Похвала Сергию - Дмитрий Михайлович Балашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юной королеве не позволили соединиться с ее столь же юным австрийским женихом, не позволили и отказать «литовскому варвару». Зубчатые колеса высокой политики безжалостно затаскивали ее в этот брак двух королевств, толкая в объятия нелюбимого супруга-литвина.
Попечение над полупленными русичами взял на себя Витовт, который и сам был почти что в нятьи у двоюродника своего, Ягайлы, который когда-то убил Витовтова отца, Кейстута, и пытался убить самого Витовта, спасшегося ценою жизни своей возлюбленной, обменявшейся одеждой с пленным князем.
Витовт таскал Василия за собой, устраивал пиры для русичей, вызвал в Краков жену с дочерью Софьей, всячески скрывая от Ягайлы свои далеко идущие планы. (Что-что, а ходить в подручниках у двоюродника-убийцы Витовт не собирался отнюдь!)
Коронация Владислава-Ягайлы (имя Владислав он получил при крещении в католичество. О том, что Ягайло уже был крещен по православному обряду, в Кракове постарались забыть) была назначена на воскресенье четвертого марта.
Русичам все было непривычно: гербы, штандарты, рыцарское конское убранство, бритые бороды, кунтуши и жупаны шляхтичей, как и виселицы для холопов в панских поместьях. Витовтову опеку пришлось им принять по горькой необходимости. На Русь из Кракова без помощи литвина не чаял выбраться никоторый из них.
В Кракове Витовт начал с того, что, почитай, похитил русичей из Вавеля и увез пировать к себе, в нанятый им немецкий дом.
Поднялись в верхние горницы. Наверху сразу ослепил свет множества свечей, бросился в глаза стол, уставленный снедью, и потом уж – Витовтова хозяйка, княгиня Анна, радушно подошедшая к гостям. Анна была еще обворожительно красива, и красив был ее наряд. (Ради гостей Анна оделась по-русски.) Василий поклонился с некоторым стеснением, не сразу заметив сероглазую девушку, выступившую из-за плеча матери.
– Дочь! – с некоторой невольною гордостью подсказал Витовт.
Василий неуклюже (но как-то надо было поступить по ихнему навычаю, не стоять же да кланяться, как давеча перед королевой Ядвигой!) протянул руку и, поймав пальцы девушки, склонился перед ней, коснувшись губами ее твердой маленькой кисти, которую она, незастенчиво, угадав намерение Василия, сама поднесла к его губам.
Витовт, замечавший все, не дав разгореться смущению, потащил гостей к столу. Начались вопросы, шутки, похвалы. Блюда были обильны, вино лилось рекою, словом – вечеринка удалась.
Василий как-то незаметно оказался рядом с девушкой. Они изредка переговаривались, и московский княжич с удивлением обнаруживал и недетскую основательность в суждениях литовской княжны, и плавную царственность ее движущихся рук, и, наконец, ту неяркую, но входящую в душу красоту, которая раскрывается не сразу, но живет в улыбке, взгляде, повороте головы, в музыке тела, еще по-детски угловатого, но обещающего вот уже теперь, вскоре, расцвести манящею женскою статью.
Данило Феофаныч то и дело опасливо взглядывал на смущенного княжича, тут же переводя взгляд на царственно спокойную Витовтову дочь, догадывая с запозданием, не за тем ли и пригласил их Витовт на этот пир?
…Уже когда гости гурьбой, толкая друг друга, спустились с лестницы и посажались на коней, Витовт медленными шагами поднялся к себе, где сейчас убирали стол и меняли скатерти. Соня подошла к отцу, заговорщицки глядя ему в очи.
– Ну как тебе русский княжич? – вымолвил отец.
– Он еще совсем мальчик! – отмолвила Соня. – Такой юный, что даже смешно!
– Кажется, влюбился в тебя? – вопросил отец, оглаживая рукою голову дочери с шитой золотом девичьей повязкою в волосах.
Она повела плечами:
– Не ведаю, батюшка!
– Этот мальчик, – строго пояснил отец, – наследник московского престола! А мы покамест беглецы и заложники великого князя Ягайлы! – Круглое лицо Витовта стало на миг мрачным и даже жестоким. Он и на мгновение не мог допустить, чтобы его положение оставалось таким, как нынче.
Упившиеся русичи с трудом добрались до Вавеля. Княжич, разоболокаясь, что-то бормотал неразборчиво, хихикал и, уже под самый конец вымолвив: «А она красивая!» – тотчас уснул.
А Данило, помолясь, долго думал так и этак, покачивая головой. Женились на литвинках московские князья, и не раз, но тут… Затеет ведь Витовт новую прю с братом, непременно затеет! В союзники к нему? Быть может, и стоит! Как-то и не придумаешь враз!
Глава четвертая
Назавтра была торжественная служба в соборе, под ребристыми, уходящими ввысь сводами, стройное пение на незнакомой латыни и шляхта, при чтении Евангелия разом обнажавшая оружие, как бы в защиту веры. И эти пестрые штаны, и золото снятых перед самою церковью шеломов, штандарт, гербы, шелковые попоны, павлиньи и страусовые перья на шлемах, на мордах коней – красиво! Но и то представилось разом, как это разукрашенное воинство вышло бы в степь и столкнулось с монгольскою стремительной конницей. Устоят? Ой ли! А степные богатуры замогут ли прийти в эту тесноту башен, замков и каменных улиц, в эти горные перевалы и разливы рек? Когда-то смогли!
Ядвига с трона, не шевелясь, наблюдала за обрядом, почти неправдоподобно красивая в своих струящихся шелках, в блеске короны и игольчато окружившего ее белое, почти неживое, прекрасное лицо воротника. Вот Ягайло (в короне) подымается по ступеням. Вот… Так ли прост, как говорят паны, этот литвин, нынешний польский король Владислав?
После многочасового церковного бдения Витовт заворотил всю кавалькаду русичей к себе на пир. Сели за два стола. Первые полчаса, пока въедались в уху, кабанятину, разварную рыбу, кашу и пироги, за столом царило сосредоточенное молчание. Но вот уже заприкладывались к меду и фряжским винам, вот уже и литвины-домрачеи завели веселую, и боярин Остей решительно вылез из-за стола, пошел мелкою выступкой, потом, молодецки грянув каблуками в пол, ринул вприсядку, да волчком, да с вывертом. Взлетел на стол, ловко прошелся меж блюд со снедью в своих береженых, с загнутыми носами, зеленых тимовых, изузоренных шелками и жемчугом сапогах.
Наплясавшись, пели. Снова пили, закусывая сладким печеньем, и уже заспорили, почти позабыв о сословных различиях:
– Ты, князь, хоша до нас и добр, а тоже веру православную сменил, гля-ко! Ну, добро Ягайло, он уж теперь польский король! А тоже ноне почнет Литву крестить – православных-то как же? Перекрещивать али утеснять? Помысли, князь! Подумай умом! Путем помысли!
Обсуждали и осуждали шляхетские обычаи, роскошь и мотовство,
