Все имена птиц. Хроники неизвестных времен - Мария Семеновна Галина

Гиви прошел вперед, чувствуя себя очень маленьким. Он боролся с желанием втянуть голову в плечи и окончательно исчезнуть с глаз присутствующих.

– Да? – благожелательно кивнул Шендерович.

– Миша… поговорить надо бы…

– Отчего ж не поговорить, – великодушно разрешил Шендерович, – да ты садись. Угощайся!

– Спасибо, Миша, я не хочу!

– Что значит – не хочу? Кушай, кушай! Твой царь угощает!

Гиви покорно отщипнул от виноградной грозди.

– Наедине, Миша!

– Так мы ж одни, – удивился Шендерович.

– Ты бы девушек отослал…

– Этих? Ну ладно!

Шендерович сделал рассеянный жест рукой, словно отмахивался от мух.

– Пшли отсюда, – лениво сказал он. – Кыш!

Девушки стайкой вспорхнули с насиженных мест и унеслись за дверь.

– Ну? – вопросил Шендерович, залихватски сдвигая венок на одно ухо. – Да что ты жмешься? Говори, я разрешаю.

– Миша, теперь, когда ты царь…

– Я всегда был царь, – веско отметил Шендерович. – Сомневающиеся поражены и ползают во прахе. На брюхе, заметь.

– Ты их, Миша, будешь поражать в голову, а они, извиняюсь, жалить тебя в пяту. Это ж Восток. Коварство, интриги… Я, собственно, к чему клоню – пока ты наверху, да еще этот караванный путь расчищен, может, стоило бы снарядить отряд да и выбираться отсюда? Неспокойное тут место, мистика эта, черт знает что творится.

– А что тут такого творится? – пожал Шендерович плечами. – Все путем.

– Да каким путем, Миша? Ты что, ослеп? Джинны так и шастают, Алка суккубом заделалась, ни сортира, извиняюсь, приличного, ничего! Что мы тут потеряли, Миша? Ну ладно, покушали, отдохнули немножко, с девушками повеселились, но сколько же можно! Ты ж, Миша, одессит! Ну Ирам, ну многоколонный! Чем он лучше Одессы?

Шендерович вновь почесал в области венка.

– Надоело тебе повторять, о трудолюбивый, но терпение мое безмерно. Короче, в Одессе я кто? Инженер паршивый, челнок недорезанный. А тут я кто? Царь Царей!

– Миша, опомнись! Ну какой ты царь? Разве цари шариками торгуют?

– Я был царь в изгнании, – Шендерович постепенно накалялся, – скрытый я был, ясно? Скрытый царь! Но ее, сущность царскую, надолго не спрячешь! Она проступает, ясно? Она как эта… порфира! Облекает она, вот! И вот я выступил в багрянце и блеске, грозный, как полки со знаменами, и пятою своею попрал врагов своих!

Что он несет? – в ужасе думал Гиви, чувствуя некоторую слабость в членах и радуясь, что сидит на подушках. Что он несет!

– Не кто иной, как я, уловил суккуба, сокрушающего мужей…

– Миша, опомнись, это ж Алка! Когда ты ее выпустишь, кстати? Ты ж обещал!

– Когда захочу, тогда и выпущу! Джинны убоялись лика моего и испарились по одному моему слову…

– Миша, послушай!

– Престол, – проговорил Шендерович, драматически воздевая руку, – вот он, престол, избравший достойного! Истребляющий недостойных! Он вознес меня на высоту, мне подобающую!

– Миша, это ж чистый трюк! Механика!

– Трюк? – Шендерович, казалось, увеличился в размерах. – Да как ты смеешь?! Да ты… Да ты попробуй взойди на него!

– И взойду!

– Да ни в жисть! Кишка тонка! Он знаешь что с самозванцами творит? Он фараонам ноги ломал!

– Да ложил я на твоих фараонов! – заорал Гиви и вскочил на ноги.

Он чувствовал себя пустым и легким, точно воздушный шарик Шендеровича, и с некоторым удивлением отметил, что его как-то само собой повлекло к вздымающимся серебряным ступеням.

Звери по бокам лестницы укоризненно таращились на него рубиновыми глазами, но Гиви уже было все равно.

Он ухватился за загривок льва с такой силой, словно намеревался приподнять бедное животное за шкирку и хорошенько встряхнуть. Лев ошеломленно поглядел на него и слегка отпрянул.

Рычажок, лихорадочно думал Гиви, рассеянно потрепав зверя за ушами, где-то тут должна быть пружина!

Рука скользила по гладкой поверхности.

Дубан соврал? Или эта штука как-то уж очень хитро спрятана?

Поймав укоризненный взгляд вола, Гиви размахнулся и свободной рукой врезал ему между рогами. Из металлической глотки вырвалось короткое мычание, вол вздернул голову и попятился, освобождая проход.

Гиви взлетел на ступеньку и смерил следующую пару – волка и ягненка – таким уничтожающим взглядом, что те поспешно расступились. Воздушный шарик неумолимо влекло вверх – Гиви чувствовал, как мощный поток подхватил его и несет, несет, несет по ступенькам.

Он опомнился только на вершине престола.

Горлица, слетевшая со спинки, возложила ему на голову венец, который был слегка великоват и съезжал на глаза.

Гиви выпростал голову из-под венца и осторожно огляделся.

Он восседал на престоле, который оказался неожиданно высоким. Снизу, с раскиданных подушек, на него смотрел маленький Шендерович.

Интересно, пронеслось в голове у Гиви, где же все-таки был этот самый рычажок? Или я так нажал на него, что и сам не заметил?

Он облизал пересохшие губы.

– Ну вот видишь, Миша, – сказал он как можно убедительней, – это же просто фокус! Трюк!

– Ты говоришь! – как-то очень неопределенно и каким-то совершенно не своим голосом откликнулся снизу Шендерович.

Сверху, над престолом, запели искусственные птицы.

Гиви вертел головой, пытаясь избавиться от дурацкого венца.

Шендерович медленно поднялся на ноги. Почему-то он все равно казался очень маленьким. Какое-то время он, задрав голову, молча глядел на Гиви, потом хлопнул в ладоши.

Дверь распахнулась, и в тронный зал ворвались обнаженные по пояс мамелюки с кривыми, опять же обнаженными саблями.

– Взять его! – велел Шендерович.

– Миша! – вновь завопил Гиви, причем голос его звучал из-под серебряного балдахина особенно гулко и внушительно. – Да что ты, Миша! Это же я, Гиви!

Мамелюки несколько неуверенно топтались у подножия трона.

Шендерович пожал плечами.

– Ты уж извини, друг, – сказал он, – но в Ираме должен быть только один царь!

– Да на фиг мне этот Ирам! Миша, я же только хотел…

– Взять его, – вновь махнул рукой Шендерович, – измена!

Один из мамелюков, самый, видимо, отважный, сделал неуверенный шаг, поставив ногу на первую ступень престола.

Раздался отвратительный, режущий уши скрежет.

Гиви съежился под балдахином.

Лев у первой ступени поднялся на дыбы и зарычал, распялив серебряную зубастую пасть, а вол как-то похабно вильнул задом и металлическим копытом въехал в коленную чашечку мамелюка. Тот покатился со ступеньки, подвывая и держась за разбитое колено.

Мамочка, ужаснулся Гиви, эта тварь таки сломала ему ногу!

Остальные мамелюки тоже завыли и начали подпрыгивать, сверкая зубами и саблями, но при этом не сходя с места.

– Миша, – вновь завопил Гиви с высоты престола, – да отзови же их!

Шендерович, нахмурившись, рассеянно обрывал лепестки роз на макушке.

– Как ты туда залез? – спросил он наконец вполне рассудительным тоном.

– Да понятия не имею! Отзови этих бандитов, Миша!

– Ладно! – Шендерович хлопнул в ладоши, и мамелюки с облегчением перегруппировались и застыли, выстроившись в две шеренги по бокам престола.

Ну и дела! – ошеломленно думал Гиви.

– Спускайся, – велел Шендерович.

– Миша, ты не рассердился? – опасливо спросил Гиви.

– Нет. Спускайся.

– Они меня не тронут?

– Не тронут, слезай.

– А ты меня не тронешь?

– Нет, если ты объяснишь, как туда залез.

Гиви понятия не имел, как он туда залез, но на всякий случай судорожно закивал.

– А…

– Да слезешь ты или нет? – возопил Шендерович, теряя терпение. – А то, учти, я сам поднимусь и спущу тебя