Вокруг Пушкина - Ирина Ободовская

«...Я на счет твой совершенно спокоен, зная расположе­ние Царского Села, холеры там быть не может — живи и здравствуй с Натальей Николаевной, которой я свидетель­ствую свое почтение, — пишет Пушкину его друг П. В. Нащо­кин из Москвы. — Я уверен, что ты, несмотря на все ужас­ные перевороты, которые тебя окружают, еще никогда не был так счастлив и покоен, как теперь — и для меня это не ничего; без всякой сантиментальности скажу тебе, что мысль о твоем положении мне много доставляет удовольст­вия... Натальи Николаевне не знаю, что желать, — все имеет в себе и в муже» (15 июля 1831 г.).

В своих воспоминаниях о Пушкине фрейлина А. О. Россет-Смирнова писала о встречах с поэтом и его женой ле­том 1831 года.

«...Я не знаю, известны ли вам сказки Пушкина? Он их писал в доме Китаева, придворного камер-фурьера. Я приез­жала к одиннадцати часам, когда не дежурила, и поднима­лась вместе с его женой в его кабинет. У него было ужасно жарко. Он любил жару... Когда мы входили, он тотчас начи­нал читать, а мы делали свои замечания».

Но в июле месяце, спасаясь от холеры, свирепствовав­шей в Петербурге, императорская фамилия и двор перееха­ли в Царское Село. Тишина и покой были нарушены, встре­ча Пушкиных с двором и великосветским обществом стала неизбежной. Однако жена поэта совсем не стремилась к этому.

«...Я не могу спокойно прогуливаться по саду, — пишет Наталья Николаевна деду 13 июля, — так как узнала от одной из фрейлин, что их величества желали узнать час, в кото­рый я гуляю, чтобы меня встретить. Поэтому я и выбираю самые уединенные места».

Родители Пушкина жили недалеко от Царского Села, в Павловском, и в течение лета часто виделись с поэтом и его женой. В письмах к дочери, Ольге Сергеевне, оставшейся на лето в Петербурге, мы встречаем много упоминаний о молодых супругах.

«Сообщу тебе новость, — пишет Надежда Осиповна (мать поэта) до­чери 25—26 июля 1831 года,—император и императрица встретили Наташу с Александром, они остановились пого­ворить с ними, и императрица сказала Наташе, что она очень рада с нею познакомиться, и тысячу других милых и любезных вещей. И вот она теперь принуждена, совсем это­го не желая, появиться при дворе». «...Весь двор от нее в восторге, императрица хочет, что­бы она к ней явилась, и назначит день, когда надо будет при­дти. Это Наташе очень неприятно, но она должна будет подчиниться...».

В половине октября Пушкины покинули Царское Село и поселились в Петербурге. В ноябре Пушкин вновь поступает на службу в Министерство иностранных дел. Он начина­ет работать над историей Петра I и получает разрешение на доступ в архивы.

Расположение императрицы к Наталье Николаевне было всем известно, и перед ней открылись двери великосвет­ских гостиных.

«Жена Пушкина появилась в большом свете и была здесь отменно хорошо принята, она понравилась всем и своим об­ращением, и своей наружностью, в которой находят что-то трогательное», — писал М. Н. Сердобин (родственник барона Б.А.Вревского) в ноябре 1831 года Б. А. Вревскому (псковский помещик, был женат на Евпраксии - дочери Н.А.Осиповой, соседки Пушкина по Михайловскому).

Дочь хорошей знакомой Пушкина Е. М. Хитрово (дочь фельдмаршала Кутузова, питала к Пушкину глубокую привязанность)  Дарья Федоровна Фикельмон, жена австрийского посла, женщи­на умная и образованная, большая приятельница Пушкина, часто посещавшего ее салон, оставила в своем дневнике и письмах несколько высказываний о жене поэта. Приведем два из них.

«Пушкин приехал из Москвы и привез свою жену, но не хочет еще ее показывать (в свете). Я видела ее у маменьки. Это очень молодая и очень красивая особа, тонкая, строй­ная, высокая, лицо Мадонны, чрезвычайно бледное, с крот­ким, застенчивым и меланхолическим выражением, глаза зеленовато-карие, светлые и прозрачные, взгляд не то что­бы косящий, но неопределенный, — тонкие черты, красивые черные волосы. Он очень в нее влюблен».

«Госпожа Пушкина, жена поэта, здесь впервые явилась в свет; она очень красива, и во всем ее облике есть что-то поэ­тическое — ее стан великолепен, черты лица правильны, рот изящен, и взгляд, хотя и неопределенный, красив; в ее лице есть что-то кроткое и утонченное; я еще не знаю, как она раз­говаривает, ведь среди 150 человек вовсе не разговарива­ют,— но муж говорит, что она умна. Что до него, то он пере­стает быть поэтом в ее присутствии; мне показалось, что он вчера испытывал... все возбуждение и волнение, какие чувст­вует муж, желающий, чтобы его жена имела успех в свете».

Совершенно естественна и понятна застенчивость и скромность молодой жены поэта: ей было всего 19 лет и она впервые появилась в великосветском обществе. В. А. Солло­губ (писатель, приятель Пушкина), часто встречавшийся с ней в свете, пишет в своих вос­поминаниях:

«...Много видел я на своем веку красивых женщин еще обаятельнее Пушкиной, но никогда не видывал я женщины, которая соединяла бы в себе такую законченность классиче­ски правильных черт и стана... Да, это была настоящая кра­савица, и не даром все остальные, даже из самых прелест­ных женщин, меркли как-то при ее появлении. На вид все­гда она была сдержанна до холодности и мало вообще гово­рила. В Петербурге она бывала постоянно, и в большом све­те, и при дворе, но ее женщины находили несколько стран­ной. Я с первого же раза без памяти в нее влюбился».

И Фикельмон, и Соллогуб отмечают сдержанность и молчаливость Пушкиной, причем первое высказывание  относится к 1831 году, а второе — к значительно более поздне­му периоду.

Необыкновенная красота Пушкиной поразила петербургское общество. Но мы должны отметить в отзывах современников и штрихи, рисующие ее не только как красивую женщину. Так, Фикельмон говорит о ее кротком, застенчивом выражении лица; Сердобин пишет, что Ната­лья Николаевна нравилась всем и своим обращением. Ф. Н. Глинка (поэт, видный деятель декабристских организаций) 28 ноября 1831 года пишет Пушкину: «...Меня про­шу (как говорят французы) положить к ногам Вашей милой супруги. Я много наслышался о ее красоте и любезности».

Фактических материалов к биографии Натальи Никола­евны до сих пор было очень мало. «Мнения современников o ее характере, уме, духовном развитии противоречивы»,— указывает доктор филологических наук Б. Мейлах.

Попытка охарактеризовать образ жены поэта была сде­лана известным историком и литературоведом П. Е. Щеголевым в книге «Дуэль и смерть Пушкина». Но и он писал:

«Нельзя не пожалеть о том, что в нашем распоряжении нет писем Натальи Николаевны, каких бы то ни было, в особен­ности к Пушкину. В настоящее время изображение лично­сти Натальи Николаевны мы можем только проектировать по письмам к ней Пушкина». Однако Щеголев подошел к этим письмам необъективно и содержание внутренней жиз­ни жены поэта, приписывая ей «скудость духовной приро­ды», свел к светско-любовному романтизму. И, самое глав­ное, Щеголев почему-то прошел мимо всего того хорошего, что было сказано не только современниками, но и самим Пушкиным о жене. А Пушкин считал, что жена его пре­лесть, любил «это милое, чистое, доброе создание», любил душу ее больше красивого лица. Щеголев, если и приводит немногие положительные отзывы о Пушкиной, то тотчас же их оговаривает: «Кое-где прибавляют: «мила, умна», но в таких прибавках чувствуется только дань вежливости той же красоте. Да, Наталья Николаевна была так красива, что могла позволить себе роскошь не иметь никаких других до­стоинств». В свете этих высказываний «спроектирован­ный» им образ Пушкиной оказался отрицательным, как нам кажется, без достаточных к тому оснований даже для того времени, когда еще не было многих документов, которыми располагаем мы теперь. Это во многом и надолго предопре­делило отношение к ней не только широкого круга почита­телей поэта, но и ряда исследователей и писателей. О по­спешных и неправильных суждениях и выводах Щеголева писали многие исследователи.