Избранные и прекрасные - Нги Во

– Прости, прости, – Дэйзи зевнула и вяло помахала рукой. – Мне хотелось принести маме чаю, чтобы извиниться за разбитую чайницу, и я пробовала сама заварить его.

Мистер Фэй фыркнул, выслушав дочь, и покачал головой.

– Позвоню в клуб, чтобы прислали нам что-нибудь перекусить.

– Только не мне. Видимо, папа, сегодня я ограничусь лунным светом и розовыми лепестками. А для Джордан закажи что-нибудь, хорошо? Знаешь, она ведь так усердно заботилась обо мне.

– Разумеется. Джордан, будешь отбивную с картошкой?

– Да, сэр. Большое спасибо.

Он закрыл за собой дверь, вновь оставив нас в вечернем сумраке, а я смежила веки. Осторожными, какими же нам приходится постоянно быть осторожными, и награда за это – возможность полежать в темноте, как будто мы всё те же девчонки, что и неделю назад.

Глава 5

Покрывало опустилось на меня, пока я шагала вслед за дворецким по особняку Гэтсби. Это покрывало было прозрачным, как шифон для летнего платья, легким, почти невесомым, но пока мы проходили по залам, никому не давало ни увидеть, ни остановить меня. По пути я праздно размышляла, что это – просто обычай и здоровое чувство самосохранения, чтобы не посвящать посторонних в дела Гэтсби, или же в самом деле подействовал некий амулет, какая-нибудь фигурка в кармане дворецкого или в каблуке его ботинка.

Мы прошли мимо Мины Лохлир, только что вернувшейся из европейского турне, я увидела двоих мужчин, увлеченных разговором под бюстом Антиноя в нише. Одним из собеседников был Дэнис Рейдер, бродвейский комик, и, хотя второго я не знала, мне показалось, им не понадобится прилагать много стараний, чтобы обольстить друг друга. На вечеринках у Гэтсби не существовало правил, во всяком случае традиционных, и я задумалась, не останутся ли эти люди здесь так же, как человек, которого мы встретили в библиотеке, оторванные от мира, откуда прибыли.

В нише под лестницей устроился сенатор Барнс Хиллкок без пиджака и с сигарой «Мадуро Абано» в руке. Он беседовал с человеком, который длинными пальцами рисовал наброски прямо в воздухе между ними, и поверх плеча художника я увидела, как лицо сенатора багровеет и наливается тщеславием – вероятно, превосходящим по возрасту древних римлян.

Вскоре мы очутились перед дверью с элегантными панелями и ручкой из чистой яшмы. Дворецкий открыл ее, доложил обо мне и отступил, легким жестом приглашая войти. Как только дверь за мной закрылась, я почувствовала, что покрывало, до сих пор наброшенное на меня, сдернули, хотя опять не поняла, в чем дело – то ли некие чары сняли, то ли у Гэтсби просто настолько проницательный взгляд.

– Джордан Бейкер! – с удовольствием воскликнул он. – Надо же, какой красавицей вы выросли!

В свою очередь я решила, что выглядит он так, будто успел опробовать несколько поз, прежде чем дворецкий доложил обо мне. Комната, выбранная им для нашей встречи, была небольшой и уютной, с роялем в дальнем углу и нерастопленным камином в глубине. Мне представилось, как он встает, опираясь одним локтем на каминную полку, или устремляет взгляд в окно, выходящее на бухту, а потом просто решает дождаться меня в центре комнаты, с улыбкой на лице и руками, засунутыми в карманы. Другие мужчины в такой ситуации чувствовали бы себя неуютно, а он держался совершенно непринужденно, довольный тем, что на него глазеют, – лишь бы глазели с достаточным благоговением.

– Выросла, – согласилась я, проходя в комнату. – И, пожалуй, предполагала, что вы начнете с чего-нибудь пооригинальнее. Теперь я жительница Нью-Йорка, так что выросли и мои ожидания.

В моем голосе слышалось достаточно юмора, чтобы улыбка не исчезла с его лица, он жестом предложил мне ушастое кресло – одно из пары стоящих у камина.

– Не хотите ли присесть, Джордан? Позволите налить вам чего-нибудь?

– Того же, чего и вам, конечно.

Я имела представление, что предлагается остальным гостям, но, что бы ни предпочел Джей Гэтсби, этот выбор должен быть исключительным. Ничего иного он бы попросту не допустил, и я с интересом проследила, как он берет с изящного сервировочного столика для напитков бутылку резного хрусталя с притертой пробкой. Жидкость внутри бутылки была густой, вязко-черной, как ежевичный сироп. Перетекая в две стопки с золотыми ободками, она двигалась с томной неторопливостью. Одну стопку Гэтсби протянул мне, при этом слегка улыбнувшись.

– Эта партия доставлена из Италии. Вывезти ее из Италии оказалось, в сущности, труднее, чем ввезти в Штаты. Пришлось упаковать ее в груз скрипок Малатесты, по бутылке в каждую. Видите ли, Прато считает эти скрипки священными, что весьма забавно, если вспомнить, какой цели они послужили.

Он устроился напротив и пригубил напиток, не сводя с меня глаз.

Демоник полагается пить без льда и неразбавленным: в малых дозах – как лекарство, в дозах побольше – для удовольствия. Поскольку рядом со мной не было друзей, я выбрала компромиссный вариант, немного подержала напиток во рту, дала ему отчасти стать теплым паром и лишь потом проглотила. Он был настолько крепким, что без этой меры предосторожности я бы закашлялась, и даже с ней мне пришлось сидеть очень прямо, сфокусировав взгляд на одной точке противоположной стены, поскольку комната начала плавно крениться. Внизу живота потянуло, как при влюбленности, и я, наслаждаясь этими ощущениями, все же напомнила себе, что они лишь результат действия исключительно адской магии.

– Что же стало со скрипками? – спросила я. Я не играю, но на Бродвее нашлись бы музыканты, в том числе небедные, которые на многое отважились бы ради подлинной скрипки Малатеста.

Гэтсби пожал плечами – легкая улыбка на лице, стопка в пальцах уже пуста.

– Увы, они разбиты. Досадно, но демоник стоит таких жертв, вам не кажется?

– Это история, которую вы обычно рассказываете тем, кого хотите привлечь на свою сторону?

– Это история, которую я рассказываю вам, – его улыбка стала другой – играла на моих чувствах, намекала, что он не рассказал бы об этом никому другому. Я особенная, и приглушенное тепло крови демона в моем желудке указывало, что это правда.

Но я знала, что и Ник особенный, и ошеломленное, пораженное выражение в глазах Ника, которое я недавно видела, вновь напомнило мне сесть прямее и вместо того, чтобы выпить остаток содержимого стопки, приберечь его на потом.

– Она предназначена, чтобы убедить и меня рассказать вам что-нибудь?

Сразу стало заметно, что для него это чересчур прямолинейно. Он ожидал чего-то более покладистого, любезного и милого, но быть достаточно милой мне никогда не удавалось.

– Вы меня помните? – неожиданно спросил он, глядя в свою стопку. Его тон вдруг стал почти уязвленным.

Я