История Франции - Марк Ферро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новизна заключалась в том, что сюжет картины получил самостоятельную ценность, он перестал отсылать зрителя к мифологии или истории, пусть даже к истории самой живописи, что было характерно еще для полотен Жака Луи Давида или Эжена Делакруа. Во времени и в пространстве их картин всегда присутствовал подтекст — религиозный, исторический, мифологический, — в то время как в «Завтраке на траве» смотрящая на нас обнаженная женщина поражает нас, заставляя смотреть прямо на себя. Начиная с этой даты, 1863 г., живопись основывается на восприятии, а не на воображении, как писал критик Гаэтан Пикон. За Мане последовали Эдгар Дега, Клод Моне, Камиль Писсаро. Что еще можно добавить: картина вышла из-под гнета невидимого присутствия — этого духовного прошлого, в котором заключалось ее культурное наследство. Отныне невозможно писать обнаженную женщину, видя в ней только Венеру. Художник своим взглядом смотрит на общество и даже может войти в конфликт с ценностями, носителем которых оно является. В портрете лицо перестает быть лицом изображаемого человека, теперь это то лицо, которое увидел художник. Те, кто считает, что искусство портрета умерло, так как его убила появившаяся в конце XIX в. фотография, видят лишь один аспект проблемы.
«Я тоже — правительство», — говорил еще художник Гюстав Курбе, утверждая свою автономность и право иметь собственное видение мира. В этом смысле живопись фовизма или импрессионизма, не говоря о кубистах и сюрреалистах, стала предшественницей определенного рода кино, от Жана Виго, режиссера, работавшего в духе поэтического реализма, до Жана Люка Годара, пионера «Новой волны».
Таким образом, живопись несла в себе революцию. Но было ли французское общество в период между 1863 г. и Первой мировой войной столь же революционно, сколь и взгляд на него французских и иностранных художников? За исключением министра-социалиста Марселя Семба, подарившего свою коллекцию фовистов Греноблю, картины Сезанна, Дега и Пикассо скупались именно иностранцами, среди которых один доктор Альберт Барнс — коллекционер из США, купил более четырехсот полотен, и почти столько же было куплено русскими.
Хотя не все из этих художников получили признание, они, тем не менее, дали импульс формированию большого рынка произведений искусства. И век спустя французская публика, в свою очередь, воздает им должное.
Лидерство Парижа
Лидерство Парижа имело ярко выраженный характер также в области архитектуры и градостроительства. Централизованное государство и его глава всегда пользовались ею, чтобы оставить память о себе потомству в камне. То, что начали короли, сооружая дворцы на Луаре или в Версале, в Париже продолжили императоры, а за ними своей личной властью и президенты Пятой республики — Жорж Помпиду и особенно Франсуа Миттеран. То, что мечтал построить в Париже Наполеон Бонапарт при помощи Пьера Франсуа Леонара Фонтена, осуществил Наполеон III вместе с бароном Жоржем Османом. Именно в Париже царит власть, и государство осуществляет важнейшие свои заказы, но благодаря централизующему духу план застройки Парижа вдохновил архитекторов, которые разработали новый план застройки Руана, в основу которого было положено пересечение улиц Тьера[325] и Жанны д’Арк (бывших Императорской улицы и улицы Жозефины), а за ним — планы застройки Тулузы, Авиньона и Марселя…
Конечно, были архитекторы, которые, подобно Эжену Виолле-ле-Дюку во времена Наполеона III, пытались противостоять стандартизации, но урбанистические проекты принимают такие формы, особенно после разрушений Второй мировой войны, что предприниматели потихоньку берут верх над архитекторами и над творчеством. Они устанавливают свои законы, когда государство выбирает путь модернизма, функционализма в стиле Ле Корбюзье, вездесущий бетон, прямоугольные пересечения улиц и пристрастие к круговому движению.
Громадные размеры столичного города все же оставляют место для частных заказов, в основном для модерна во главе с Эктором Гимаром в межвоенный период. Но не только: с середины XIX в. парижские здания разного рода и назначения использовались как образец для архитекторов по всей стране и за границей, вне зависимости от их происхождения — политического или частного. Среди них были библиотеки, как, например, библиотека Св. Женевьевы в Париже, задуманная Анри Лабрустом, архитектурные принципы которой позже будут воспроизведены в Общественной библиотеке Бостона; большие магазины, как «Бон Марше», построенный в 1876 г. Луи Шарлем Буало и Гюставом Эйфелем, копией которого стал магазин «Галери Лафайет»; парижские вокзалы, прежде всего вокзал д’Орсе и Восточный вокзал, по образцу которого построен вокзал в Туре и других провинциальных городах; парижская Гранд-опера Шарля Гарнье, о которой поэт Теофиль Готье писал, что это «современный храм цивилизации».
Именно в Париже было построено первое метро[326], а провинция и в этом последовала за столицей только несколько десятилетий спустя.
ОБРАЗОВАНИЕ И ЗДРАВООХРАНЕНИЕ:
СХОДСТВО И КОНТРАСТ
Ничто так не поражает во Франции, как контраст, который можно наблюдать между развитием образования и здравоохранения. Образование, воспеваемое государством, на протяжении истории имело своих проповедников, от Франсуа Фенелона до маркиза де Кондорсе, Франсуа Гизо или Жюля Ферри; развитие здравоохранения, стимулом которого стал прогресс гигиены, иллюстрировала целая плеяда блестящих врачей и ученых, от Франсуа Ксавье Биша до Рене Лаэннека и Луи Пастера.
Эти области сходны в том, что обе они как до, так и после революции 1789 г. находились в ведении двух главенствующих институтов — государства и Церкви. Более того, они стали предметом соперничества этих институтов, когда Конвент отделил заботу о здоровье от дел милосердия и от Церкви, чтобы передать ее медицине. Параллельно с этим и жизнь школы более века была отравлена спором о светском или религиозном характере образования, так как Церковь, как и государство, стремилась контролировать образование и обучение детей. «Нужно установить демократию людей здоровых,
