Очарованные Гавайи - Милослав Стингл

Весть о спасении, обещанном миссионерами обитателям тихоокеанских островов, с особой радостью восприняли обе вдохновительницы гавайского «идолоборчества», вдовы Камеамеа – Кааумана и Кеопуолани. Рядовые же обитатели островов куда больше заинтересовались женами провозвестников новой веры. Гавайцы уже много раз видели белых мужчин, но еще ни разу не встречали белых женщин. Особенно островитян удивили их одежды, полностью закрывавшие тело, причем верхняя часть одежды сильно стягивала грудь. Полинезийцам понравились белая кожа и особенно, как им показалось, длинные шеи миссионерских жен, поэтому они сразу стали звать их «длинные шеи».

Больше всего заинтересовалась одеждой «длинных шей» регентша Кааумана. Она сразу заказала у миссионеров платье. Белые женщины выполнили ее просьбу, и на островах появилось длинное, закрытое платье, которое по традиции носят здесь и в наши дни.

«Длинные шеи» и их мужья постепенно рассредоточились по всему архипелагу. Пастор Торстон и врач Голмэн остались при королевском дворе. Через несколько месяцев к первой группе миссионеров прибавилась вторая экспедиция из Новой Англии. Теперь уже миссии были основаны в Хило, Гонолулу, Каилуа и, конечно, в Лахаине, которая до 1845 года была столицей архипелага. Здесь появились новые здания – результат деятельности миссионеров: «Дом Болдуина», миссионерская школа Лахаиналуна, основанная Ричардсом, типография «Хейл Пай», а также миссионерское кладбище Ваинеэ.

С приходом миссионеров в Лахаине и на всех Сандвичевых островах произошли значительные перемены. Над землей, над мыслями и душами гавайцев, знавших до этого лишь полинезийских богов, вознесся далеко не всегда служивший их благу крест. Привезли его из Новой Англии и подняли над островами кальвинистские миссионеры.

НА БОРТУ КИТОБОЙНЫХ СУДОВ

Стоит сказать несколько слов о том, какую роль сыграли Гавайи в истории китобойного промысла и как повлиял сам промысел на историю Гавайев и особенно Лахаины – китобойной столицы Тихого океана. Прежде всего обратимся к экспонатам музея, который устроил на борту своего парусника капитан Томсон. Здесь собраны все предметы, использовавшиеся при ловле страшных тихоокеанских кашалотов, показано, в каких условиях трудились китобои на своих судах. Кроме того, выставлены документы, рассказывающие о жизни китобоев в Лахаине.

Я пожертвовал семьдесят пять центов и не пожалел об этом, так как провел на борту «Карфагенянина» несколько очень интересных часов. Всюду вокруг меня были китообразные. Не только кашалоты, но и синие киты, полосатики, касатки, нарвалы на картинах, гравюрах, эстампах, даже на старых дагерротипах. Здесь выставлен полный скелет кита. Между костями скелета можно ходить как по детскому лабиринту. И, конечно, есть тут все то, чем пользовались местные китобои для отлова и хранения морских гигантов. Это прежде всего гарпуны, которые китобои всаживали в тела несчастных жертв, всякого рода топорики и горшки для китового жира. В музее имеется полное снаряжение китобоя прошлого века. Я осмотрел трюм, где располагался экипаж судна. Места рядовых матросов находились на носу и корме, а офицеры и гарпунеры размещались в центральной части. Здесь же выставлены навигационные приборы – секстанты и компасы. В конце осмотра прямо на палубе показали фильм, рассказывающий обо всех этапах охоты на китов.

Парусник выходил в море в поисках стада кашалотов. Когда стадо обнаруживали, с «Карфагенянина» спускали небольшую шлюпку с шестью или семью охотниками на борту, и она почти вплотную подходила к кашалоту. Затем с очень близкого расстояния в кашалота метали гарпун. Доставляли кашалота на парусник, из его тела вырезали огромные куски жира, тут же на палубе вытапливали, разливали по бочонкам и опускали в трюм.

На Гавайи заходят главным образом крупнейшие из гигантских морских млекопитающих – хищные кашалоты. Как известно, они приплывают в мае из района Алеутских островов, чтобы здесь, в теплых гавайских водах, произвести на свет свое потомство. У кашалотов рождается только один детеныш. Самка кашалота носит в себе плод шестнадцать месяцев. Целый год она кормит детеныша своих молоком.

Я приехал сюда в мае, а в это время инстинкт гнал морских гигантов в воды Гавайев. Разумеется, я собираюсь охотиться на них не с гарпуном, как это прежде делали китобои. Моя цель «поймать» нескольких хороших кашалотов объективом своего фотоаппарата, поэтому я готовился к своеобразному фотосафари, подобному тем, в которых я участвовал в странах Восточной Африки, собирая в свою фотоколлекцию местных животных. Насколько я знаю, еще никто не устраивал фотосафари на китов. Почему бы мне не стать первым?

Наступило ясное гавайское утро. Теплые лучи тропического солнца, обитающего, по преданию, на вершине горы Халеакала, задорно светили в окна «Пайонир Инн». Пора идти на охоту. Я обошел номера, где жили мои друзья, разбудил их, и вскоре все четверо, включая нашего гида, владельца скоростного катера из местных жителей, собрались в холле гостиницы.

Несколько шагов, и вот мы уже на берегу океана. Здесь, вблизи «Карфагенянина», нас ждало «китобойное судно» и приключение, о котором я мечтал с детства, – охота на китов!

Наш гид завел мотор, катер рванулся вперед, и Лахаина осталась у нас за кормой. Город виднелся на фоне гор, а над всем этим возвышалась зеленая вершина Пуу Кукуй. Впереди, на противоположной стороне залива, из моря поднимался ананасовый остров Ланаи. А слева, далеко у горизонта, проплывал необитаемый, печальный восьмой остров Гавайского архипелага – Кахоолаве.

Шумно работал мотор нашего небольшого катера. Мы быстро плыли по морю. Я пристально всматривался в поверхность океана в поисках знаменитого фонтана – знака, свидетельствующего о присутствии кашалота. Прикидывая, я оглядел наш катер: его длина – не более семи метров, в то время как местные кашалоты достигают в длину двадцати метров и более. Я испугался от одной мысли, что может произойти, если лодка столкнется с кашалотом или разъяренное животное само бросится на нас.

Конечно, я читал роман Германа Мелвилла о белом кашалоте, напавшем на китобойное судно и потопившем его вместе с его фанатичным капитаном. Я поинтересовался у нашего гида, который в тот момент одновременно исполнял обязанности капитана и моториста, может ли подобный факт иметь место в действительности.

Оказывается, кашалоты не раз нападали на китобоев в Южных морях. Так, в период наибольшего расцвета китобойного промысла в Тихом океане раненный гарпуном кашалот бросился на парусник «Арабелла» и разбил несколько шлюпок. Почти в то же время другой кашалот (утверждают, что он был необыкновенных размеров) напал на китобойное судно «Альбатрос», которым командовал капитан Смит. Получивший тяжелые повреждения, «Альбатрос» затонул за каких-нибудь пять минут. Экипаж китобоя спасся в четырех шлюпках. Пути шлюпок разошлись. Две направились к Маркизским островам, а две другие – к архипелагу Хуан-Фернандес. Первые две шлюпки так больше никто никогда и не видел. На двух других за пятнадцать дней умерло десять человек, а в живых осталось только четверо. Им не оставалось ничего другого, как питаться трупами своих товарищей. Несчастных подобрал парусник, который по счастливой случайности тоже направлялся к островам Хуан-Фернандес.

Одно из знаменитых нападений кашалотов на суда связано с китобойным парусником «Эссекс», оно и легло в основу замечательного романа Германа Мелвилла о Моби Дике. Водоизмещение «Эссекса» превышало шестьдесят тонн, а длина его была почти тридцать метров. Тем не менее кашалот несколько раз бросался на парусник. После первого удара годовой в борт «Эссекса» морской гигант еще четырежды повторял нападение. Экипажу удалось благополучно покинуть тонущий парусник, разместившись в трех шлюпках. Имевшие минимальные запасы продуктов и воды, шлюпки потеряли друг друга из виду. Одна исчезла, а на двух оставшихся умирающие от голода моряки питались трупами.

Я так мечтал о счастливом исходе нашей охоты! В сотый раз я проверял телеобъективы фотоаппаратов, измерял экспонометром освещенность. Я был готов к охоте, но охотиться все еще было не на кого. Долгие часы снова и снова мы всматривались в голубые воды пролива, пока далеко, почти у самого горизонта, я не заметил один, а потом и второй фонтан высотой метров десять. Поднявшись на поверхность, примерно в течение десяти минут кашалот должен сделать около шестидесяти вдохов и выдохов. В это время из дыхательных отверстий под огромным давлением вылетают струи воды.

Я страшно обрадовался. Наконец-то исполнилось давнишнее мое желание. И я выкрикнул те слова, с которыми долгие столетия обращались к капитану китобойного судна матросы, обнаружившие кита:

– Там брызжет!

Я почувствовал себя настоящим китобоем. Будто я один из тех, кто плавал на «Карфагенянине» или «Эссексе», «Арабелле» или «Альбатросе» или других таких же парусниках.