Война в Фивах - Нагиб Махфуз

— Господи! Как чудесен этот голос, который воскрешает надежды, угасшие в наших сердцах!

Хам воскликнул:

— Великий Бог! В Фивах, ставших мертвым городом, снова пробудилась жизнь.

К ним присоединился Ком:

— Молодой человек, ваш голос воскресил наши умершие сердца, мы до сих пор жили без надежды на будущее, задавленные нищетой, и не находили иного выхода, как вспоминать и оплакивать славное прошлое. Сейчас вы приподняли занавес в великое будущее.

Исфинис был вне себя от радости, его сердце полнилось надеждой. Своим красивым и волнующим голосом он сказал:

— Господа, плакать бесполезно. Прошлое исчезнет в глубине веков и окажется во власти забвения, если вы будете лишь оплакивать его. Славное прошлое сохранится, если вы начнете трудиться не покладая рук. Пусть вас сегодня не печалит ремесло торговцев, ибо скоро вы станете солдатами. Тогда в ваших руках будет весь мир, а крепости окажутся у ваших ног. Однако скажите мне правду! Вы доверяете всем своим собратьям?

— Доверяем как сами себе! — в один голос ответили гости.

— Вы не опасаетесь шпионов?

— Пастухи безмозглые тираны. Их бдительность усыплена тем, что они держат нас в рабстве уже десять лет. Они не принимают никаких мер предосторожности.

Исфинис восторженно воскликнул:

— Идите к своим верным собратьям и сообщите им добрую весть о зарождении новых надежд. Давайте собираться так часто, как это возможно, чтобы обменяться мыслями и советами и передать собратьям вести с юга. Если египтяне гневаются в Напате, этой безопасной гавани, у вас имеются все причины на еще больший гнев.

Гости радостно согласились с тем, что он сказал.

— Нас охватил гнев, благородный юноша, — заметил Диб. — Наши старания докажут вам, что мы гневаемся больше, чем наши собратья в Напате.

Гости поклонились торговцам и удалились, ощущая прилив гнева и испытывая жажду к битве. Эти чувства уже не затихнут и не исчезнут. Исфинис и Лату услышали, как Эбана вздохнула и сказала:

— Боже! Кто отведет нас к семье погибшего царя? В какой части земли она находится?

Прошли две недели, в течение которых Исфинис и его пожилой спутник не знали отдыха. В жилище Эбаны они встречались с фиванцами, которые скрывались в этом квартале, и рассказывали им о том, на что надеются египтяне в изгнании, вселяя надежду в их сердца, придавая им силы и вызывая в их душах жажду к битве.

Вскоре в рыбацком квартале с нетерпением и тревогой ждали часа, когда Исфиниса пригласят в царский дворец.

Дни текли своей чередой, и однажды гофмейстер губернатора Юга явился в рыбацкий квартал и спросил, где найти корабли Исфиниса. Он передал Исфинису письмо от губернатора, в котором сообщалось, что молодому человеку дозволяется войти в царский дворец в определенный час того дня, когда наступит праздник. Многие видели гофмейстера и обрадовались, в их сердцах пробуждалась надежда.

В тот вечер, когда на кораблях все отошли ко сну, Исфинис при свете луны один стоял на палубе посреди спокойной и тихой ночи.

Лицо юноши освещали мерцающие лучи, словно драгоценные камни и жемчуг. Он чувствовал легкость и поразительное удовлетворение, пока его воображение беспрепятственно бродило между недавним прошлым и необычным настоящим. Исфинис вспомнил время, когда покинул Напату, вспомнил, как бабушка Тетишери сообщила ему радостную весть — дух Амона подал ей мысль отправить его в Египет.

Камос, его отец, стоял рядом и давал ему советы низким внушительным голосом.

Юноша вспомнил мать, царицу Сеткимус, целующую его в лоб, жену Нефертари, когда та бросила на него прощальный взгляд влажных от слез глаз. В глазах Исфиниса появилось выражение такой чистой и скромной нежности, как свет луны, он ощущал красоту, царившую между небом и водами Нила. Божественная атмосфера освежала и опьяняла его. Однако светлый и яркий образ тайком проникал в сознание юноши, вынуждая его содрогнуться всем телом. Исфинис закрыл глаза, точно пытаясь убежать от него, и отчаянно прошептал: «Боже, я думаю о ней больше, чем следует. Мне вообще не полагается думать о ней».

Наступил день праздника. Исфинис провел светлые часы дня на борту корабля. Вечером он облачился в лучшие одежды, причесал ниспадавшие локоны, надушился и покинул корабль. За ним последовали рабы, неся ларец из слоновой кости и паланкин с опущенными занавесками. Они направились к дворцу. Фивы веселились, воздух полнился звуками тамбуринов и песнями. Луна освещала улицы, забитые пьяными солдатами, оравшими песни, и экипажами знати, следовавшими к царскому дворцу. Впереди них шли слуги с факелами. Юноша впал в глубокое отчаяние и с грустью подумал: «Судьба определила мне участвовать с этими людьми в празднике, которым отмечается падение Фив и гибель Секененры». Он гневно посмотрел на шумную солдатню и вспомнил слова врача Кагемни: «Когда солдаты привыкают к пьянству, их оружие ржавеет, и они не рвутся в бой».

Исфинис шел следом за потоком людей до края площади перед дворцом, чьи стены и окна казались ему нагромождением одной волны света на другую. От этого зрелища ему стало не по себе, сердце громко заколотилось, его настиг благоухающий порыв ветра, пропитанный воспоминаниями о юности; он продолжил путь, и чем ближе он подходил к колыбели детства и месту игр, тем грустнее у него становилось на душе.

Исфинис подошел к одному из гофмейстеров и показал ему письмо губернатора Ханзара. Тот внимательно прочитал письмо, вызвал гвардейца и приказал отвести торговца в сад, где ему предстояло ждать. Юноша следовал за гвардейцем, они свернули на боковую тропинку, ибо центральная дорога была забита гостями, гофмейстерами и гвардейцами. Исфинис очень хорошо помнил это место, будто покинул его последний раз только вчера. Когда они дошли до большой колоннады, ведущей в сад, его сердце забилось быстрее, и он так заволновался, что прикусил нижнюю губу, вспомнив, как играл здесь вместе с Нефертари. Тогда он завязывал себе глаза, она пряталась за одной из огромных колонн, затем он снимал повязку и искал ее повсюду до тех пор, пока не находил. В это мгновение Исфинис вообразил, будто слышит топот ее маленьких ножек и эхо ее веселого смеха. Они вырезали свои имена на одной из колонн… неужели еще сохранились следы? Ему хотелось забыть о гвардейце и поискать следы дней славного прошлого, но гвардеец быстро продвигался вперед, не догадываясь о сердечных муках юноши, следовавшего за ним на расстоянии вытянутой руки. Когда они вошли в сад, гвардеец указал на скамью и сказал молодому человеку:

— Жди здесь, пока тебя не позовут.

Сад был освещен яркими лампами, ветерок со всех сторон приносил запах благоухающих трав и цветов. Он глазами искал то место, где статуя Секененры стояла в конце заросшей травой тропинки, разделявшей сад на две части. Вместо нее он увидел другую безвкусную статую мужчины крупного телосложения с большой головой, крючковатым носом, длинной бородой и широко расставленными выпученными глазами. Юноша не сомневался, что это Апофис, царь пастухов. Он смотрел на статую долго и мрачно, затем бросил на гвардейцев взгляд, полный гнева и ненависти. Все во дворце и в саду сохранилось в прежнем виде. Исфинис заметил летнюю беседку на высоком холме, окруженную пальмами с высокими грациозными стволами, вспомнил счастливые дни, когда вся семья спешила сюда весной и летом. Его дедушка и отец отдавались игре в шахматы, Нефертари устраивалась между царицей Сеткимус и бабушкой, царицей Ахотеп, а он сидел на коленях у Тетишери. Время шло незаметно, пока они тихо разговаривали, читали стихи и угощались спелыми фруктами. Исфинис сидел так некоторое время, неспешно вспоминая время, проведенное в этом саду, тропинки и сводчатые галереи. Тут явился посыльный.

— Ты готов? — спросил он.

Исфинис встал и ответил:

— Вполне готов, господин.

Собираясь уходить, посыльный приказал:

— Следуй за мной.

Исфинис последовал за посыльным, за ними шли его люди. Они поднялись по лестнице, пересекли царскую сводчатую галерею и оказались на пороге царского зала. Здесь они ждали позволения войти. До слуха Исфиниса донеслась бурная музыка и громкий смех, он услышал шарканье ног танцующих. Он заметил виночерпиев, разносивших кувшины, чаши и цветы. Исфинис понял, что эти люди в дни праздников не ведают ни стыда, когда потакают своим прихотям, ни меры в своем поведении. Царь дозволял им отбросить всякое достоинство и вернуться к диким привычкам. Тут один из рабов назвал Исфиниса по имени, он неторопливо вошел и оказался в середине зала. Вокруг сидели гости в лучших праздничных одеждах и с интересом разглядывали его. Исфинису стало неловко. Он понял, что губернатор прекрасно знает, как разжечь интерес людей. Ханзар рассказал о торговце и его подарках, чтобы возвеличить себя в глазах царя. Губернатор видел в этом доброе предзнаменование. Дойдя до середины зала, Исфинис велел своему сопровождению остановиться и приблизился к трону, почтительно склонив голову. Тоном, в котором звучало рабское повиновение, он произнес: