Хроники Нарнии - Клайв Льюис

— Ваши? — переспросил Тириан. — Кого вы имеете в виду?

— Наших родителей — Эдмунда, Люси и моих.

— Откуда им там взяться? — удивилась Джил. — Уж не хочешь ли ты сказать, что они знают про Нарнию?

— Да нет, это никак не связано с Нарнией. Они собирались в Бристоль. Я услышал, что поедут они утренним поездом. А Эдмунд сразу сказал, что по утрам этот самый поезд — единственный.

(Эдмунд относился к тому сорту людей, которые знают все о железнодорожных расписаниях.)

— И что дальше? — спросила Джил.

— Ну, об этом так просто не расскажешь, правда, Эдмунд?

— Точно, — подтвердил Эдмунд. — На сей раз все происходило не так, как прежде, когда нас вытаскивали из нашего мира с помощью магии. Послышался ужасный рев, что-то шарахнуло по мне, но при этом не поранило. Я не столько испугался, сколько… как бы это сказать… напрягся, что ли. И… и еще одна странная штука. У меня сильно болело колено — расшиб, играя в регби. А тут вдруг перестало. Потом вспышка. И вот мы здесь.

— То же самое испытали и мы, — заметил господин Дигори, утирая сок плода с золотистой бороды. — Только думаю, мы с Полли не почувствовали никакого напряжения. Вам, желторотым, этого не понять — мы просто перестали ощущать себя стариками.

— Это мы-то желторотые? — фыркнула Джил. — Да вы сами стали не намного старше нас.

— И ничего не имеем против, — улыбнулась тетя Полли.

— Ну, вот вы сюда попали — а что дальше? — спросил Юстейс.

— Дальше? — Питер помолчал. — А дальше ничего не происходило. Очень долго — во всяком случае, показалось, что очень долго. Потом дверь отворилась…

— Дверь? — удивился Тириан.

— Ну да, — сказал Питер, — дверь. В которую вы вошли… или вышли… Вы забыли?

— Но где она?

— Да вон же!

Тириан оглянулся и увидел самую странную и забавную вещь, какую только можно вообразить. На луговине, в нескольких шагах от них, отчетливо видимая при солнечном свете, стояла корявая деревянная дверь в такой же корявой дверной раме; дверь, и больше ничего — ни стен, ни крыши. Изумленный Тириан двинулся к ней, другие — следом, любопытствуя, что он станет делать. Он обошел вокруг. С другой стороны все было то же самое — луговина и летнее утро. Дверь просто стояла среди травы, будто выросла подобно дереву.

— Ваше величество, — сказал Тириан верховному королю, — это величайшее чудо из чудес.

— Да, но именно через эту дверь вы ввалились сюда вместе с вашим калорменцем минут пять тому назад, — улыбнулся Питер.

— Но разве я попал сюда не из леса? А эта дверь, похоже, ниоткуда и никуда не ведет.

— Так кажется, — сказал Питер, — если ходить вокруг нее. Но поглядите в щель меж досками.

Тириан припал к щели. Сначала он увидел только черноту. Потом глаза попривыкли, и проявился из тьмы тусклый багровый жар костра, почти угасшего, а над ним черное небо в звездах. Потом Тириан разглядел темные силуэты на фоне угасающих костров; он даже слышал голоса — голоса калорменцев. Сомнений не осталось: это — дверь хлева, и за нею — ночное Фонарное урочище, место, где он принял свой последний бой. Калорменцы спорили: одни предлагали войти и попытаться спасти таркаана Ришду (на самом деле никто на это не решился бы), другие — сжечь хлев.

Оторвавшись от щели, Тириан огляделся и опять не поверил своим глазам: синее небо над головой, зеленый край, насколько хватает глаз, а рядом — друзья смеются.

Тириан улыбнулся в ответ:

— Похоже, что хлев изнутри и хлев снаружи — две разные вещи.

— Именно так, — подтвердил господин Дигори, — Изнутри куда больше, чем снаружи.

— Да, да, — подхватила королева Люси. — В нашем мире однажды такое случилось: в хлеву находилось то, что много больше всего нашего мира.

Это были первые слова, произнесенные ею, и по трепету, звучавшему в ее голосе, Тириан понял, отчего она молчала. Оттого, что воспринимала происходящее куда глубже остальных и была слишком счастлива, чтобы говорить. Тириану захотелось вновь услышать этот голос, и он попросил:

— Любезная госпожа, прошу вас, продолжайте. Расскажите, что же случилось с вами.

— Сначала был удар и грохот, — сказала Люси, — потом мы оказались в этом месте. И удивились этой двери так же, как и вы. Потом дверь открылась в первый раз (а за нею мы увидели тьму) и вошел мужчина с ятаганом наголо. По ятагану мы признали в нем калорменца. Воин встал сбоку от входа, положил клинок на плечо, готовый зарубить любого вошедшего. Мы приблизились и заговорили с ним, однако, судя по всему, он нас не видел и не слышал. Ни неба, ни солнца, ни травы, надо полагать, тоже. Прошло довольно много времени. Потом по ту сторону двери заскрипел засов, но калорменец стоял неподвижно и ждал — он явно хотел разглядеть входящего. Из чего мы сделали вывод, что ему велено одних убивать, а других не трогать. Но едва дверь отворилась, откуда ни возьмись, по эту стороны ее появился Таш. А снаружи вошел большой кот. Увидев Таша, он задал лататы и этим спас себе жизнь — Таш бросился за ним, но дверь уже захлопнулась и здорово ударила демона по клюву. Калорменец же увидел чудовище, побледнел и поклонился ему. Таш исчез. Прошло немало времени. Наконец дверь открылась в третий раз и вошел молодой калорменец. Он мне понравился. Увидев вошедшего, воин явно удивился. Я полагаю, он ждал кого-то другого…

— Теперь все понятно! — воскликнул Юстейс (у него была такая привычка — перебивать). — Кот должен был войти первым, и стражу было велено не трогать его. А кот, выйдя из хлева, сказал бы, что видел этого страшного Ташлана, и притворился бы испуганным, чтобы напугать других. А Обезьяныч, Глум, и не думал, что может явиться настоящий Таш; а Рыжий и вправду испугался. А после этого всякого нарнианца, от кого Обезьяныч хотел бы избавиться, бросали бы в хлев, а страж…

— Дружище, — мягко остановил его Тириан, — ты не даешь даме договорить.

— Так вот, — продолжила Люси, — страж удивился. Это позволило вошедшему выхватить оружие. Они дрались. Молодой воин поразил стража и выбросил за дверь. Потом медленно двинулся в нашу сторону. Он видел и нас, и все остальное. Мы пытались заговорить с ним, но он, похоже, был не в себе. Он только повторял: «Таш, Таш, где Таш? Я иду к Ташу». Мы не стали его задерживать, и он ушел куда-то. Он мне понравился. А потом… фу! — Люси переменилась в лице.

— А потом, — подхватил Эдмунд, — сюда бросили обезьяну. А Таш уже тут как тут. У сердобольной моей сестры язык не поворачивается рассказать, как Таш налетел, клюнул, и обезьяне пришел конец.

— Туда Глуму и дорога! — воскликнул Юстейс. — Обезьяныч, я думаю, и с Ташем не поладит.