Ребекка - Дафна дю Морье

Я полагала, что лестница приведет меня к спальням в восточном крыле и я найду свою комнату и посижу там немного, пока не подойдет время ленча и мне волей-неволей придется спуститься вниз.

Я, должно быть, заблудилась, так как, войдя в дверь на верхней площадке лестницы, я попала в незнакомый мне коридор, чем-то похожий на коридор в западном крыле, но шире и темнее — из-за темных панелей на стенах.

Я приостановилась, затем свернула налево и вышла к просторной площадке другой лестницы. Кругом было темно и тихо. Вокруг ни души. Если утром здесь и были горничные, они давно закончили свою работу и спустились вниз. Здесь не осталось никаких следов их присутствия, не пахло пылью от подметания ковров, и, стоя там в раздумье, в какую сторону мне повернуть, я подумала, что в безмолвии этом есть что-то не совсем обычное, что-то гнетущее, как в пустом доме, покинутом хозяевами навсегда.

Я наугад открыла одну из дверей и оказалась в кромешной тьме, через закрытые ставни не проникал ни один луч света, лишь в центре комнаты смутно виднелись очертания мебели, закутанной в белые чехлы. Воздух был спертый и затхлый, как бывает в нежилых помещениях, где все украшения собраны в кучу на кровати и прикрыты простыней. Вполне возможно, что здесь не раздвигали занавесей с прошлого лета, и, если подойти к окну и, отодвинув их в стороны, открыть скрипучие ставни, оттуда упадет мертвая бабочка, томившаяся здесь в заточении многие месяцы, и ляжет рядом с потерянной булавкой и сухим листком, который был занесен ветром еще до того, как закрыли окна. Я тихонько вышла из комнаты и пошла неуверенно по коридору, по обеим сторонам которого темнели закрытые двери, пока, наконец, не подошла к небольшой нише в наружной стене с широким окном, откуда падал свет. Я поглядела наружу. Подо мной простирались уходящие к морю травянистые лужайки, а за ними само море, ярко-зеленое, с белыми гребешками, взбитыми западным ветром, стремительно и плавно несущимися вдаль.

Море было ближе, чем я представляла, куда ближе; оно начиналось у купы деревьев за последней лужайкой — какие-нибудь пять минут ходьбы, и если бы я прислушалась сейчас, приложив ухо к окну, я услышала бы, как на берегу бухточки, невидимой мне, разбиваются буруны. Я догадалась, что обошла дом кругом и теперь стою в коридоре западного крыла. Да, миссис Дэнверс была права, отсюда хорошо слышно море. Можно было представить, как зимой оно подкрадывается к зеленым лужайкам и угрожает самому дому; даже сейчас из-за сильного ветра на стеклах лежал туман, словно кто-то дохнул на них снаружи. Пропитанный солью туман, поднявшийся с моря. На солнце вдруг набежало облачко, и море сразу изменило цвет, стало черным, безжалостным и жестоким, совсем не похожим на веселое, сверкающее белыми гребешками море, каким оно предстало передо мной сначала.

Я обрадовалась, сама не знаю почему, что мои комнаты в восточном крыле. Пожалуй, розарий милее мне, чем шум моря. Я вернулась к лестничной площадке и только собралась спускаться, положив одну руку на перила, как за моей спиной открылась дверь и вышла миссис Дэнверс. Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга, и я не могла с уверенностью сказать, что отражается в ее глазах — гнев или любопытство, потому что стоило ей меня увидеть, как ее лицо превратилось в маску. Хотя она ничего не спросила, я чувствовала себя виноватой, мне было стыдно, словно я вторглась в чужие владения и была поймана с поличным, я ощущала, как предательская краска заливает мне лицо.

— Я заблудилась, — сказала я. — Я искала свою спальню.

— Вы попали в противоположную часть дома, — сказала она. — Это западное крыло.

— Да, я знаю.

— Вы заходили в какую-нибудь комнату? — спросила она.

— Нет, — сказала я. — Нет, только открыла дверь, но внутрь не зашла. Там темно, и все покрыто чехлами. Мне очень неприятно. Я не хотела ничего здесь нарушать. Вы, вероятно, предпочитаете все держать закрытым.

— Если вы пожелаете открыть комнаты, это будет сделано, только предупредите меня. Они все обставлены, ими можно пользоваться.

— О нет, — сказала я. — Я не имела это в виду.

— Может быть, вы хотите, чтобы я показала вам все западное крыло?

Я покачала головой.

— Нет, спасибо, я должна идти вниз.

Я стала спускаться, она — рядом со мной, словно я была узница, а она — мой страж.

— В любое время, когда вам будет нечего делать, только скажите мне, и я покажу вам комнаты в западном крыле, — настойчиво повторила она, и мне, не знаю почему, стало не по себе. Ее настойчивость пробудила во мне одно воспоминание, напомнила, как в детстве я гостила однажды в доме наших друзей и как их дочь, девочка на несколько лет меня старше, взяла меня за руку и шепнула в самое ухо: «У мамы в комнате есть одна книжка, я знаю, где она спрятана. Пойдем посмотрим». Я помню ее бледное возбужденное лицо, пуговки глаз и то, как она щипала меня за руку.

— Я велю снять чехлы, и вы увидите все эти апартаменты такими, какими они были, когда ими пользовались, — сказала миссис Дэнверс. — Я показала бы их вам сегодня утром, но я думала, что вы пишете письма. Вам надо только позвонить ко мне в комнату, если я вам понадоблюсь. Чтобы привести комнаты в порядок, не нужно много времени.

Мы спустились на один короткий лестничный марш, и она открыла еще одну дверь, отступив в сторону, чтобы меня пропустить; ее черные глаза шарили по моему лицу.

— Это очень любезно с вашей стороны, миссис Дэнверс, — сказала я. — Я вас об этом попрошу… как-нибудь в другой раз.

Мы вместе вышли на большую лестничную площадку, и я увидела, что мы находимся на верху парадной лестницы за галереей менестрелей.

— Не понимаю, как вы могли заблудиться, — сказала она, — дверь в восточное крыло совсем не похожа на эту.

Я шла другим путем.

— Значит, вы спустились по черной лестнице и шли по каменному коридору.

— Да, — сказала я, отводя от нее взгляд, — да, я прошла по каменному коридору.

Она продолжала глядеть на меня, словно ждала, что я расскажу ей, почему я убежала в панике из кабинета и блуждала по черным лестницам и коридорам, и я почувствовала вдруг, что она все знает, что она, должно быть, следила за мной все это время, возможно, с самого начала подглядывала в щелку двери, пока я была в западном крыле.

— Миссис Лейси и майор Лейси уже давно здесь, — сказала она. — Я слышала, как их машина подъехала вскоре после двенадцати.

— О, — сказала я, — неужели?

— Фрис должен был провести их в кабинет, — сказала она. — Сейчас уже не меньше половины первого. Теперь вы знаете, куда вам идти, да?

— Да, миссис Дэнверс.

И я пошла по парадной лестнице в холл, зная, что она стоит там, наверху, не спуская с меня глаз.

Я понимала, что должна вернуться в кабинет и встретиться с сестрой Максима и ее мужем. Мне не удастся теперь спрятаться в спальне. Входя в гостиную, я оглянулась через плечо и увидела, что миссис Дэнверс все еще стоит на лестничной площадке, как черный часовой.

Я приостановилась на мгновение за дверью в кабинет, прислушалась к нестройному шуму голосов. Мне показалось, что в кабинете полно людей, значит, Максим вернулся, пока я была наверху, и привел с собой управляющего. Меня мутило от страха — ужасное чувство, которое я так часто испытывала в детстве, когда меня звали поздороваться с гостями, — и, повернув ручку двери, я, как слепая, вошла в кабинет; меня встретило море лиц и внезапно наступившая тишина.

— Ну, вот она, наконец, — сказал Максим. — Где ты скрывалась? Мы уже подумывали, не отправиться ли нам на поиски. Это Беатрис, это Джайлс, это Фрэнк Кроли. Осторожней, ты чуть не наступила на собаку.

Беатрис была высокая, широкоплечая, очень красивая, с такими же, как у Максима, глазами и подбородком, но не такая модная и элегантная, как я ожидала, скорее спортивная, такие женщины выхаживают больных собак, разбираются в лошадях, хорошо стреляют. Она не поцеловала меня. Она крепко пожала мне руку, глядя прямо в глаза, и обернулась к Максиму.

— Ничуть не похожа на то, что я думала. Ничего общего с твоим описанием.

Все рассмеялись, я тоже, хотя кто знал, может быть, они смеялись надо мной, спрашивая себя, как Максим меня описал и что именно она ожидала увидеть.

— Это Джайлс, — сказал Максим, сжимая мне плечо, и Джайлс, протянув огромную ручищу, чуть не вывихнул мне руку и так стиснул пальцы, что они онемели; его добродушные глаза приветливо улыбались из-за очков в роговой оправе.

— Фрэнк Кроли, — сказал Максим, и я обернулась к управляющему, бесцветному, довольно худому мужчине с торчащим кадыком, в глазах которого при взгляде на меня я прочла облегчение. Меня это удивило, но задумываться было некогда, так как вошел Фрис и подал нам херес, и Беатрис снова обратилась ко мне.

— Максим сказал, что вы вернулись только вчера. Я этого не знала, мы не свалились бы вам на голову так скоро. Ну, что вы думаете о Мэндерли?