли я сделать вывод, что демократия хороша в мирное время, а диктатура – в военное?

И наоборот: диктатура плоха в мирное время, а демократия – в военное?

Ну, по крайней мере, древние римляне так считали. И я в чём-то с ними согласен.

Тогда вернёмся к демократии. Демократия – это хорошо?

Ну конечно! Только не надо делать из демократии священную корову. Любые коровы гадят большими лепёшками. Даже самые священные.

Вот и демократия в Германии привела к власти Гитлера, а единственные демократичные выборы в Беларуси привели к власти диктатора, отменившего выборы, чтоб неповадно было. Но! Вы этого хотели!

Хорошо ли разбрасывать камни?

Конечно, когда пришло время их разбрасывать.

И плохо разбрасывать камни, когда время их собирать.

Так нужно относиться к любым словам, понятиям и явлениям.

Плюрализм – самое благоприятное условие для манипуляторов и демагогов.

Представим себе группу в 20‒30 человек.

Перед группой выступает спикер со слабым невнятным тезисом. Его поддерживают три-пять человек в группе, остальные не определились.

– Если с места звучит иной тезис, оспаривающий то, что сказал спикер, то возможно развернуть дискуссию, и все участники смогут определиться, какую точку зрения им поддерживать.

– Если с места прозвучал иной тезис, но вместо обсуждения встаёт ещё кто-то и говорит третий тезис – как построить обсуждение? Как определиться?

Кто-то четвёртый думает: «А чем я хуже?» – и выдвигает ещё один тезис. Потом кто-то пятый и т.д.

Что происходит дальше?

А дальше возможны несколько вариантов развития событий:

– Спикер разумен, и, видя такой плюрализм, нежелание обсуждать его тезис, он просто прекращает этот бардак, уходит или распускает собрание.

– Спикер – манипулятор с диктаторскими наклонностями. Для начала он стравливает второй, третий-пятый тезисы друг с другом и обесценивает – как тезисы, так и тех, кто их высказывает. Дальше – дело техники: спикер-манипулятор с помощью двух-трёх помощников берёт под контроль десятки человек.

Именно так начинали все диктаторы – от древнеримских до нашего «ацечаственнага».

Мысль разворачивается на тезисе-антитезисе, то есть на двух точках зрения, не более. Разобравшись с двумя тезисами и придя к консенсусу, можно двигаться дальше: согласованному тезису противопоставить следующий тезис и снова разбираться с тезисом и антитезисом.

Если стразу вывалить в коммуникацию пять-десять тезисов и мнений, то ничего, кроме бардака, не получится.

Будет базар вместо коммуникации.

И будет диктатура – волевое решение вместо разумно согласованного.

Не знаю, могу ли я ещё проще объяснить свою мысль?

Мне кажется, проще уже некуда.

Я всегда ухожу из любой группы, где пытаются обсуждать больше трёх мнений сразу. Пока их три, я ещё пытаюсь, если удаётся, выстроить антитезисы в очередь. Не всегда удаётся.

***

Карать и миловать.

Журналист спросил: «В прошлом году акция, посвящённая 100-летию БНР, прошла в центре Минска мирно и празднично, без проблем для властей. Почему в этом году чиновники не разрешили отпраздновать годовщину БНР в заявленных организаторами местах?»

Я отвечал развёрнуто, но не всё вошло в интервью.

Мне порой трудно понять, почему некоторые простейшие вещи не принимаются во внимание людьми. Те, которые мне представляются простейшими и очевидными.

Одно дело, когда для понимания чего-то нужны специальные средства, специальное образование и подготовка.

Ну, такое бывает в науке, в философии, в технике. Там нужно многому научиться, чтобы понимать немногое. Правда, и само понимание таких вещей нужно немногим.

Бывает и так, что люди хорошо понимают сложные вещи в той области, в которой специализируются, и не понимают обыденных вещей. Просто потому, что они об этом не думают.

Другое дело, когда люди вместо того, чтобы видеть вещи и явления такими, какие они есть, видят их через очки абстрактных теорий и категорий, приписывают вещам и явлениям то, чего в них нет.

Приписывают явлениям и событиям смысл, которого в них нет, и не видят тот смысл, который налицо.

Начну издалека.

На «большом разговоре» главный говорящий среди прочего рассказал, как он выпустил из тюрьмы бизнесмена, за освобождение которого ходатай заплатил немало миллионов. Не называя имени этого счастливчика, президент заявил, что и так все понимают, о ком идёт речь.

Я не знаю о ком, мне это неважно. Тут важно другое. Что именно этим сказал президент?

– Президент признал, что выпустил человека из тюрьмы он, а не суд. А ведь это прерогатива суда, а не его!

– Выпустил человека не потому, что признал его невиновным (хотя, опять же, это не в его компетенции), а потому, что за него заплачено. То есть озвучил факт коррупции.

Зачем он это сказал и что он тем самым сделал?

Сделал он следующее:

– Признал коррупцию на самом-самом верху режима.

– Признал узурпацию функций суда президентом. То есть отсутствие в стране разделения властей, основополагающего принципа республиканской формы правления.

– Признал превышение собственных полномочий, то есть признался в должностном преступлении.

Это понятно? Ну, кому-то, может быть, даже это непонятно. Тогда это многое говорит об этом «непонятливом» человеке.

Итак, что он сделал, что признал и что сказал – понятно. Это яснее ясного. А зачем он это сделал?

Ведь здоровый, здравомыслящий человек в трезвом уме и твёрдой памяти обычно скрывает свои преступления и признаётся в них только под давлением доказательств, чтобы смягчить наказание. А тут признание делается добровольно, да ещё и с вызовом, даже с гордостью.

А сделал он это вот зачем:

– Идут разговоры об амнистии капиталов. Это хорошо. Разговаривайте себе, но имейте в виду – амнистия будет только по моей милости: захочу – амнистирую, захочу – нет.

– В стране за решёткой много бизнесменов. Все гадают, кто виноват, кто не очень? Почему невиновные сидят, а виновных выпускают и прощают? Так вот не надо гадать! Захочу – любого посажу, а захочу – любого выпущу. Ваша судьба зависит не от того, виновны вы или нет, а от моей милости.

– Вы увидели в миллионах, которые заплачены за известного бизнесмена, коррупцию? Так я вам объясняю: коррупция – это то, что я называю коррупцией, и не ваше собачье дело, что такое коррупция, что такое преступление, злоупотребление властью!

– Я – диктатор, но я добрый, а не злой. Если меня хорошо