Личность и государство - Герберт Спенсер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я намеренно употребил выражение: общество как целое, так как отнюдь не намереваюсь устранять или осуждать помощь, оказываемую плохо одаренным людям людьми, лично хорошо одаренными. Правда, эта помощь наносит вред, если распределяется как и кому попало, так что дурно одаренные люди получают возможность размножаться. Но при отсутствии помощи со стороны общества личная благотворительность, к которой прибегали прежде с сознанием большей ответственности и шире, нежели это делается теперь, практиковалась бы ради оказания помощи несчастным, достойным участия предпочтительно перед теми, которые по существу не достойны помощи. Кроме того, из этой благотворительности общество извлекало бы все выгоды, которые вытекают из развития чувства симпатии. Однако это не мешает нам утверждать, что необходимо поддерживать радикальное различие между моралью семьи и моралью государства и что если великодушие должно лежать в основе первой, то существенным принципом второй должна быть справедливость. Не следует изменять нормальные отношения между гражданами, отношения, в силу которых каждый получает взамен своего грубого или искусного, физического или умственного труда вознаграждение, соответствующее спросу, вознаграждение, позволяющее ему благоденствовать и воспитывать своих детей соразмерно с теми качествами, которые делают жизнь его ценной для него и для других.
И, однако, несмотря на то что очевидность этих истин должна была бы поразить всех, кто, оторвавшись от поглощающих их внимание занятий, оглянулся бы на условия нашей жизни, к которым мы принуждены применяться, мы все-таки продолжаем требовать отечески распоряжающегося правительства. Смешение семейной морали с государственной не только не считается вредным для общества, но по большей части призывается как единственно действительное средство обеспечить общественное благо. Это заблуждение достигло теперь такой степени, что извращает убеждения даже тех, кого следовало считать более свободными от него, нежели свободны другие. В сочинении, которому Cobden-Club присудил премию в 1880 г., говорится, что «истина свободного обмена затемнена софизмами системы laissez faire», и затем, что «нам нужно гораздо более отеческое правительство, какое было пугалом в глазах прежних экономистов».
Только что изложенная мною истина имеет весьма важное жизненное значение, так как от признания или непризнания ее меняются политические убеждения. Поэтому я позволю себе остановиться на ней, приведя выписки из одного сочинения, напечатанного мной в 1851 г., и попрошу только читателя не считать мое мнение неразрывно связанным с содержащимися в нем теологическими выводами. Представив картину «того состояния всеобщей войны, среди которого живут все низшие существа», и показав, что от этого получается некоторая доля добра, я продолжаю:
«Заметьте также, что их плотоядные враги истребляют в травоядных стадах не только тех особей, которые пережили уже период зрелости, но также и болезненных, дурно сложенных, менее сильных и быстрых из них. Этот отбор вместе с бесчисленными боями, происходящими в период спаривания, предупреждает вырождение расы, которое было бы следствием размножения низших особей, и обеспечивает сохранение организмов, вполне приспособленных к окружающей среде и, следовательно, наиболее способных обеспечить себе благосостояние.
Развитие высших видов есть движение вперед к форме существования, способной дать счастье, свободное от этих неизбежных зол. Это счастье должно осуществиться в человеческой расе. Цивилизация есть последняя ступень к его осуществлению, идеальный человек есть существо, живущее в условиях этого счастья. А пока благополучие существующего человечества и движение к окончательному совершенству обеспечиваются той благодетельной, но строгой дисциплиной, которой подчинена вся природа. Эта дисциплина беспощадна, этот закон неумолим; они ведут к счастью, но никогда не допускают послаблений, чтобы не причинить частичных и временных страданий. Бедность неспособных, несчастье неосмотрительных, нищета лентяев, уничтожение слабых сильными, оставляющее столь многих „среди подонков нищеты“, – таковы результаты безграничной, но целесообразно поступающей доброты.
Чтобы стать способным к социальной жизни, человек должен не только отделаться от дикости своей природы, он должен еще приобрести необходимые для цивилизованной жизни навыки. Он должен развить в себе уменье заниматься, изменить свой ум настолько, чтобы он мог приспособиться к своим новым задачам, а главное, должен обладать достаточной энергией, чтобы отказаться от ничтожного, немедленного наслаждения и за то получить большее наслаждение в будущем. Переходное состояние будет, разумеется, тяжелым. Нищета есть неизбежное следствие несоответствия между природой человека и внешними условиями. Все бедствия, постигающие нас и принимаемые невеждами за очевидные последствия той или иной причины, которую возможно устранить, на самом деле – роковым образом сопровождают совершающееся приспособление. Человечество обязано подчиняться неизбежным условиям своего нового положения, оно должно приспособиться к нему и пустить в дело все свои силы, чтобы перенести истекающее из него зло. Процесс этот долженсовершиться, страдания должныбыть перенесены. Никакая сила в мире, никакой выдуманный искусными законодателями закон, никакой проект, имеющий целью исправить условия человеческой жизни, никакая коммунистическая панацея, никакая реформа, которую когда-либо совершили или совершат люди, – не могут уменьшить этих страданий ни на одну йоту. Можно усилить их интенсивность, и ее усиливают, и философ, стремящийся отвратить это зло, всегда найдет достаточно средств к изощрению своего мышления. Однако перемена ведет за собой должнуюдолю страданий, которых нельзя уменьшить, не изменяя самих законов жизни.
Разумеется, если суровость этого процесса смягчается непосредственной симпатией людей друг к другу, на это ничего возразить нельзя, хотя эта симпатия, несомненно, наносит вред, когда проявляется без предварительного изучения конечных последствий. Но вытекающие из этого неудобства – ничто в сравнении со сделанным добром. Только тогда, когда симпатия побуждает к незаконным поступкам, когда она является причиной запрещенного законом нарушения общей для всех свободы, когда она в частном проявлении жизни искажает отношение между закономерным порядком и условиями жизни – только в таких случаях она безусловно производит зло. Тогда она сама мешает выполнению своих планов. Она способствует размножению людей, наименее способных к существованию, и, следовательно, препятствует размножению людей, наиболее способных к жизни, составляя менее места для последних. Она стремится наполнить мир людьми, которым жизнь принесет наибольшее количество страданий, и закрывает доступ в нее тем, кому она может принести наибольшее число радостей. Она создает положительное несчастье и мешает положительному счастью» (Social Statics, 1851 г.).
Хотя с тех пор, как напечатаны были эти страницы, протекла целая треть столетия, я не вижу никакой причины отказаться от выраженного мною в то время взгляда. Напротив, этот период времени принес множество доказательств, подтверждающих приведенное здесь мнение. Время показало, что если выживают только способные индивиды, то от этого получаются бесконечно
