Ребекка - Дафна дю Морье

— О да, — сказала я. — Миссис Дэнверс кажется мне необыкновенной личностью.

— Хотя красавицей ее не назовешь, — сказал Джайлс и разразился громким смехом. Фрэнк Кроли ничего не сказал, а подняв глаза, я увидела, что Беатрис пристально смотрит на меня. Но она тут же отвернулась и принялась болтать с Максимом.

— Вы играете в гольф, миссис де Уинтер? — спросил Кроли.

— Боюсь, что нет, — ответила я, радуясь, что тема разговора переменилась и миссис Дэнверс опять забыта, и хотя я совсем не разбиралась в гольфе и никогда не играла в него, я была готова слушать Кроли сколько угодно; в гольфе есть что-то солидное и скучное, в нем не таится опасности, он ничем не грозит.

Подали сыр и кофе, и я спросила себя, не надо ли теперь мне встать из-за стола. Я то и дело поглядывала на Максима, но он не подавал мне знака, а тут Джайлс начал рассказывать историю, за которой я с трудом могла уследить, о том, как выкапывали занесенную снегом машину, — что его навело на эту тему, я сказать не могу, — и я вежливо слушала ее, время от времени кивая головой и улыбаясь, и видела, что Максим, сидящий на противоположном конце стола, становится все беспокойней, ерзает на месте. Наконец Джайлс замолчал, и я поймала взгляд Максима. Он слегка нахмурился и кивнул головой на дверь.

Я тут же вскочила, неловко задев стол, в то время как отодвигала стул, и опрокинула бокал с портвейном, стоявший перед Джайлсом.

— О господи! — воскликнула я, замешкавшись, не зная, что делать, тщетно пытаясь дотянуться до салфетки.

— Все в порядке, Фрис уберет, — сказал Максим, — ты сделаешь еще хуже. Беатрис, возьми ее в сад, она еще ничего почти не видела.

Он казался усталым, поникшим, измученным. Лучше бы они не приезжали, подумала я. Они испортили нам день. Потребовалось слишком много усилий так вот сразу после приезда. Я тоже чувствовала себя усталой, усталой и подавленной. Голос Максима звучал чуть ли не раздраженно, когда он предложил, чтобы мы пошли в сад. Какой надо быть идиоткой, чтобы опрокинуть бокал с вином!

Мы вышли на террасу и направились вниз, к подстриженным зеленым лужайкам.

— Жаль, что вы так скоро вернулись в Мэндерли, — сказала Беатрис, — было бы куда лучше, если бы вы поболтались месяца три-четыре в Италии и приехали сюда в середине лета. Очень пошло бы на пользу Максиму, не говоря о том, что было бы куда легче для вас. Боюсь, что сперва вам придется здесь туго.

— О, не думаю, — сказала я. — Я уверена, что полюблю Мэндерли.

Она не ответила, и мы молча прошлись взад-вперед по лужайке.

— Расскажите мне о себе, — наконец сказала Беатрис. — Что это такое вы делали на юге Франции? Жили с какой-то кошмарной американкой, сказал Максим.

Я объяснила ей про миссис Ван-Хоппер и что привело меня к ней; Беатрис слушала меня очень сочувственно, но не очень внимательно, словно ее мысли были заняты чем-то другим.

— Да, — сказала она, когда я приостановилась, — все это произошло очень внезапно, как вы говорите. Но, конечно, мы были в восторге, милочка, и я всем сердцем надеюсь, что вы будете счастливы.

— Спасибо, Беатрис, большое спасибо.

Я спрашивала себя, почему она сказала, что надеется, мы будем счастливы, а не сказала, что уверена в этом? Она была добра, она была искренна, она мне очень понравилась, но в ее голосе проскальзывало сомнение, вселявшее в меня страх.

— Когда Максим написал мне обо всем, — продолжала она, беря меня за руку, — и сказал, что нашел вас на юге Франции и что вы очень молоденькая и очень хорошенькая, должна признаться, я пришла в ужас. Мы все ожидали увидеть этакую светскую красотку, очень современную, с наштукатуренным лицом, одним словом, девицу, какую ждешь встретить в таких местах. Когда вы вошли в кабинет перед ленчем, я не поверила своим глазам.

Она рассмеялась, я тоже, но она так и не сказала, разочаровала ее моя внешность или успокоила.

— Бедный Максим, — сказала она, — он прошел через страшные дни, будем надеяться, что вы заставили его забыть о них. Конечно, он обожает Мэндерли.

Мне и хотелось, чтобы не прерывался ход ее мыслей и она так вот легко и естественно еще и еще рассказывала мне о прошлом, и одновременно в самой глубине души я боялась о нем знать, боялась о нем слышать.

— Мы с Максимом совсем не похожи, — сказала Беатрис, — наши характеры диаметрально противоположны. Нравится мне человек или нет, довольная я или сержусь, сразу по мне видно. Максим другой. Очень сдержанный, очень замкнутый и скрытный. Никогда не узнаешь, что там у него в душе. Я взрываюсь по малейшему поводу, вспыхну, а через секунду все позади. Максим выходит из себя один или два раза в год, но когда это случается, лучше быть подальше. Но не бойтесь, вряд ли вы выведете его из себя, детка, у вас такой уравновешенный характер.

Она улыбнулась и похлопала меня по руке, и я подумала: «уравновешенный характер» — как мирно и идиллически это звучит, сразу представляешь себе женщину с вязаньем на коленях, с гладким, безмятежным челом. Женщину, которую ничто не тревожит, которая никогда не стояла, как я, полная надежд, страстных стремлений и неуверенности в себе, грызя и так обкусанные ногти, не зная, какой избрать путь, за какой следовать звездой.

— Вы не обидитесь на меня, детка, — продолжала Беатрис, — но я думаю, вам надо что-то сделать с волосами. Почему бы вам их не завить? Они такие длинные и прямые. Наверное, выглядит ужасно под шляпой. Может быть, заложить их за уши?

Я послушно сделала это и ждала ее одобрения. Беатрис критически смотрела на меня, склонив голову набок.

— Нет, — сказала она. — Нет, я думаю, так еще хуже. У вас делается слишком суровый вид, это вам не идет. Нет, вам нужна завивка, чтобы немного их поднять. Мне никогда не нравился этот стиль а-ля Жанна д'Арк или как там еще это называется. А что говорит Максим? К лицу вам эта прическа, по его мнению, или нет?

— Не знаю, он ничего об этом не говорил.

— Ну что ж, — сказала Беатрис, — возможно, ему нравится. Вы меня не слушайте. Скажите, вы купили какие-нибудь вещи в Лондоне или Париже?

— Нет, нам было некогда. Максиму не терпелось попасть домой. И ведь я всегда могу выписать каталог и заказать платье по почте.

— Глядя на вас, сразу видно, вам безразлично, что носить, — сказала Беатрис.

Я виновато взглянула на свою юбку из легкой шерсти.

— Нет, не безразлично, — сказала я. — Я люблю красивые вещи. Но до сих пор я не могла тратить много денег на одежду.

— Странно, что Максим не задержался на недельку в Лондоне, чтобы купить вам какие-нибудь приличные вещи, — сказала она. — По правде говоря, это эгоизм с его стороны. И так не похоже на него. Обычно он очень взыскательный, ему трудно угодить.

— Да? — сказала я. — Мне так не показалось. По-моему, он вообще не замечает, что на мне надето. По-моему, ему все равно.

— О-о, — протянула она, — должно быть, он очень изменился.

Она отвернулась от меня и, засунув руки в карманы, засвистела, подзывая Джеспера, затем поглядела наверх, на возвышавшийся над нами дом.

— Значит, вы не пользуетесь западным крылом, — сказала она.

— Нет, наши комнаты в восточном крыле. Там все переделали.

— Да? Я этого не знала. Интересно, почему?

— Так решил Максим, — сказала я. — Ему, по-видимому, больше здесь нравится.

Она ничего не ответила, она продолжала свистеть, глядя на окна дома.

— Как вы — поладили с миссис Дэнверс? — внезапно спросила она.

Я наклонилась и принялась похлопывать Джеспера по голове и гладить ему уши.

— Я не так уж часто с ней встречаюсь, — сказала я. — Она меня немного пугает. Я никогда не видела таких людей.

— Да, думаю, что никогда, — сказала Беатрис.

Джеспер поднял на меня глаза, большие, покорные, даже застенчивые; я погладила его шелковую макушку и положила ладонь на черный нос.

— Вам нечего ее бояться, — сказала Беатрис, — и главное, чтобы она не заметила этого. Конечно, мне почти не приходилось иметь с ней дело, да и желание такое вряд ли возникнет. Однако она всегда очень вежлива со мной.

Я продолжала гладить Джеспера по голове.

— Она дружелюбно держится с вами? — спросила Беатрис.

— Нет, не очень.

Беатрис снова принялась свистеть и чесать голову Джеспера носком туфли.

— Я бы на вашем месте постаралась как можно меньше обращаться к ней, — сказала Беатрис.

— Да, — сказала я, — она прекрасно ведет хозяйство, мне нет необходимости вмешиваться.

— О, я не думаю, чтобы она против этого возражала, — сказала Беатрис. Это же самое сказал накануне вечером Максим, и я подумала, как странно, что тут мнения сестры и брата сошлись. Я считала, что вмешательство в ее дела меньше всего должно быть по вкусу миссис Дэнверс.

— Я полагаю, со временем она смирится, — сказала Беатрис, — но поначалу вам придется трудно. Это понятно, она дико ревнует. Я боялась, что так оно и будет.