Избранные и прекрасные - Нги Во

находящийся поблизости тесный чулан. За место в нем мы соперничали со шваброй и метлой, а также друг с другом, пока не сумели наконец втиснуться и закрыть дверь. Потом ее рука крепко сжала мою, и нам даже не понадобилось сближать головы, чтобы начать целоваться.

Мы не соответствовали друг другу, но в ограниченном пространстве это не имело значения, места хватало, чтобы касаться лиц и непоправимо портить тщательно уложенные прически. Ее пальцы каким-то образом очутились у меня во рту, я прикусила их и вызвала у нее то ли визг, то ли хихиканье. В чулане было адски жарко и душно, мне казалось, что я вот-вот растаю, особенно когда я прижималась щекой к ее щеке или скользила ладонями вверх по ее голым запястьям.

На нашу удачу, нас не застукали, и мы в конце концов вышли из чулана, держась за руки, с сияющими глазами. Мы выглядели как те девчонки, которые по очереди уединялись с парнями Ботли за раздевалкой у бассейна, и нам было так хорошо, что, когда с наступлением ночи компания распалась, я отправилась домой к Арчерам вместе с Хэлен.

С тех пор я превратилась в бродяжку самого элегантного свойства. Почти три недели я провела у Арчеров, которые считали меня на редкость смышленым существом. Потом мы с Хэлен рассорились, не успев провести у себя дома и нескольких дней, я выклянчила приглашение к Фезерстоунам, где мы с Алисией Фезерстоун почти месяц наслаждались обществом друг друга, пока я не поняла, что мне осточертел ее храп. Некоторое время я провела с Виктором Ридом под предлогом дружбы с его сестрой Полетт, а потом мобилизовали и его. Целовался он лучше, чем Томас, но оказался не таким чутким, как Алисия.

Положение гостьи меня устраивало. Я ела вместе с хозяевами и спала в одной постели с девочками, которые мне особенно нравились, и со временем в совершенстве освоила искусство подражания. Я переняла рафинированные манеры Фезерстоунов, среднеатлантический выговор Баннеров, а у Уилкинсов научилась умению без труда подчинять тех, кого они считали ниже себя по положению в обществе, то есть почти всех.

Я освоила еще один фокус – как считать себя желанной гостьей всюду, где бы я ни появилась, и в большинстве случаев была таковой. Мне хватало ума сознавать, что притягательностью я обязана своей экзотической внешности и смутно-трагической истории, и недоставало ума возражать, когда мои отличия от остальных становились темой для беседы за ужином.

Я гостила в доме Фэй уже неделю, когда у Дэйзи наметилась встреча с несколькими бравыми молодыми офицерами из Кэмп-Тейлора. К тому времени подобными встречами все мы были сыты по горло, но ее отец считался давним другом тамошнего начальника, и, конечно, Дэйзи была вынуждена согласиться, а поскольку согласилась она, то пришлось и мне.

Она нарядила меня в нежное кремовое платье, слабо пахнущее лавандой, а для себя выбрала голубое, цвета мечты, воздушное и парящее вокруг нее, как дымка над рекой Огайо.

– Голова разболится у меня или у тебя? – спросила я, пока закалывала ее темные волосы, и она улыбнулась моему отражению в зеркале.

– Ну конечно, у меня, – протянула она. – Уложишь меня в постель, а когда стемнеет, мы сбежим проведать Барбару Блейк и этого ее кузена из Виргинии.

Вслед за Дэйзи я спустилась в гостиную, полную офицеров, и мы приступили к удивительно сложной и трудоемкой работе – вести себя в меру очаровательно, не создавая при этом впечатления, будто мы хотим чего-то большего, чем просто посидеть и поболтать. Миссис Фэй предупредила нас, что надлежащее гостеприимство – это «гостиная, но не далее», и порой успешно пройти по столь тонкой грани оказывалось нелегко.

Дэйзи приходилось пузыриться весельем наподобие шампанского, а мне разрешалось вести себя тихо и загадочно, именно поэтому я и заметила Джея Гэтсби первой. Он держался особняком от остальных, стоял у окна, как оловянный солдатик, в то время как его товарищи рассеялись по чинной гостиной семейства Фэй. Сидя на жестком стуле с прямой спинкой, я думала, что он немного похож на человека, с благоговейным трепетом озирающегося в церкви – такими глазами он смотрел на персидские ковры, по которым просто ходили ногами, на медный столик, привезенный из самой Турции, на высокие стрельчатые окна, напоминающие о французских предках Фэй. Он и меня окинул быстрым взглядом, и я с неприязненной иронией представила, как он распознает во мне какую-нибудь прислужницу, вывезенную с Востока, чтобы украсить этот дом – подобно круглому окну-розетке с витражом или подставке для зонтов, сделанной из слоновьей ноги.

На Дэйзи он не смел даже взглянуть, пока она не окликнула его и не ляпнула какую-то глупость – мол, незачем робеть.

Тогда-то он и перевел на нее глаза, и все в комнате вдруг… замерло.

– О-о… – слабым голосом произнесла Дэйзи, уронив руки на колени, и я почти ощутила, как дыхание застряло в ее горле. Она казалась ошеломленной, и, когда я увидела, какими глазами она смотрит на молодого лейтенанта, стоящего у окна, я поняла почему.

На людей не принято смотреть так, как лейтенант Гэтсби смотрел на Дэйзи Фэй. Нельзя снять с себя кожу и показать, что твое сердце объято пламенем и ничто в прошлом и будущем не имеет ни малейшего значения, лишь бы тебе досталось то, чего ты хочешь.

Казалось, за этот краткий миг Дэйзи, сама того не подозревая, всецело завладела сердцем Джея Гэтсби и всю оставшуюся жизнь ему предстояло провести в попытках вернуть его.

– О-о, м-м… ну и ну, – она запнулась и залилась очаровательным смехом. – Вот вы какой, оказывается. Странно, вы напомнили мне ту песню – как ее, Джордан? «Бабочка-бедняжка»? Да что ж я никак ее выбросить не могу из головы, вот ведь глупость, кстати, почему бы нам всем не спеть прямо сейчас…

Каким-то образом она убедила всех присутствующих, и они послушно запели вместе с ней, странный момент миновал, хотя почему-то мне казалось, что он так и не завершился.

Потом она разыграла приступ головной боли, но по пути из гостиной сунула клочок бумаги в руку лейтенанту Гэтсби и той ночью отправилась вовсе не к кузену Барбары Блейк, хоть он и учился в Париже и был наследником сталелитейного завода.

Но я поспешила туда, куда и собиралась, и как раз впервые попробовала абсент на тайной пристани острова Твелв-Майл, когда кто-то закричал «Смотрите!», указывая на реку.

Луна будто опустилась на воду, рассыпала осколки света по волнам. В гребной лодке без фонаря на носу сидели мужчина и женщина, лунный свет обрисовывал их фигуры – профиль мужчины, нежность женских рук, протянутых к нему. В ночи и на расстоянии было невозможно разглядеть,