Газета Завтра 473 (51 2002) - Газета Завтра Газета
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В.Б. А кто ваш читатель? Чувствуете ли вы, Сергей, своего читателя? Зачем вы едете в Чечню? Найти своего читателя? Сблизиться со сверстниками? Я тоже когда-то специально летал в длительную командировку в Афганистан, добирался из Герата до Кандагара на БТРе, чтобы понять своего воюющего сверстника, не быть чуждым его пониманию мира. Меня мало интересовали афганцы, их мусульманские святыни, их красоты, я стремился постичь характер изменений в русском солдате и офицере. Вот и вы что-то хотите зафиксировать на будущее. Что?
С.Ш. Я хочу ощутить в себе не только писательское "я", но и народное "мы". Это для меня очень важно. Я хотел бы найти своего читателя среди всех сверстников, естественно, мечтаю о больших тиражах. Даже не о гонорарах, а о тиражах. Чтобы меня понимали. Чтобы повесть "Ура" прочел обычный пацан. Пускай он откупорит бутылку пива и откроет мою книгу. Выпьет глоток и перелистнет страницу. Важна эта народность в литературе. Новая народность. Сейчас ее можно найти только в массовой литературе. Как и ту жизнь, которой живет народ. Чем замечательна премия "Дебют"? Тем, что она апеллирует к миллионам молодых людей. Действительно, десятки тысяч подростков слали свои тексты на конкурс этой премии. Может быть, эта премия и активизировала наше поколение, двадцатилетнюю литературу? В России искусство очень народно. Сам по себе народ весьма поэтичен. Даже наши варварские подростки могут окружить с ножами в темном дворе и вдруг заговорить стихами. Мыслят образами. В этом, может быть, призвание нашего народа.
В.Б. Хоть мы и говорим с вами, Сергей, о литературе, но с неизбежностью нас выводит на проблемы жизни. Значит, и на политику. Как вы думаете, Россия уже обречена навсегда на эту "убийственную взрывную реальность"? Это уже наша участь в истории — нищета и преступность, коррупция и вымирание? В какой России хотите жить вы все — молодые? На что надеетесь?
С.Ш. Я не говорю политическими лозунгами, но попробую набросать некий эскиз. На мой взгляд, мы все действительно приближаемся к самой роковой черте, и для того, чтобы нам уцелеть, необходимы самые экстравагантные синтезы. Если либерально-консервативная молодежь сможет объединиться на каких-то общих основаниях спасения с молодежью левой, анархиствующей в определенный час "Х", это может стать ударной силой. Тогда, может быть, все гнилостные стены рухнут, будет сделан рывок. Я вижу себя в будущем и писателем, и, вполне допускаю, общественной фигурой. Я — человек открытый, готов к диалогу с самыми разными людьми. Очень важно, чтобы было движение вперед и у нашей Родины, и у нашей словесности, и у каждого из нас. Я убежден в особенности нашего русского пути. Все-таки европейские рамки для нас узки, и это сейчас понимают даже либералы. На наших больших пространствах несомненен европейски-азиатский дуэт. Но нам нельзя быть узкими, уходить в доктринерство или изоляционизм. Я люблю Европу, с удовольствием посещаю старые европейские города. У Алины Витухновской, девочки мудрой, есть стихотворение "Я не люблю Европу", я такого бы никогда не написал. Хотя она, конечно, не любит и Антарктику. Мы должны быть открыты и культурным влияниям, это только обогащает культуру. На самом деле русская культура очень толерантна, больше чем многие европейские культуры. В этом ее спасение. То, что лишь эскизом, лишь наброском наносится в европейских городах, часто раскрывается в России. У нас и авангард — до конца авангард, малевический квадрат не перешагнешь никак. То, что французы лишь наметили, в России приобретает особую глубину. Поэтому я не боюсь заимствований в русской культуре у кого угодно, даже у грубых и задорных янки. Но и не надо забывать, что существует красивая родная цивилизация, существует выспренний парящий Кремль… Россия — может быть, это последняя территория, где еще жива мечта. Будет еще реванш словесности, которая пополнится новыми звучными именами.
ТЫ ИДEШЬ
Валентин Сорокин
17 декабря 2002 0
51(474)
Date: 17-12-2002
Author: Валентин Сорокин
ТЫ ИДEШЬ (Новые стихи)
МУКА ТАЙНЫ
Разве мало красивых у нас,
Разве статью их Бог не отметил,
Но таких очарованных глаз
Я ни разу, с рожденья, не встретил.
Мука тайны, надежды слеза, —
На холме ль, на зеленой опушке,
Как два солнышка эти глаза,
Как две иволги или кукушки.
Мглу в них светом зарница прожгла,
Эхом утренним радостной рани,
Словно ты целоваться пришла
Из березовой звонкой Рязани.
И на краешке отчей земли
Слышишь стоны грядущей метели,
Потому что твои журавли
И мои — над Окой пролетели.
Две молитвы, две песни — глаза,
Две свечи, золотисто-нетленных,
А за ними кричат голоса
И замученных, и убиенных, —
Где, храня женихов и невест,
Где, во имя детишек и хлеба,
Нежно пестует храмовый крест
Душу русскую звездного неба.
ВОРЬЕ И ВОРОНЬЕ
Золотоголовые подсолнухи,
Вы куда торопитесь, куда,
Вас в Чечне подкосит пуля, олухи,
Богатеям — шик, а нам — беда.
Золотоголовые ребятушки, —
Эполеты штурмовые роб,
Вон вчера на самолете бабушке
Привезли из Хасавьюрта гроб.
Ей казалось, что она счастливая:
Внук взмывает выше облаков,
А теперь, убого-сиротливая,
Ждет гроша у спецособняков.
Мы с тобой в тоске, мы поле видели,
Видели подсолнухи, и мы
Никого в России не обидели,
Это знают ратные холмы.
Мы ведь для любви, а не для стойбища
Дочерей рожаем и сынов,
Сколько ж будет их швырять в побоища
То хмельной, то трезвый блудослов?
Пахнет ветер медом и смородиной,
Вольный лес встревожен вороньем,
Мы в долгу, но только перед Родиной,
А не перед ссученным ворьем!
А ТАМ
Блок на холме, а там Есенин,
Блок на холме, а там Христос, —
Над ними, в пламени осеннем
Рязанских реющих берез.
Куда идут — я не осилю,
Не разгадаю тайны я:
Спасать иль врачевать Россию
В стальных оковах бытия?
Нахлынули, как непогода,
Враги,
Владыка, ты прости —
За муки храмов и народа
И за поэтов отомсти!..
Они, они тоской нетленной
Овеяли пути свои,
О, эти два, седой Вселенной
Трагические соловьи!
Ты видишь, Бог, и мы до смерти
Неразлучимы, видишь, Бог,
Зачем гроза просторы чертит
Кривыми копьями дорог?
Или расправою недавней
Уж так предатели горды,
Что на Руси закрыты ставни
И все ворота заперты.
АПЕЛЛЯЦИЯ К ГОРОДОВОМУ
Виктор Топоров
17 декабря 2002 0
51(474)
Date: 17-12-2002
Author: Виктор Топоров
АПЕЛЛЯЦИЯ К ГОРОДОВОМУ
Итак, мы продолжаем. Премия "Национальный бестселлер" идет по третьему кругу. Встреченная в первый год скорее скептически, премия уже во втором, прошлогоднем, цикле попала в фокус внимания, опередив по числу упоминаний в прессе все остальные литературные премии вместе взятые. Кто взял "Букера" или "Аполлона Григорьева", не говоря уже о Государственной премии, помнят только специалисты; то, что "Национальный бестселлер" достался Александру Проханову, знают все. Равно как и имя "второго призера" — двадцатилетней Ирины Денежкиной.
Присуждение премии Александру Проханову вызвало бурю негодования. Профессионалы критического пера в гордом чине кандидата филологических наук словно бы разом забыли, что "реакционная" литература всегда и всюду бывает сильнее "прогрессивной" (при прочих равных, разумеется), и разразились комической апелляцией к городовому. "Антигосударственным пасквилем" называл "Господин Гексоген", например, Андрей Немзер. "Антигосударственный пасквиль" — это, между прочим, на старые деньги "антисоветский роман", и в серьезной критике такие выражения принято избегать. На фоне политиканской истерики, искусственно (но, увы, не искусно) раздутой либеральными якобы критиками, даже позиция радиостанции "Свобода" выглядела на диво взвешенной. И ведь вот что смешно: о политическом (политически-провокационном) смысле самого романа и смысле присуждения ему премии неистовей прочих витийствовали люди, потратившие целое десятилетие на то, чтобы похоронить художественную литературу в роли властительницы дум, чтобы провозгласить ее автономность, а то и маргинальность. Но как задело за живое, дружно записались в ученики к товарищу Жданову.
Можно понять того же Немзера: годами он машет дирижерской палочкой, выдавая крыловский квартет за главный симфонический оркестр страны. Труднее — Александру Агееву: десять лет, как положено лимитчику, проработав дворником в издании либерального толка, он заслужил (заслужил, заслужил!) постоянную прописку в Москве, и с тех пор орудует метлой то ли по добровольному выбору, то ли, хочется все же верить, по инерции. И уж вовсе непонятна позиция Александра Архангельского: горячо и свежо прославленный, глубоко, по самые гланды, подпутинский, он заступается перед Прохановым за обрезание, но ни боготворимый президент, ни возлюбленный Патриарх этой страсти не разделяют.