Избранные и прекрасные - Нги Во

в какой-то ресторан и заказали на двоих порцию хэша из солонины с яичницей. Ник немного рассказал мне о войне – ничего мрачного, только про день, когда над Кантиньи взошло не золотое, а серебряное солнце, и как в брошенной каске пищали птенцы. Роль подружки солдата меня не особо прельщала, но мне понравилось слушать его и вести себя за едой серьезнее, чем обычно.

После этого осталось всего несколько часов до того, как Нику предстояло отправиться на работу, что насмешило меня, потому что я уже давно не встречалась с теми, кому приходилось беспокоиться по таким поводам.

– Не надо возвращаться в Уэст-Эгг, – предложила я. – Поедем ко мне домой. У тебя будет своя комната. Обещаю даже не лезть к тебе в постель и давать поспать.

Судя по всему, он намеревался повести себя по-рыцарски и настоять на своем желании уехать домой, поэтому я придвинулась ближе, взяла его за рубашку и запечатлела легкий поцелуй прямо под ухом.

– Не заставляй меня упрашивать, – шепнула я. – А то я на тебя рассержусь.

– Не могу, – слабо улыбнулся он, но, когда попытался придвинуть меня ближе, чтобы поцеловать в ответ, я отъехала на свое сиденье, как подобает леди. И с удовольствием услышала, как он лишь вздохнул, а потом повернул машину на север, к Парк-авеню и к дому, где подруги тетушки Джастины всё еще скрашивали серость будней.

– А-а, Джордан, вот и для тебя нашелся славный малый, – воскликнула миссис Креншоу, если уж на то пошло, убившая мужа и заменившая его военным еще симпатичнее, чем Ник. Ее бес, сидящий на изящной цепочке от «Тиффани», прикрепленной к запястью, на всякий случай зашипел на нас, а я подобрала юбку. Сшита она была из нежного шелка, с прозрачным шифоновым чехлом, и я рассчитывала надеть ее на вечеринку на острове Говернорс в следующую субботу.

– Надо же! Давненько мы не видели тебя с парнем, милочка, – строго заметила миссис Бэддикок. – Следи, чтобы он помнил свое место.

– Конечно, – пообещала я и, оставив Ника с ними, отошла позвонить Ларе, тетушкиной прислуге. Она наскоро привела в порядок комнату для гостей и даже отыскала полосатую пижаму, принадлежавшую покойному мистеру Сигурни Хауорду. Я забрала пижаму и ушла за Ником, который как раз пропускал стаканчик на сон грядущий вместе с моей тетушкой.

В дверях я помедлила, с насмешливым удивлением разглядывая их – ожившую карикатуру на пылкую юность и суровую старость. Ник выглядел довольно разнузданно с остекленевшими глазами и с развязанным галстуком, а тетушка Джастина, вероятно выпившая в тот вечер больше нас обоих, невозмутимо взирала на него: спина ровная, как по струнке, волосы уложены двумя безупречными серебристыми крыльями. Он пытался поблагодарить ее за гостеприимство, но она прервала его, заявив, что к ней оно не имеет ни малейшего отношения.

– Ник, – позвала я, – оказывается, я такая хозяйственная. Даже нашла тебе пижаму.

Он промямлил что-то, обращаясь к тетушке, и последовал за мной в комнату для гостей, где с неловким благодарным кивком взял у меня пижаму.

– Кажется, твоя тетя меня возненавидела, – предположил он, садясь на край только что застеленной постели.

– Она могла бы. Но я бы сказала, что она еще недостаточно хорошо знает тебя, чтобы ненавидеть. Так что, вероятно, она относится к тебе всего лишь неодобрительно и неприязненно.

– Неужели тебя это не беспокоит? – удивился он, а я улыбнулась.

– Раньше беспокоило, когда я была очень юной. А теперь кажется не настолько важным.

– А что важно для тебя в твоем солидном возрасте?

Я позволила ему взять меня за руку и поставить между коленей. Он, конечно, был старше меня, но в мягком свете лампы с зеленым абажуром смотрелся моим ровесником или даже младше. Легко положив руки на мою талию, он посмотрел мне в лицо. И выглядел почти мучительно серьезным и совершенно искренним.

Я приложила ладони к его щекам и нежно поцеловала в лоб. Ему предстояло спать еще меньше, чем мы рассчитывали.

– Быть умной. В чем-то разбираться. Знать себя лучше всех.

– Мисс Бейкер, не думаю, что вы всегда такая умница, – сказал он, закрывая своими ладонями мои. Дразнящие нотки в его голосе неявно обещали когда-нибудь перерасти в подлинное чувство.

Почему-то я отпрянула, различив их, мои руки выскользнули из-под его рук, как вода. В тот момент мне показалось, что если я нравлюсь вот так – это уже чересчур. Мне требовалось на время удалиться к себе, побыть среди надежных и привычных вещей, обо всем поразмыслить и решить, хорошо это или нет.

– Вовсе я не умница, – я подмигнула. – Я лучше.

Выйдя, я закрыла за собой дверь, в груди пенилась сладость, как от шампанского. Лицу было горячо, но этот жар не имел никакого отношения к выпитым нами коктейлям или к зною, который просачивался в квартиру сквозь трещины, заставляя стены летом источать влажную сырость.

О да, он мне нравится, думала я с легким головокружением.

По пути в свою спальню я прошла мимо тетушкиного кабинета. У нее все еще горел свет; она приобрела беспокойную привычку отсыпаться в самую жару. Я заглянула к ней, чтобы пожелать спокойного сна, но она, как всегда чуждая сентиментальности, лишь покачала головой.

– Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, – спокойно произнесла она.

– Конечно, понимаю, – ответила я уверенно.

Несколько часов я проспала в своей постели, мне снился целый поезд людей, лица которых стерли гигантским ластиком. Проснувшись незадолго до восьми, я услышала, как тетушка Джастина наконец укладывается спать. И уже подумывала перевернуться на другой бок и снова уснуть, как вдруг вспомнила, что Ник в комнате для гостей совсем один.

Босиком прошлепав по коридору, я открыла дверь, застала Ника спящим и так бесшумно, как только могла, прокралась в комнату посмотреть на него. Он спал, лежа на животе, сдвинувшись к краю широкой постели и свесив с нее руку так, что кончики пальцев касались пола. В полосатой хлопковой пижаме моего дяди он приобрел причудливо-старомодный вид, и я, слегка улыбнувшись, скользнула к нему под одеяло. Мне хотелось получше рассмотреть его, может, дотронуться до его лица, пока оно такое расслабленное и спокойное, но я не успела: он открыл глаза.

Мгновение его взгляд был совершенно бессмысленным, пустым, как первая страница школьной тетрадки. Он понятия не имел, кто я, где он или что я замышляю. Потом его губы растянулись в улыбке, и постепенно он ожил весь.

– Доброе утро, – тихонько произнес Ник и протянул руку, чтобы накрыть мою, лежащую на подушке. – Неужели я проснулся так поздно, что могу уже остаться в постели?

– К сожалению, нет, – ответила я. – Но ты проснулся достаточно