День козла - Александр Филиппов

– А вы не обратили внимание, – задал, наконец, вопрос словоохотливой бабке приплясывающий от нетерпения прокурор, – на улице рядом с убитым был кто-нибудь? Стоял поблизости или рядом проходил?

– Обратила, сынок, обратила, – с готовностью закивала бабка. – Врать не буду – не было никого. Ни вблизи, ни вдали.

– Машина какая-нибудь мимо не проезжала?

– Не-е, – решительно мотнула головой старушка. – Этих машин, зараз, развелось стока – улицу не перейдешь, враз давят! Особливо нас, пенсионеров. Я думаю, это специально делается, – опять понизила голос она, – штоб мы, значит, государство не объедали! А тут, как на грех, ни одной машины. Пустая площадь была – хоть шаром покати!

– А выстрела вы не слышали? – допытывался прокурор.

– Нет, не слышала. Как охнул он, сердешный, – указала она на труп, – слыхала. Как головой об асфальт – громко так, прям будто полено деревянное уронили – тырс! – слыхала. А выстрела нет. Вот те хрест! – она перекрестилась истово, поклонилась в сторону колокольни. А потом вдруг закончила неожиданно-заученно. – С моих слов записано верно, поправок и дополнений нет, в чем и подписуюсь, – и опять перекрестившись, поклонилась опешившему прокурору. Коновалов, наблюдавший эту сцену, усмехнулся,

– Ну ты, Анюта, даешь! – явно позавидовала отпущенной прокурором бабке ее товарка-старушка. – Калякала, прям как по писанному!

– Эх, разе ж это допрос! – самодовольно поправляя на голове ситцевый платок, ответила та, – Вот када я в сорок втором годе, соплюхой еще, ведро угля с платформы на железной дороге сперла – вот тада допрос был! Следователь за наган хватался – щас, грит, в расход пущу! Вот то допрос! А это… – она пренебрежительно махнула рукой, – разговор один, тары-бары!

Коновалов, проводив взглядом бывалую старушку, еще раз осмотрелся вокруг. Стрелять в учителя могли или из здания муниципалитета, или, что вероятнее, из окна либо крыши гостиницы. Сбербанк располагался гораздо дальше по улице, и при выстреле с той стороны пуля отбросила бы тело вправо от крыльца, поразив жертву в бок, а не в спину, аккурат в нижний угол левой лопатки, в самое сердце. Конечно, с помощью трассологической экспертизы можно будет выяснить даже, из какого окна Дома колхозника велся прицельный огонь, но произойдет это лишь через пару дней. А до того времени снайпер, которому не угодил чем-то заурядный школьный учитель, может добраться и до Первого президента.

«Надо немедленно собрать все сведения об убитом, – прикинул полковник. – Где-то они с этим киллером обязательно пересеклись…»

Сквозь толпу торопливо пробрался Сорокин, присел на корточки рядом с телом, долго вглядывался в его лицо, будто надеясь, что тот откроет вдруг глаза и назовет имя убийцы. Но погибший безучастно молчал. Майор встал, заметил Коновалова, и незаметно подал ему знак рукой – отойдем мол.

Полковник вслед за Сорокиным выбрался из толпы.

– Я, Илья Ильич, вообще-то не имею права об этом вам говорить, – оглянувшись по сторонам, зашептал майор, – но, с учетом сложившихся обстоятельств должен признаться, что убитый – мой человек.

– Час от часу не легче, – понимающе вздохнул Коновалов.

– Нет, конечно, это не действующий сотрудник, – шептал возбужденно майор, – вы ж раньше в нашем ведомстве состояли, так что понимаете… Он действительно школьный учитель, но время от времени выполнял… некоторые поручения…

– Ясно, – нетерпеливо кивнул полковник.

– Короче, он работал по интересующему нас вопросу, – Сорокин посмотрел на часы. – Полтора часа назад я встречался с ним в баре гостиницы.

– И что он сказал? – напрягся Коновалов.

– Да в том-то и дело, что ничего! Ни хрена он не знал! Нес обычную для мелких информаторов околесицу. Бериевских следователей она, возможно, и заинтересовала бы, но для меня не представляла никакой оперативной ценности.

– А после этого его в спешном порядке, средь бела дня, рискуя, укокошил тот самый снайпер, о котором учитель ничего не знал? – не без ехидства подметил полковник. – Или какой-то другой? Может их тут несколько, несмотря на то, что ваше начальство тря дня назад уверило меня, что оперативная обстановка в Козлове нормальная, и никакой опасности для Первого президента здесь нет? А тут вдруг стреляют на улицах, людей кладут… Может, мы на съезд киллеров нарвались? Или на симпозиум – по обмену опытом…

– Да вы погодите злорадствовать, – взорвался свистящим шепотом майор. – Я ведь прежде всего вам помочь хочу. Но… ничего понять пока не могу. Может, он что-то все-таки знал? И не сказал мне при встрече?

– Или знал, но не подозревал, какой ценной информацией, опасной для «киллера», обладает, – подсказал Коновалов. – Ты, майор, обрати внимание, как его убрали – явно в спешке, щелкнули в центре города. Уж кого-кого, а простого учителя можно было ликвидировать не так демонстративно. Зачем киллеру привлекать к себе такое внимание? Ведь цель-то его – явно не заурядный стукач, а мой подопечный. А это значит, что учитель твой что-то знал, – заключил полковник, – или узнал уже после вашей с ним встречи.

– Так у него не более часа было. Что он за это время успел?

– Вот этот-то час, майор, нужно теперь по секундочкам восстановить. Где он за это время побывал, с кем встречался, – решительно заявил Коновалов. – Сейчас переговорим с Гавриловым, наметим план действий.

– Я про учителя ему сказать не могу – уперся Сорокин. – Вы все-таки… как бы из нашей системы. Можно сказать, из одного гнезда с нами – чекистского. А он – мент. Им раньше-то серьезную информацию доверять нельзя было, а сейчас – тем более. Не успеешь оглянуться – весь город о твоем сексоте узнает.

– А когда эти самые менты установят, что незадолго до своей гибели учитель с неким гражданином встречался, и выйдут в конце концов – к вечеру сегодняшнего дня, я думаю, на сотрудника ФСБ, майора Сорокина, объясняться придется. Ты, кстати, после контакта с информатором чем занимался?

– Ну вот, вы меня еще в подозреваемые запишите, – обиделся контрразведчик.

– Я – нет, а вот следователь прокуратуры, который дело ведет – запросто. Вон он какой, молодой, розовощекий, от служебного рвения глаза горят…

– У меня железное алиби, – отмахнулся Сорокин. – Я как раз в момент убийства с местным психиатром встречался.

– И что?

– Да ничего! После того, как мировое сообщество решительно осудило карательную практику советской психиатрии, доктора с перепугу из дурдомов и кого надо, и кого не надо повыпускали. Только по этому городку на сегодняшний день более пятидесяти социально опасных психов разгуливают. И что любому из них в голову может прийти – психиатр сказать затрудняется. По крайней мере то, что кто-то из них не озадачится сверхидеей президента укокошить, доктор гарантировать не может. Это такая публика, что кого угодно в свой бред включить могут.

– Но не каждый из них владеет боевым огнестрельным оружием, – вставил полковник.

– И не каждый шиз на учете стоит, – заметил майор. – Ходит такой человек – вроде нормальный во всех отношениях. Кроме того, что президент страны ему инопланетянином кажется. Задумавшим, значит, таким образом захват нашей планеты космическим десантом из Альфы Лебедя обеспечить. И его, психа, священный долг этому помешать, спасти человечество… Это мне психиатр объяснил.

– И опять все в оружие упирается, – вздохнул Коновалов. – На Горбачева в свое время покушался такой. С обрезом дробовика. А здесь – снайперская винтовка.

– Мне тот же психиатр сказал, что нет таких преград, которых не преодолел бы одержимый бредовой идеей человек, – не без ехидства отметил майор.

– Это точно, – грустно согласился полковник. – Я с такими людьми, брат, часто по долгу службы встречаюсь.

– Где? – живо заинтересовался Сорокин.

– Да в той же Госдуме – каждый второй, с идеей. Хоть в смирительную рубашку пеленай.

XХ

Дотошный обыск в однокомнатной квартирешке Вениамина Георгиевича, известного в определенных кругах под оперативным псевдонимом Пеликан, не дал ничего. Следователь прокуратуры, сотрудники уголовного розыска и эксперт-криминалист, неодобрительно косясь на присутствовавших при сем незваных гостей с неясными полномочиями – Коновалова и Сорокина, – заглянули во все укромные уголки тесного жилища, простучали стены, переворошили содержимое ящиков, чемоданов, перелистали небогатую библиотеку покойного, и в итоге навалили на стол объемистую кучу видеокассет и порножурналов. Беглый просмотр их неопровержимо свидетельствовал о педофильских наклонностях покойного. Что совершенно естественно навело членов следственно-оперативной группы на мысль, что убийство учителя – чья-то месть за растление малолетних.