Отвечая за себя. Записки философа с вредным характером - Владимир Мацкевич

Причём не просто литература, а литература, соответствующая уровню достигнутого образования на том языке, на котором говорят народные массы.

Ни у финнов с эстонцами, ни у литовцев с беларусами, даже у чехов со словаками всего этого ещё не было.

Не было литературы на народном языке.

Не было достаточной массы читателей на этом народном языке.

Газеты в таком случае могли использоваться по прямому назначению бумаги, но не как средство информации и коммуникации.

Все эти будущие нации к середине XIX века были одинаково «тутэйшыми» в ареале своего обитания. Всем этим народам пришлось делать всё и сразу:

– создавать начальные школы для всех;

– создавать литературу, доступную людям, едва научившимся читать;

– рассказывать этим слегка грамотным людям, что они некая нация, отличная от других, даже живущих с ними рядом.

Какой на хрен модерн?

У французов ещё в XVII веке были Шарль Перро и «Красная шапочка». Был эпос о Роланде, была литература, сказки и песенки для малых деток, которым уже в пять лет можно было объяснить, что они французики, а не какие-то там кельты или галлы.

У немцев братья Гримм появились позже, но они были. И песенки со сказочками для промывания национальных мозгов были заготовлены заранее.

Было у французов и немцев что почитать и подросткам, воспитывавшимся в романтическом духе, и взрослым с их критическим отношением к потугам строителей нации.

А что было у финнов и беларусов?

У финнов был свой язык, у беларусов – свой.

Финнам разрешили учить деток на своём языке, а беларусам – нет. Предлагался на выбор либо польский, либо русский, да и то не для всех.

Научившись читать, детки должны получить в подарок хотя бы парочку книжек для чтения.

Финнам пришлось сочинить Калевалу, эстонцам по образцу – Калевипоэг, латышам – сказки про Лачплесиса, литовцам – мифы про древних князей.

У литовцев хоть князья были «ничьи». Поляки их не успели присвоить, беларусы их терпеть не могли, как и всех панов. А у эстонцев и финнов не было никаких князей и исторических героев, всё пришлось вообразить.

Причём так вообразить, чтобы всё это поняли люди с тремя классами начальной школы.

Тем, кто начитался детско-мифо-национальной литературы, нужно было предложить постоянное чтиво.

Стали выпускать настенный и настольные календари на национальных языках.

Календари до конца XIX века были самым быстрым и стремительным средством массовой информации в деревне.

Старший член семьи вечерком, поевши затирки, раздав по подзатыльнику всем домочадцам, срывал очередной листок календаря и при свете лучины (чуть позже керосинки) зачитывал прошлогоднюю новость на обороте листка.

Вот и всё Просвещение.

Вот на таких скоростях и с такими СМИ создавались нации финнов, латышей, эстонцев и литовцев.

И ещё вся будущая нация у эстонцев и латышей собиралась раз в несколько лет на общий праздник песни, поэтому они все знали одни и те же песни и репетировали еженедельно в церковном хоре.

Понятно теперь, почему эстонские парни такие горячие?

Беларусы успели вскочить в «последний вагон» этого «модерна». Правда, без своей Калевалы, без мифологизированных предков в лице Витовта и Альгерда. И отрывные календари у них висели рядом с иконами на русском и польском языках. Но были «Дудка беларуская» и «Смык беларускі», была газета з рысункамі, доносившая новости недельной давности.

Мы успели. А могли бы и не успеть.

Потому что в ХХ веке появилось радио.

А радио немного отличается и от отрывного календаря, и от еженедельной газеты.

Ни один народ, который не успел сложиться в нацию до появления радио, не мог уже ни на что претендовать.

Радио – это новости в реальном времени, а не рассказы про древних князей и тени забытых предков.

По радио поют космополитичную попсу, играют джаз, а не декламируют эпос. Правда, можно накачивать слушателей пафосом Нибелунгов, совращать Золотом Рейна и героизмом Зигфрида.

Нацизм и зомбирующий коммунизм – вот что строится в эпоху радио.

А вы говорите – модерн!

Модерн – это парусники в Бостонском чаепитии?

Это конная почта, доставлявшая скоростную депешу из Марселя в революционный Париж за 5 (пять) дней?

Это безграмотные крестьяне, которые, открыв рот, слушали короткий рассказик с оборотной стороны листка календарика, зачитываемый единственным грамотным членом большой семьи?

Этот текст потенциально попадёт через минуту на глаза семи тысячам потенциальных читателей. Человек 300 в Минске его прочтут. Несколько человек из них даже поймут и задумаются.

К вечеру всё забудут.

А модерн – это когда книга Иммануила Канта выходит тиражом в те же 300 экземпляров и расходится по всей Европе за год-два.

И что общего у этих времён и эпох?

А вы говорите – модерн!

Я говорю – Просвещение.

И имею в виду при этом только одно:

Во времена Канта и Гёте книги читали, было кому читать.

Обдумывали прочитанное и помнили.

Сейчас?

Не читают.

Соответственно, обдумывать нечего.

А помнить?

Что можно помнить, если в голове постоянно звучит… попса или любая другая навязчивая и громкая музыка?

***

Бесплодные поиски национальной идеи затянулись. Но этим заняты лучшие умы Беларуси. Лучшие умы лучше бы направить на что-то более модерное. Прошу прощения за это слово!

Направление ума – интенция, интенциональность.

Сегодня лучшие умы нации в своих бесплодных поисках интенционально ориентированы совершенно не туда, куда нужно. Они ищут не там, где находится то, поисками чего они заняты.

Нет никакой национальной идеи в прошлом.

Когда-то (вчера, кажется, лет 150‒200 тому назад) национальная идея была в прошлом. Не в настоящем (том, что действительно было) прошлом, а в воображаемом прошлом.

Поэтому нациостроители сочиняли эпосы (Калевалу и Калевипоэг, трилогию Сенкевича), собирали фольклор и выдумывали старинную мифологию своих народов или оформляли всё это в патетических формах искусства типа оперного цикла Вагнера. Всем этим будили массовое воображение. Так выдуманное прошлое придавало смысл настоящему. И совершенно не важно, что немец Вагнер пользовался скандинавским фольклором, а карельские сказки стали финским эпосом.

Можно сегодня придумать беларусскую мифологию (в конце концов, все славянские мифы этнографы собирали в Полесье), сочинить героический эпос (Владимир Короткевич даже сделал это отчасти), переписать летописи литовских князей на беларусский манер. Это интересно, занимательно и даже отчасти полезно. Но ничего из этого не получится.

Время вышло. Это было эффектно и эффективно, когда массовым было начальное образование, элита имела среднее образование, у интеллигенции было достаточно свободного времени, чтобы читать длинные произведения в стихах и прозе, медитировать над ними и ностальгировать.

Нет национальной идеи и в актуальной современности (в том, что сегодня). Ничего нельзя найти в искорёженной бесформенной современности. Ей самой нужно придать форму и направление развития.

«То, что должно быть, является основанием того, что есть».

В наше время (наш модерн, выбросив постмодернистские симулякры) все основания нужно искать в будущем.

Будущее – это то, что не похоже на настоящее и прошлое.

Не любое завтра становится будущим. Если в завтра протягивается сегодня, это только пролонгированное сегодня. Если в завтра контрабандой тащится советское