Серебряный век. Лирика - Антология
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Перешагни, перескочи…»
Перешагни, перескочи,Перелети, пере– что хочешь –Но вырвись: камнем из пращи,Звездой, сорвавшейся в ночи…Сам затерял – теперь ищи…Бог знает, что себе бормочешь,Ища пенсне или ключи.
Весна 1921, 11 января 1922«Смотрю в окно – и презираю…»
Смотрю в окно – и презираю.Смотрю в себя – презрен я сам.На землю громы призываю,Не доверяя небесам.Дневным сиянием объятый,Один беззвездный вижу мрак…Так вьется на гряде червяк,Рассечен тяжкою лопатой.
21–25 мая 1921Сумерки
Снег навалил. Все затихает, глохнет.Пустынный тянется вдоль переулка дом.Вот человек идет. Пырнуть его ножом –К забору прислонится и не охнет.Потом опустится и ляжет вниз лицом.И ветерка дыханье снеговое,И вечера чуть уловимый дым –Предвестники прекрасного покоя –Свободно так закружатся над ним.А люди черными сбегутся муравьямиИз улиц, со дворов и станут между нами.И будут спрашивать, за что и как убил, –И не поймет никто, как я его любил.
5 ноября 1921«Странник прошел, опираясь на посох…»
Странник прошел, опираясь на посох, –Мне почему-то припомнилась ты.Едет пролетка на красных колесах –Мне почему-то припомнилась ты.Вечером лампу зажгут в коридоре –Мне непременно припомнишься ты.Что б ни случилось, на суше, на мореИли на небе, – мне вспомнишься ты.
11 (или 13) апреля 1922ПетроградЭлегия
Деревья Кронверкского садаПод ветром буйно шелестят.Душа взыграла. Ей не надоНи утешений, ни услад.
Глядит бесстрашными очамиВ тысячелетия свои,Летит широкими крыламиВ огнекрылатые рои.
Там все огромно и певуче,И арфа в каждой есть руке,И с духом дух, как туча с тучей,Гремят на чудном языке.
Моя изгнанница вступаетВ родное, древнее жильеИ страшным братьям заявляетРавенство гордое свое.
И навсегда уж ей не надоТого, кто под косым дождемВ аллеях Кронверкского садаБредет в ничтожестве своем.
И не понять мне бедным слухомИ косным не постичь умом,Каким она там будет духом,В каком раю, в аду каком.
20–22 ноября 1921«Не верю в красоту земную…»
Не верю в красоту земнуюИ здешней правды не хочу.И ту, которую целую,Простому счастью не учу.
По нежной плоти человечьейМой нож проводит алый жгут:Пусть мной целованные плечиОпять крылами прорастут!
27 марта 1922«Друзья, друзья! Быть может, скоро…»
Друзья, друзья! Быть может, скороИ не во сне, а наяву –Я нить пустого разговораДля всех нежданно оборву
И, повинуясь только звукуДуши, запевшей, как смычок,Вдруг подниму на воздух руку,И затрепещет в ней цветок,
И я увижу и откроюЦветочный мир, цветочный путь, –О, если бы и вы со мноюМогли туда перешагнуть!
25 декабря 1921«Покрова Майи потаенной…»
Покрова Майи потаеннойНе приподнять моей руке,Но чуден мир, отображенныйВ твоем расширенном зрачке.
Там в непостижном сочетаньеЛюбовь и улица даны:Огня эфирного пыланьеИ просто – таянье весны.
Там светлый космос возникаетПод зыбким пологом ресниц.Он кружится и расцветаетЗвездой велосипедных спиц.
23–24 апреля 1922Баллада
Сижу, освещаемый сверху,Я в комнате круглой моей.Смотрю в штукатурное небоНа солнце в шестнадцать свечей.Кругом – освещенные тоже,И стулья, и стол, и кровать.Сижу – и в смущенье не знаю,Куда бы мне руки девать.Морозные белые пальмыНа стеклах беззвучно цветут.Часы с металлическим шумомВ жилетном кармане идут.О, косная, нищая скудостьБезвыходной жизни моей!Кому мне поведать, как жалкоСебя и всех этих вещей?И я начинаю качаться,Колени обнявши свои,И вдруг начинаю стихамиС собой говорить в забытьи.Бессвязные, страстные речи!Нельзя в них понять ничего,Но звуки правдивее смысла,И слово сильнее всего.И музыка, музыка, музыкаВплетается в пенье мое,И узкое, узкое, узкоеПронзает меня лезвие.Я сам над собой вырастаю,Над мертвым встаю бытием,Стопами в подземное пламя,В текучие звезды челом.
И вижу большими глазами –Глазами, быть может, змеи, –Как пению дикому внемлютНесчастные вещи мои.
И в плавный, вращательный танецВся комната мерно идет,И кто-то тяжелую лируМне в руки сквозь ветер дает.
И нет штукатурного небаИ солнца в шестнадцать свечей:На гладкие черные скалыСтопы опирает – Орфей.
9–22 декабря 1921Сергей Городецкий (1884–1967)
Конь
Я вижу сильного коня.Он над обрывом спину гнетИ зло копытом камень бьет,Так негодующе звеня.Над ним просторный горный склонИ ноги силой налиты.Так отчего ж не мчишься тыНаверх, под синий небосклон?Движенья верные тесня,Стянув два крепкие узла,Веревка ноги обвила:Я вижу пленного коня.
1909Веснянка
Жутко мне от вешней радости,От воздушной этой сладости,И от звона и от громаЛедоломаНа рекеСердце бьется налегке.Солнце вешнее улыбчиво,Сердце девичье узывчиво.Эта сладкая истомаНезнакомаИ страшна, –Пала на сердце весна!Верба, ягода пушистая,Верба, ласковая, чистая!Я бы милого вспугнула,Хлестанула,Обожгла,В лес кружиться увела!Я бы, встретивши кудрявого,Из-за облака дырявого,Вихрем волосы раздулаИ шепнула:«Милый, на!Чем тебе я не весна?»
Домовой
В пыльном дыме скрип:Тянется обоз.Ломовой охрип:Горла не довез.Шкаф, диван, комодПод орех и дуб.Каплет тяжкий потС почернелых губ.Как бы не сломатьНожки у стола!..Что ж ты, водка-мать,Сердца не прожгла?
1906Нищая
Нищая Тульской губернииВстретилась мне на пути.Инея белые тернииТщились венок ей сплести.
День был морозный и ветреный,Плакал ребенок навзрыд.Думал я: «ПервенецжертвенныйПравду о мире кричит».
Молвил я: «Бедная, бедная!Что же, прими мой пятак!»Даль раступилась бесследная,Канула нищая в мрак.
Гнется дорога горбатая.В мире подветренном дрожь.Что же ты, Тула богатая,Зря самовары куешь?
Что же ты, Русь нерадивая,Вьюгам бросаешь детей?Ласка твоя прозорливаяСгинула где без вестей?
Или сама ты заброшенаВ тьму, нищету, маету?Горе, незвано, непрошено,Треплет твою красоту?
Ну-ка, вздохни, по-старинному,Злую помеху свали,Чтобы опять по-былинномуСилы твои расцвели!
1909Николай Клюев (1884–1937)
«Безответным рабом…»
«Безответным рабомЯ в могилу сойду,Под сосновым крестомСвою долю найду».
Эту песню певалМой страдалец-отецИ по смерть завещалДопевать мне конец.
Но не стоном отцовМоя песнь прозвучит,А раскатом громовНад землей пролетит.
Не безгласным рабом,Проклиная житье,А свободным орломДопою я ее.
1905Поэт
Наружный я и зол и грешен,Неосязаемый – пречист,Мной мрак полуночи кромешен,И от меня закат лучист.
Я смехом солнечным младенцаПустыню жизни оживлюИ жажду душ из чаши сердцаВином певучим утолю.
Так на рассвете вдохновеньяВ слепом безумье грезил я,И вот предтечею забвеньяШипит могильная змея.
Рыдает колокол усопшийНад прахом выветренных плит,И на кресте венок поблекшийУлыбкой солнце золотит.
1908«Обозвал тишину глухоманью…»
Обозвал тишину глухоманью,Надругался над белым «молчи»,У креста простодушною даньюНе поставил сладимой свечи.
В хвойный ладан дохнул папиросойИ плевком незабудку обжег.Зарябило слезинками плесо,Сединою заиндевел мох.
Светлый отрок – лесное молчанье,Помолясь на заплаканный крест,Закатилось в глухое скитаньеДо святых, незапятнанных мест.
Заломила черемуха руки,К норке путает след горностай…Сын железа и каменной скукиПопирает берестяный рай.
1915Рождество избы
