Все имена птиц. Хроники неизвестных времен - Мария Семеновна Галина

– Ладно-ладно, – торопливо произнес Гиви и осторожно начал спускаться.

Звери благожелательно глядели на него рубиновыми глазами.

Шендерович наблюдал за ним, постепенно увеличиваясь в размерах.

Перспектива менялась – мамелюки, сверху такие безобидные, выстроились угрюмым частоколом; самому маленькому из них Гиви едва доставал макушкой до подбородка. Они не мигая глядели на Гиви налитыми кровью глазами. Гиви сжался и втянул голову в плечи, но от этого лучше себя не почувствовал.

Он стоял на нижней площадке, озираясь и моргая. Почему на вершине было так светло? И почему тут так неуютно?

– Ну? – спросил Шендерович, величественно маяча в образованном мамелюками проходе.

– Что – ну, Миша? – печально отозвался Гиви.

– Что ты такое сделал с Престолом? Там правда есть рычажок?

– Какой рычажок? Я не нашел никакого рычажка. Там есть лев!

– Льва, – холодно сказал Шендерович, – я заметил.

Он задумчиво потеребил губу.

– Ты ж понимаешь, – сказал он наконец, – если бы ты хотя бы оступился… Но ты не оступился!

– Не оступился, – грустно подтвердил Гиви.

– Ну, тогда извини, друг!

Он вновь хлопнул в ладоши. Мамелюки перестроились и взяли Гиви в кольцо.

– Миша! – проблеял Гиви. – Что ты делаешь, Миша! Что люди скажут?

– Какие люди? – удивился Шендерович. – Где ты видишь людей?

– Вот эти… черные…

– Ничего не скажут, – успокоил его Шендерович.

Он щелкнул пальцами. Ближайший к Гиви мамелюк раззявил розовый рот, и Гиви увидел обрубок языка, трепыхавшийся лягушкой за белыми оскаленными зубами.

– Они к тому же и неграмотные, – благожелательно кивнул Шендерович, – так что никакой утечки информации не будет, друг мой Гиви.

Гиви выпрямился и, насколько мог, расправил плечи.

– Это нехорошо, Миша, – сказал он укоризненно.

– Как ты верно заметил, о мой незадачливый спутник, это Восток. Коварство. Интриги. А я – Царь Царей! Я выше общепринятых норм!

Он вновь хлопнул в ладоши.

– В темницу его, – сказал Шендерович и безразлично отвернулся.

Гиви вздохнул. Вздох вспорхнул под каменные своды и растворился во мгле.

Будь проклят этот Ирам!

Нет, на Престоле было здорово. Он, Гиви, отчетливо помнил это ощущение – словно кто-то держит тебя на могучей ладони и возносит ввысь, и ты большой и сильный, а остальные все – маленькие и слабые. Он разговаривает с тобой, этот престол. Он рассказывает о великих деяниях, о сокрушительных армиях, о пламени пожарищ, о рушащихся городах и развевающихся знаменах…

Гиви почти что понимал Шендеровича.

Но еще престол рассказывал и о мудрости, и о праведном суде, и о далеком храме, возносящем ввысь свои колонны, о храме с аметистовым полом, о храме с заповедной комнатой, где в лучах нестерпимого белого огня обитает Бог, о комнате, скрытой завесой. Тихим голосом рассказывал престол о рунных стадах и тучных полях, о долинах, полных света, о виноградниках, где бродят лисы, о козьем сыре и смоквах и о женском смехе в тени олив.

Наверное, этих речей Миша и не слышал…

Гиви пошевелился. Он чувствовал настоятельную потребность немножко погреметь цепями, но цепей не было – ноги его были схвачены деревянными колодками, а руки свободны. В подземелье было нечем греметь.

У всех дворцов, думал Гиви, есть подземелья. Наверху – свет, льющийся сквозь высокие окна, и сияние золота и самоцветов, и придворные, облаченные в шелка, и отвага, и доблесть, и сила… А внизу – лишь сырые своды, с которых капает вода, и мрак, и гниющая солома…

Рядом кашлянули.

Гиви нервно оглянулся.

Он бы подпрыгнул, но ему мешали колодки.

– Человек, – сказал скрипучий голос, – он как дворец. В нем есть потайные комнаты, и темные казематы, и сводчатые залы… Разумеется, иногда попадаются люди, которые как храм… и если там и есть потаенная комната, то в ней обитает Бог. Но таких благословенных мало…

– Э… – осторожно спросил Гиви, – ты кто?

– Узник, – сказали из мрака.

– И давно ты тут сидишь?

Гиви совершенно отчетливо казалось, что, когда его бросили сюда, каземат был пуст.

– Что для любящего время? Что для познаю`щего время? Я был здесь всегда. А ты кто?

– Несчастный, – со вздохом сказал Гиви.

– Несчастье преходяще, – заметил собеседник.

– Только не мое, – возразил Гиви, – я – человек невезучий. Вот, жил я жизнью скромной, без утешения и без надежды, но это было еще ничего, ибо мне, ничего не имеющему, не грозили потери. А затем стал я жить жизнью бурной и за краткое время потерял родину, возлюбленную и друга.

– А эта, которая потом, она была твоя жизнь? – поинтересовался незнакомец.

– Нет, – печально сказал Гиви, – это была жизнь заемная. Ибо причиталась она не мне, но некоему Яни.

– Однако ж то, что годится Яни, не годится тебе, – заключил собеседник, – а что, о бедствующий, годится тебе?

– Я хотел быть как все, – честно сказал Гиви, – или совсем немножко лучше. Я хотел не сутулиться, входя в чужие двери. Хотел, чтобы меня уважали люди. Чтобы, когда появлялся я в доме моих друзей, все бы говорили: «Вот пришел Гиви! Как хорошо! Ибо скучали мы без него!»

– Ты бы хотел быть сильным? – спросил некто.

– Я бы хотел, чтобы меня не давили сильные.

– Богатым?

– Я бы хотел, чтобы меня уважали богатые.

– Любимым?

– Да, – сердито сказал Гиви, – и нет в том плохого. Ибо каждый человек желает быть любимым и любящим…

– Ну, возможно, еще не все потеряно, – отозвался невидимый собеседник. – Он порою насылает на человека бедствия, ибо томится по его молитве. Наверное, твоя молитва Ему особенно ценна.

– Моя молитва уходит под своды казематов, – вздохнул Гиви, – и остается там. Она не находит Бога. Как мне знать, где Он? Кто Он?

– Бог – тот, кто струится меж сердцем и предсердием, подобно слезам, струящимся из-под век. Он – везде.

– И что для него один маленький Гиви?

– Один Гиви для него – все. Ибо другого Гиви у него нет. Воспрянь духом, о собрат по узилищу! Повсюду, где имеются развалины, есть надежда найти сокровище. Почему же ты не ищешь Божье сокровище в опустошенном сердце?

– Потому что его там нет, – сказал Гиви. – Ничего ценного нет в моем сердце, иначе бы друг мой знал ему цену. И не стал бы моим врагом. А став моим врагом, встретился бы со мной как мужчина с мужчиной, один на один, а не бросал на меня своих бессловесных воинов…

– Так он тебя убоялся?

– Не знаю, – вздохнул Гиви, – может, поначалу. Немножко. А теперь, наверное, уже не боится.

– Ну так ты, о узник, ступил на праведный путь. Ибо, пока твой враг боится тебя, ты не достигнул совершенства.

– Красивые слова ты говоришь, о невидимый во мраке. Быть может, они даже и правдивы, ведь не может такая красота быть ложью! И как же мне называть тебя?

– Зови меня Захидом, ибо я аскет. Зови меня Абибом, ибо я верующий. Зови меня Ариб, ибо я познающий, – довольно уклончиво ответил узник.

– Мюршидом буду я звать тебя, о учитель, – вздохнул Гиви, – ибо ты – наставляющий на путь истинный. И все ж поведай мне, как попал ты в это узилище?

– Проповедовал на площадях Ирама, – сердито сказал Мюршид, – хотя вообще