Соль неба - Андрей Маркович Максимов

сможет появиться в центре совсем в ином качестве. Обещал через полгодика прислать телевизионную группу с какого-нибудь большого канала, которая расскажет о служении священника в маленьком провинциальном городе.

Костя давно мечтал иметь свой приход и в Забавино ехал с радостью и ощущением важного дела, которое ему предстоит, понимая, что путь его расширяется и ведет к не совсем ясным, но явным вершинам.

Когда увидел бодро шагающего по двору отца Тимофея, первая реакция была: огорчение.

Потом ругал себя за это, злился, каялся, молитвой вынимал из души нехристианскую мерзкую печаль о том, что человек – священник, его собрат! – оправился от жестокой болезни.

Тимофей огорчение почувствовал, сказал:

– Рад я тебе, отец Константин. Давно архиерею говорю, что мне помощник нужен.

От слова «помощник» передернуло отца Константина.

– Смирение – вот великое благо христианина, – вздохнул отец Тимофей. – Да ты не огорчайся: мне годков-то вон сколько, ребенок и сосчитать не сможет, сколько я годков прожил, так их много. Так что ты пообвыкнешься здесь, поймешь что к чему. А там я уйду. Не переживай.

Отцу Константину стало неприятно от этих слов, а более еще от того, что отец Тимофей словно бы залез в его мысли.

И он сказал бытово, чтобы не сорваться на что-то ненужное:

– Мне бы вещи распаковать. Где можно?

– Ариадна! – крикнул отец Тимофей. – Гость к нам! Так даже и не гость – хозяин.

Отец Тимофей усмехнулся.

Или показалось?

На крыльцо домика вышла статная красивая женщина, улыбнулась доброжелательно.

Отец Константин почувствовал какое-то излишнее, ненужное, признаться – мерзкое даже – дрожание при виде женщины со столь редким и красивым именем – Ариадна.

Дрожание стало распространяться по телу, заполняя все существо Константина.

– Ариадна, – представилась женщина.

Константин благословил ее, она поцеловала ему руку, как положено, и предложила пройти в дом.

– Вот в этом доме и живи, – улыбнулся отец Тимофей. – Как раз одна комната как специально тебя и ожидает.

Константин начал вынимать вещи из машины. Водитель и Ариадна ему помогали.

Отец Тимофей сидел на скамеечке и смотрел на это почему-то с улыбкой.

Ариадна случайно дотронулась до отца Константина плечом. Отец Константин почувствовал это прикосновение. И расстроился, что почувствовал.

– Располагайся. – Отец Тимофей поднялся. – А потом чай будем пить. Ариадна чудесный чай заваривает. А у нас и сушки есть, и мед.

Отец Константин пошел к машине и тут же вернулся с пакетом яблок.

Достал одно, надкусил.

Почувствовав ненавистный запах яблок, отец Тимофей ощутил, что его вот-вот вырвет.

– Угощайтесь, яблочки-то хорошие, свежие. – Отец Константин улыбался хорошо, по-доброму, широко и естественно.

– Благодарствую, – буркнул отец Тимофей и поднялся.

Угловатую эту ситуацию попыталась сгладить Ариадна.

– Вы на него не обижайтесь, – шепотом произнесла она. – Он яблоки не любит. То есть совсем. Аллергия у них на него или еще чего. Не знаю.

– Ну, на вас не угодишь! – расхохотался отец Константин.

И продолжил переносить вещи из машины.

А Тимофей пошел в Храм.

В церкви властвовал полумрак. Свечи, поставленные прихожанами, пробегали по ликам, делая их еще более живыми.

В темном углу Храма, куда свет свечей даже не пытался пробраться, отец Тимофей заметил женскую фигуру и как-то спокойно и естественно понял, что это его мать.

Мама подошла к нему, погладила по щеке. Прикосновение рук было холодным, отрезвляющим.

Отец Тимофей схватил мамину руку– рука выскользнула: не удержал.

– Сережа, – прошептала мама.

Отец Тимофей маму помнил очень хорошо, а голос ее позабыл. Но то, что это был именно ее голос, знал каким-то высшим, неземным знанием.

– Сереженька, – повторила мама.

– Ты пришла за мной? – спросил отец Тимофей спокойно.

И услышал мужской голос:

– Рано тебе еще. Не призвал тебя Господь.

Отец Филарет.

Тимофей не видел своего духовного отца, но всем существом своим не просто чувствовал – знал, что Филарет пришел к нему.

Удивительно, но мама и отец Филарет никогда не были знакомы. Значит, они познакомились ТАМ.

Из темноты возникла рука отца Филарета и перекрестила Тимофея.

Отец Филарет и мама стояли рядышком и улыбались ему.

Тимофей смотрел на них, долго глядел, неотрывно. Но потом не выдержал – дернулся к ним: прикоснуться.

Отец Филарет и мама исчезли, словно растворились в стенах Храма.

Отец Тимофей почувствовал, как внутри него затеплилась блаженная уверенность в том, что все идет и будет идти хорошо и правильно.

Так бывало только в детстве, когда мама говорила:

– Ну, ступай.

И становилось совершенно ясно, что он дойдет куда надо, и все намеченное сделает легко и правильно, потому что нет и не может быть в мире никаких непреодолимых препятствий и особых сложностей, если мама отправила тебя в путь…

Глава четвертая

Начало

Первое чаепитие втроем получилось тягучим. Время тянулось неохотно, лениво, словно не хотело помогать людям проживать жизнь, но двигалось само по себе потому лишь, что так заведено: время должно идти, ибо нет у него, у времени, выбора.

Пока ели картошку, обжигаясь и дуя на нее, молчали.

Константин для разбавления тяготы один вопрос задал:

– Народу на службы много ли приходит?

– Есть народ, – не сразу и медленно ответил Тимофей. – Покуда не приходил, тебе и приезжать надобы не было.

Опять замолчали.

Тягучая тишина со двора, видимо, изголодавшись по свету, вошла в дом и расположилась в нем вольготно. Только звяканье посуды и нарушало ее.

Ариадна ставила чай и волновалась по двум совсем разным причинам.

Во-первых, ей казалось: только что прибывший монах смотрит на нее так, как не должен бы смотреть монах на женщину. Самое неприятное заключалось в том, что Ариадна этот взгляд мужской заметила и отметила. Хотя давно и окончательно решила для себя: не возникнет больше в ее жизни никаких мужчин, будет она пытаться монашеской дорогой пробиваться к Господу.

Вторая же причина смятения заключалась в том, что Ариадна была убеждена: ежели Бог людей соединил за одним столом, они непременно должны стать собеседниками, то есть начать разговаривать. Кошка, понятное дело, молча лежит, подачки ждет. Только ведь кошке Бог языка не дал, что ж ей еще делать-то остается? Человек – совсем иное дело. Если люди друг с другом молчат, значит, получается, что друг другом не интересуются вовсе. А это непорядок, тем более если люди собираются жить в одном доме и есть у них одно, общее служение.

И когда уже начали пить чай, Ариадна спросила отца Константина для того, чтобы хоть немного запалить разговор:

– А какие у вас, батюшка, есть увлечения? Хобби, может быть?

Понимала же, что священники – особые