Написано кровью моего сердца - Диана Гэблдон

— Сначала я так и делала, — ответила она, засовывая эту мерзость на дно корзины. — Только все равно не могла забыть написанное, слова крутились по ночам в голове и не давали заснуть. — Марсали выпрямила спину, пожала плечами и снова взяла шитье. — Я пожаловалась Фергусу, а он предложил хранить их и по несколько раз в день читать друг другу. — Грустная улыбка проступила на ее губах. — Так мы и делали: когда дети ложились спать, мы, сидя у огня, по очереди читали эти письма. Фергус смеялся над ними, находил ошибки в словах, критиковал за недостаток поэтичности, потом мы их сравнивали и расставляли по местам от лучшей к худшей… После чего убирали и в обнимку укладывались спать.

Марсали нежно положила руку на горку вещей, как будто на плечо Фергуса, и я улыбнулась.

— Что ж. — Откашлявшись, я протянула ей бумажку, найденную у порога. — Не знаю, пополнит ли она твою коллекцию — только что подобрала у задней двери.

Марсали удивленно подняла брови, взяла листок и повертела в руках.

— Чище, чем обычно, — сказала она. — Дорогая тряпичная бумага. Может, это просто… — Ее слова резко оборвались, как только она заглянула в письмо.

— Марсали. — Я протянула к ней руку, а она, побледневшая, передала мне листок и вскочила с кресла.

Письмо было кратким: «Божья коровка, улети на небо, твой домик в огне, а деток уж нет».

— Анри-Кристиан! — громким встревоженным голосом закричала Марсали. — Девочки! Где ваш братик?

Глава 112

Призрак среди бела дня

Я выбежала на улицу и сразу нашла Анри-Кристиана: он играл у Филлипсов, у которых было десять детей — в такой суете в их доме мальчик часто оставался незамеченным.

Некоторые родители запрещали своим чадам подходить к Анри-Кристиану — то ли боялись, что карликовость заразна, то ли поддались суеверным слухам о том, что его внешность — результат сношения матери с дьяволом. Я слышала об этом на каждом углу, хотя при Джейми, Фергусе, Йене или Жермене все держали рот на замке.

Филлипсы — евреи и, по-видимому, ощущали родство с людьми, заметно отличающимися от других. Анри-Кристиана всегда тепло встречали в их доме. Единственная служанка лишь кивнула в ответ, когда я попросила, чтобы кто-нибудь из старших ребят потом проводил мальчика домой, и вернулась к белью. Во всей Филадельфии был день стирки, и воздух становился еще более влажным от кипящих ванн и резкого запаха соды.

Я побежала в типографию, чтобы рассказать Марсали о местонахождении Анри-Кристиана. Избавив ее от переживаний, я надела широкополую шляпу и объявила, что пойду купить рыбы к ужину. Марсали и Дженни, вооружившись щипцами для белья и большим вальком для перемешивания вещей, бросили на меня выразительные взгляды — обе они знали, как я ненавижу стирку, но промолчали.

Пока я выздоравливала, меня, конечно, освободили от домашних дел, да и я, честно говоря, не была готова вытаскивать горячие мокрые вещи из ванны. Пожалуй, я могла бы развесить белье, но успокоила свою совесть следующим: во-первых, в день стирки рыба станет легким ужином, во-вторых, чтобы восстановить силы, мне надо постоянно ходить, а в-третьих, я хотела поговорить с Джейми наедине.

Анонимное письмо, подкинутое к двери, расстроило меня не меньше, чем Марсали. Оно отличалось от других записок с угрозами, чье содержание касалось политических убеждений адресата: большинство из них предназначались Марсали (пока Фергус скрывался, газетой руководила она) и были однотипны — ее называли «Мятежной сукой», а в менее цивилизованных районах Филадельфии я слышала и другие выражения, например, «Шлюха-тори» и другие вариации на немецком и идиш.

Это письмо — другое. В нем чувствовался продуманный злой умысел. Мне вдруг показалось, что за мной следит Джек Рэндолл, и я резко замерла посреди улицы.

Вокруг шумели толпы народа, однако меня никто не преследовал. Нигде не мелькала красная форма, только сине-желтая — как у солдат Континентальной армии.

— Отвали, капитан, — пробормотала я себе под нос. Тем не менее меня услышала маленькая пухлая женщина с подносом брецелей — немецких кренделей. Она оглянулась посмотреть, с кем это я говорю, а потом взволнованным тоном спросила:

— Вы в порядке, мадам? — Женщина говорила с сильным акцентом.

— Да, — смущенно ответила я. — Все хорошо. Спасибо.

— Держите. — Она подала мне крендель. — Кажется, вы проголодались. — Я неуклюже сунула ей деньги, но немка отмахнулась и пошла дальше по улице со своей палочкой, на которую были надеты крендели. — Brezeln! Heiße Brezeln![118] — кричала она, покачивая широкими бедрами.

Я вдруг почувствовала головокружение и, прикрыв глаза, прислонилась к фасаду ближайшего здания и впилась зубами в брецель. Тщательно пережевывая свежий, посыпанный солью крендель, я поняла, что та женщина была права. Я ужасно хотела есть. Просто умирала от голода.

Когда брецель добрался до желудка и кровотока, улучшив мое самочувствие, охватившая меня на мгновение паника исчезла, как будто ее и не было. Как будто.

Давненько такого не случалось. Я проглотила последний кусочек кренделя, проверила пульс — четкий и ровный — и неспешно пошла к реке.

Неспешно, потому что иначе в самый разгар душного дня я бы вспотела и наверняка снова испытала головокружение. Зря я так бездумно оставила тросточку дома. Ненавижу казаться беспомощной.

А еще больше я ненавидела чувство… угрозы, беспричинного страха, вторжения в мою жизнь. Вспышки из прошлого, как это называют военные — точнее, будут называть в мое время. Правда, последний раз такое было в Саратоге, и я уже почти забыла о том случае. Почти.

Что, конечно, вполне объяснимо: в меня стреляли, я едва не погибла, мое тело ослабело. В тот раз паника накрыла меня, окруженную группой жестоких мужчин, в темном лесу близ поля боя. Неудивительно, ведь ситуация напомнила о том, как на меня напали и похитили…

— Изнасиловали, — уверенно и вслух сказала я, чем невероятно изумила проходивших мимо джентльменов. Я не обратила на них внимания. Не стоит избегать этого слова или воспоминания. Все кончено, теперь я в безопасности.

А до этого… Впервые ощущение угрозы охватило меня в «Горной реке». В тот вечер неотвратимая жестокость просто витала в воздухе. К счастью, тогда рядом со мной был Джейми. Он заметил, как я напугана, и, решив, что причиной тому чей-то неприкаянный дух, протянул мне щепотку соли.

В Высокогорье любой проблеме найдется решение: люди знают, как притушить огонь, чтобы угольки тлели всю ночь, как выдоить из коровы все молоко и даже как изгнать призрака.

Я провела языком по губам и, слизнув соль из уголка рта, едва не рассмеялась. Женщина, пришедшая мне на помощь, уже исчезла из виду, сколько