Девятая рота (сборник) - Юрий Коротков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, у нас вечерние представления. А в чем вопрос? – не понял тот.
– Так днем работа.
– Вы что, собираетесь целый день таскать мешки, а потом выходить на арену?!
– А что ж, хозяин меня даром кормить будет? – пожал плечами Иван.
– Ну-ну… – только и сказал Твердохлебов.
Иван старательно, корявыми буквами написал на контракте фамилию. Твердохлебов тотчас спрятал контракт в стол.
– Вот и хорошо, – сказал он. – Выходить вы будете не из-за кулис, а из зала, как сегодня. И еще такое условие – приходите в рабочей одежде, в рубахе, портах и босиком.
– Зачем это? – удивился Иван. – У меня и поприличней костюмчик имеется.
– Так интереснее для публики. И представлять я вас буду – портовый грузчик Иван Поддубный! Договорились?
Они встали, пожали друг другу руки. Твердохлебов пощупал его мускулы, постучал по груди и удовлетворенно качнул головой.
– И еще, Иван! – хозяйским уже голосом окликнул он, когда тот открыл дверь. – С этой минуты ты уже артист, а не человек из зала. В следующий раз – победишь ты или проиграешь – не сочти за труд поклониться публике!
Девушка-гимнастка ждала его на улице.
– Подписали?.. Ах, не успела я вас предупредить заранее, – огорченно качнула она головой. – Но вы хотя бы прочитали сначала?
– Зачем? На словах договорились.
– Ну нельзя же быть таким доверчивым! – всплеснула она руками.
– Казаки никогда бумагу зря не пачкали. Слово сказал – держи.
– Цирк – совсем другой мир, Иван. Жестокий мир. Здесь только то, что написано на бумаге, имеет цену. Твердохлебов наверняка и для вас какую-то подлость приготовил… Вы долго будете столбом стоять? – сердито сказала она. – Проводите меня до гостиницы!
– А можно? – не веря счастью, спросил тот.
– Нужно, – сдерживая улыбку, ответила она и взяла его под руку.
Некоторое время они шли молча по вечернему городу.
– А вот скажите, Мими… – начал Иван.
– Какая я вам Мими? – засмеялась она. – Маша. Я такая же Мими, как турок Ахмет-Паша или Дикий Горец.
– Так они что, не настоящие? – удивился Иван.
– Господи, Иван! – прыснула девушка. – Вы наивный, как ребенок! Неужели есть еще такие люди? Откуда вы?
– С хутора, с Кубани, – смущенно ответил он. – Вот, захотелось на мир поглядеть, где, как люди живут. Батя сперва слышать не хотел, чтоб меня отпустить. Он сам-то дальше ярмарки в уездном городке за всю жизнь не бывал. Говорил: казак из дома только на войну уйти может. Я слово скажу, он за нагайку хватается. Насилу уговорил – на год, на заработки.
– Как все похоже, – сказала Маша. – А нас шестеро сестер было. И мать в доме главная. Утром фортепьяно, днем французский, вечером вышивка под дамские романы вслух. В воскресенье в церковь, на ярмарку невест. И сиди жди, может, благородный посватается… Потом к нам в город Твердохлебов приехал. Я как в цирк первый раз вошла – так и пропала. Тайком по вечерам бегала – просто за кулисами воздухом этим подышать. Потом гастроли закончились. И я сказала себе: алле! Или ты сделаешь это сейчас, или не плачь потом!..
– Так и сбежала? – изумленно спросил Иван.
– Так и сбежала. Три года уже с цирком езжу.
– Скажите, а не страшно с такой высоты прыгать?
– Страшно, – просто ответила она. – Иногда так страшно, что с места двинуться не можешь. Тогда я говорю себе – алле! – Она вскинула маленький подбородок, как на площадке под куполом. – И прыгаю. Все очень просто: или ты можешь это сделать, или возвращайся домой вышивать подушки крестиком.
Иван в своей полотняной рабочей рубахе и портах и громадный Турок в расшитом блестками трико, ухватив друг друга за пояса, кружились по арене цирка. Турок был раза в полтора шире и тяжелее, он наваливался на Ивана, пытаясь задавить весом. У Ивана на шее вздулись жилы от напряжения, пот уже ручьями лился по лицу.
Публика – от галерки до почетной ложи – дружно болела за Поддубного, за своего.
Турок, как бы меняя захват, незаметно для зрителей вдруг сильно ударил Ивана плечом в лицо.
– Ты чего ж делаешь, сволочь? – сквозь зубы прошипел Иван, свирепея. Мельком оглянулся на судью – Твердохлебов делал вид, что ничего не замечает.
Турок еще раз ударил его плечом, потом, прижавшись голова к голове, вцепился в него зубами…
…Зрители одобрительно хлопали, не выпуская сигар изо рта, за своими столиками, расставленными вокруг ринга, потягивали пиво, свистели. Табачный дым слоями висел в полутемном пространстве дешевого клуба.
Смуглокожий атлет, пригнувшись, снова бросился на Ивана, ударил его головой в грудь. Поддубный отлетел в канаты, пружинисто оттолкнулся от них и, бешено раздувая ноздри, бросился на противника. Схватил его поперек тела, оторвал от земли, раскрутил вокруг себя и вышвырнул с ринга. Тот под вспышками фотокамер перелетел через канаты и рухнул под ноги зрителям, опрокинув стол с бутылками и стаканами.
Зал радостно взревел, зрители вскочили на ноги, чтобы разглядеть, как ворочается поверженный противник в осколках битого стекла, пытаясь подняться.
– Терри, – обернулся к компаньону Скотт. – Садись на телефон, переигрывай все обратно. Лучшие залы в Детройте и Чикаго. Заплати газетчикам, чтобы этот снимок, – кивнул он на ринг, – был на первой полосе каждой газетенки. И заголовок – что-то типа: «Русский медведь подмял под себя Америку!»… Да, и вот еще что! Я хочу спросить: ты с ума сошел, Терри? Немедленно сними ему люкс в нормальном отеле. И молись, чтобы пресса не пронюхала, что чемпион мира живет у нас в каком-то свинарнике. Как будет выглядеть моя фирма? Господи, неужели я один должен обо всем думать!..
Иван и Маша шли по набережной над штормящим морем.
– Вот такая цирковая жизнь, – вздохнула она. – Только начнешь любить этот город, привыкать к людям – и все, последний день, собирайся в дорогу… Неужели целый месяц прошел?..
Они остановились у гостиницы.
– До свидания, Иван… Завтра финальная схватка. Ни пуха тебе, ни пера!
Иван уныло кивнул.
– Не так… – со смехом передразнила Маша. – А – «К черту! Алле! Я все могу! Я самый сильный!»… – она потормошила его. – Я буду за тебя болеть. Буду держать пальцы вот так, – подняла она пальцы крестиком. – Да весь город за тебя болеет!.. Ну, до свидания?
– До свидания.
– До завтра.
– До завтра, – повторил Иван.
Маша стояла не двигаясь, с улыбкой глядя на него снизу.
– Я сейчас уйду, Иван.
Он кивнул.
– Я сейчас уйду. Завтра мы увидимся последний раз, а потом я уеду! У нас остался один день, всего один день! Ты ничего не хочешь мне сказать?
Иван молчал, опустив глаза.
– Господи, какой же ты ребенок! – не выдержала она. – Большой сильный ребенок! Неужели я все в жизни должна делать сама? – она закинула руки ему на плечи, обняла и поцеловала.
– Маша, оставайся! – Иван схватил ее за руки. – Я… Я все для тебя сделаю! Я заработаю на двоих, останься, я тебя прошу!..
Она покачала головой:
– Не могу.
Иван понимающе кивнул.
– Не для того из дома убежала…
– Да не в этом дело, Иван! – едва сдерживая слезы, отчаянно сказала она. – Я ведь не все тебе рассказала. Это сначала все сказкой казалось. Потом хозяин мне контракт подсунул, я на радостях подписала не читая. Вот тут сказка и кончилась. Оказалось, контракт-то бессрочный. А хочешь уйти – заплати неустойку. Не ешь, не пей – все равно за всю жизнь столько не заработаешь. Сбежала от него – вернул с полицией. Так что я у него как рабыня, только без веревки на шее. Прощай, Иван! – она повернулась идти.
– Маша… – он попытался удержать ее.
– Не надо, Иван, – она освободилась. – Долгие проводы – лишние слезы, – она побежала к гостинице.
Турок, Дикий Горец и Француз завтракали в открытом кафе на набережной.
– Я вас поздравляю, господа, – сказал Француз, глядя в газету. – Мы безработные.
– Типун тебе на язык, Базиль, – проворчал Горец.
– А я теперь не Базиль – Васька с рязанской мануфактуры. Да и ты не горный орел. Не забыл еще, как шпалы ворочал? Пора вспоминать прежние занятия.
Приятели оторвались от еды и вопросительно посмотрели на него.
– «Разное, – с выражением прочитал тот заголовок. – В Феодосии, где нынче гастролирует цирк антрепренера Твердохлебова, объявился силач самородок, грузчик местного порта Поддубный. С уверенностью можно сказать, что он победит в чемпионате, поскольку никто из профессиональных борцов г-на Твердохлебова не продержался против него на арене даже четверти часа», – он сложил газету и с досадой швырнул на стол. – Это петербургские «Ведомости». Если уж в столице знают – значит, звон по всей России. Кто нам согласится платить прежние гонорары, если босяк в холщовых портах кидает нас, как снопы в скирду? Так что или по домам, или народ веселить в цирке города Семижопова. Да вы ешьте, ешьте, господа. Пока есть на что.