Татуировка герцога - Майя Родейл

— Вы действительно думаете, что можно исправить вопиющую неправду, всего лишь написав в газету?

— Скорее всего это ничего не решит, но, возможно, успокоит ваш гнев, — сказала Элиза и снова принялась мести пол.

Удивительные вещи творят письма редактору — она сама оказалась среди корреспондентов «Лондон уикли» благодаря письму. Но не рассказывать же об этом герцогу.

— Дорогая! — промурлыкал Уиклифф, как опытный заклинатель. — Моя дорогая Элиза. Мой нрав успокаивает стрельба. Особенно по живой мишени. Швыряние мебели или бутылок о стену также обладает успокаивающим действием. Писать письмо какому-то гнусному редактору — это… Меня успокоило бы, если бы я мог пронзить его пером, как кинжалом, а письмо использовать вместо кляпа.

Элиза в ужасе взглянула на Уиклиффа. Он только пожал плечами.

— Я всего лишь горничная, ваша светлость, — сказала она, придя в себя.

— Искушающая, интригующая и дерзкая горничная, — уточнил он.

С горящими щеками и скачущим сердцем Элиза присела в реверансе:

— К вашим услугам.

— Мне нужно что-то сделать с этой газетой, — вслух размышлял Уиклифф. — Особенно с этой проклятой колонкой. Она разжигает скандалы и губит мои планы. Она спугнула Королевское общество, возмутила и ошарашила свет. Если этому не положить конец, будет еще хуже.

Никогда еще пол не мели так тщательно. Элиза не могла отвести от него глаз. Она, будто наяву, увидела все, что написала о нем. Каждое оскорбительное и дискредитирующее его слово.

— Если уж они не в силах переключиться на другую тему, то по крайней мере этот злобный и подлый автор мог бы написать хоть что-то приличное… Ведь если говорить всерьез, я совершил грандиозное дело. А не болтался со шлюхами по континентам.

— Мне было бы любопытно узнать о ваших приключениях, ваша светлость, — перестала махать веником Элиза.

— Я освободил судно с рабами в Индийском океане, — начал Уиклифф.

В тщетной надежде Элиза тайком огляделась: хорошо бы кто еще услышал его сейчас. Если она единственная узнает о подвигах герцога, она не сможет это опубликовать.

Но поблизости, конечно, никого не было. И она одна слушала о его благородных подвигах, с горечью сознавая, что не сможет написать ни одного слова, не разоблачив себя.

— Я пережил кораблекрушения и провел захваченный пиратский корабль вокруг мыса Горн. Я собрал растения, которые высоко оценены королем и высаживаются теперь в садах Кью по всей Англии. Я спас нескольких женщин от неудачного брака, потопил военный французский корабль, договорился с каннибалами об освобождении команды Берка, спас Харлана от акулы… по крайней мере, большую его часть, — иронически добавил герцог. — Я действительно провел ночь в гареме, прежде чем освободить похищенную английскую барышню, пока она не потеряла невинность. И самое главное, я делал все это дипломатично, с честью и достоинством куда большими, чем это можно сказать о королевском флоте.

Выражение «благоговейный трепет» даже отдаленно не могло описать то, что испытывала Элиза. Как и «крайняя досада». Как и «восхищение» и «обожание», хотя все эти слова вертелись у нее в голове. Сердце ее тяжело стучало, совесть колоколом била тревогу.

Герцог — поразительный искатель приключений. Он ходячий скандал и не рад своему титулу, но это человек, который живет настоящей жизнью. Элиза вспомнила о своих собственных злоключениях в этом маленьком, хоть и шумном уголке мира. В ее жизни было больше волнующего, чем у большинства женщин. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, о чем сейчас рассказывал герцог. Как замечательно было бы присоединиться к нему!..

— Далеко за пределами лондонского горизонта лежит целый мир, я видел его, плыл по его морям, изучал его. Представить не могу, как человек вроде Бэзила выходит из дома только в клуб и на какие-то вечеринки, не чувствуя, что попусту растрачивает драгоценные мгновения своей жизни.

— Сначала я не совсем понимала, почему вы не хотите спокойно жить в Англии, — сказала она. — Быть герцогом. Но теперь начинаю понимать.

— Вы никогда не путешествовали?

— Однажды. В Брайтон.

Проклятая поездка в Брайтон! Если и было что-то, о чем она сожалела…

— Ах да, — припомнил он. — И эта поездка не привила вам вкуса к приключениям и путешествиям?

— Она едва не погубила меня, — сказала Элиза, но герцог, похоже, не заметил горькой нотки в ее голосе. И слава Богу! Ей даже думать не хотелось об этом так называемом путешествии.

— Все дело в красоте. Когда знаешь, как широк и прекрасен мир, Лондон кажется сырой темницей. Оставаться здесь невозможно. Погибельно. Как будто я могу довольствоваться жизнью, порхая с одного бала на другой…

Она понимала: светская суета может наскучить… Но сейчас, когда герцог вещал об этих оковах своей жизни, Элиза не испытывала вины за то, что написала. Она смело перебила его:

— Некоторые из нас, ваша светлость, были бы счастливы поскучать в модных нарядах на роскошных балах с вальсами и шампанским.

— Я осел, — решительно проговорил Уиклифф, вдруг сообразив, кому он жалуется на свои привилегии — скромной служанке. — Примите мои искренние извинения.

— Вам не за что извиняться, — сказала Элиза, ей хотелось быть приятной, к тому же ее цель была достигнута.

— Я бы взял вас на бал, да вы едва ли захотите пойти со мной, — шутливо проговорил он и, забрав у нее метлу, поставил ее к стене. — Вместо этого… Элиза, вы любите вальс? — спросил он, склонившись перед ней в великолепном поклоне.

У нее вырвался короткий смешок. Подумать только, герцог приглашает на танец ее, простую служанку.

— Сейчас? — Она снова нервно засмеялась.

— У вас есть неотложные дела? — спросил Уиклифф, явно ожидая ответа «нет». Она — его служанка, и ей положено весь день быть всецело в его распоряжении. Какие у нее еще могут быть заботы, кроме его дел?

Конечно, нужно быть сумасшедшей, чтобы отказаться от такого предложения.

Уиклифф притянул ее к себе, положил теплую ладонь ей на талию и взял ее руку в свою. Он наклонил голову, чтобы они могли смотреть друг другу в глаза. Его карие глаза, темные, с искоркой тайны и озорства, были теперь совсем близко.

— Вы готовы? — спросил он бархатистым голосом опытного повесы.

Прежде чем Элиза успела ответить «да» или «нет», он повел ее в вальсе по галерее. Музыки не было, но она им была не нужна. Раз, два, три…

Герцог вел ее вокруг дивана, накрытого белым чехлом, вокруг стола и стульев, тоже накрытых. А потом Элиза уже ничего не замечала. Раз, два, три…

Ворот его рубашки был распахнут, Элиза видела его загорелую кожу и боролась с желанием прижаться к ней губами, попробовать его на вкус. Боясь собственного порыва, она закусила нижнюю губу.