Разные годы - Оскар Курганов

Но тогда нужно ценою величайшего напряжения мобилизовать в себе весь опыт, все мастерство, все самообладание, данное природой и приобретенное в жизни. Александр Жуков резко и сильно ухватился за штурвал и дал полный газ мотору — максимум газа! И истребитель вырвался из штопора, мощная струя воздуха захватила Жукова, она выдавила его из кабины, и только крепкие ремни, которыми он был привязан, спасли его от смерти. Так он и повис, наполовину вытесненный из самолета. И на одно мгновение он потерял сознание. Но мало-помалу самолет выровнялся, Жуков пришел в себя, но на посадку не пошел. Испытание еще не окончилось, и он решил его продолжать. Вскоре он прилетел на свой аэродром, и уже смеясь, со свойственным ему юмором, рассказывал о событии в воздухе.

Таковы эти люди, таков и Аркадий Екатов. Он тоже принадлежит к категории старых испытателей, которые отдали всю свою жизнь этой профессии, все свои силы — авиации, весь свой опыт — завоеванию воздушного океана. Екатов на одном истребителе тоже не мог выйти из плоского штопора. Самолет шел к земле, и после тридцати двух витков летчик сумел все-таки вырвать машину из штопора, снова подняться и снова продолжать испытания. Люди, в совершенстве владеющие летным мастерством, с большим уважением говорят о Екатове, о его хладнокровии, о его огромной воле.

И, наконец, четвертый испытатель Сергей Корзинщиков — это летчик так называемого среднего поколения. Ему всего тридцать шесть лет. Он тоже испытывает истребители самых новейших конструкций. Только на днях Сергей Корзинщиков поднял в воздух новый самолет, и во время испытания в машине оторвалось левое колесо. Он прилетел на аэродром и начал кружиться. С земли тревожно следили за ним: что он будет делать, как он спасется? Летчик не хотел бросать самолет, потому что вспомнил, с какой трогательной заботливостью следил за его сборкой конструктор, как много потрудились над этой новой машиной на заводе. С земли знаком ему показали, что вырвано левое колесо. «Жаль, что не правое», — подумал он. На левом колесе, даже на одном, легче садиться, чем на правом. Он решил все же положиться на свой опыт и спокойствие. Они никогда не подводили. Корзинщиков выключил мотор и осторожно пошел на посадку. Он был абсолютно спокоен — во всяком случае так казалось ему. Он приземлился, слегка зацепив крылом за землю уж в то мгновение, когда самолет закончил свой разбег и совсем потерял скорость. Машина остановилась и сразу накренилась. Испытатель выскочил из кабины, и только в эту минуту он почувствовал большую усталость. Он уже не мог двигаться, ноги сами собой подкосились, и он лег тут же на землю у самолета.

И так — каждый день. В воздух поднимаются истребители, бомбардировщики, разведчики, штурмовики, транспортные самолеты. Их поведут умелые руки, уверенные в своем мастерстве. И каждый летчик, где бы он ни находился, куда бы он ни летал, с теплотой и благодарностью вспомнит испытателя, того первого человека, который «оживляет» самолет. Испытатели говорят, что пока конструктор вычерчивает, а завод изготовляет и собирает самолет, это все же еще мертвая машина. Ее ведут на аэродром осторожно, поддерживая за крылья, как ребенка учат ходить. Но вот в кабину садится испытатель и поднимает машину в воздух. Там летчику приходится «вдохнуть» в мертвую машину настоящую силу жизни.

И самолет начинает жить. Порой бывает, что испытателю приходится отдать мертвой машине кусочек своего живого сердца.

ШТУРМАН АЛЕКСАНДР БРЯНДИНСКИЙ

Человек взбирается по крылу самолета в штурманскую кабину, раскладывает перед собой карты, планы, записи и вычисления. Трасса перелета уже вычерчена на карте — красная линия соединяет Москву с побережьем Тихого океана. Штурману предстоит повторить эту линию в воздухе, над тайгой и тундрой, над вековым безлюдьем. Он смотрит на компас, на часы, будто выражая нетерпение: скоро ли в путь? В ожидании момента взлета штурман Александр Бряндинский разворачивает газету, только что привезенную из Москвы. Он ничем не выдает своего волнения, лицо его совершенно спокойно.

К штурвалу садится Владимир Коккинаки.

— Ну, что — поплыли вроде? — спрашивает Бряндинский.

Коккинаки кивает головой, поправляет парашют, оглядывается по сторонам, широко взмахивает руками, как пловец, собирающийся прыгать в море, как птица, расправляющая крылья. Самолет покидает землю, он уходит на восток.

Утро поднимается над миром, прозрачное и солнечное. Автомобили мчатся по Щелковскому шоссе. Пастух гонит стадо на луг, что за селом. В лесу просыпаются птицы, и люди прислушиваются к их звонким песням.

Александр Бряндинский прокладывает прямой курс для самолета «Москва», который «мчится быстрее ветра». Это его идея — написать большими белыми буквами на красном фоне самолета, от консолей до консолей, это короткое, большое слово: «Москва». Вот здесь, под Москвой, в селе Исаково, рос Александр Бряндинский. Мать была сельской учительницей. Александр любил бродить по лесу или поутру сидеть у реки. Но в детские годы ему редко это удавалось. Он принадлежал к тому поколению, у которого не было детства. Мир был объят войной. Взрослые люди уходили из села и не возвращались. На десятилетних мальчуганов, каким был в 1914 году Александр, ложилось тяжелое и непосильное бремя. Голод заставлял их идти на заработки.

В первые годы революции, когда Александру было пятнадцать лет и он уже считал себя человеком взрослым, знающим людей и жизнь, — в те годы он ушел на Волгу. Летом плавал на баржах, на пароходах, был матросом и грузчиком, спал на палубе, привыкал к широким волжским плесам: тогда он начал читать, увлекся рассказами Горького. Притаившись на палубе, звездными и тихими ночами Александр совершал «путешествия» — и в Тихий океан, и в Атлантику, и на Панамский канал. Перед ним открывался великий и прекрасный мир, и размеренная жизнь на Волге уже не казалась столь скучной. Зимой, когда морозы загоняют Волгу под лед, Бряндинский превращался в санитара. Ходил с фельдшерской сумкой от барака к бараку, перевязывал чужие раны, а ночами учился познавать то, что прошло мимо него в детстве, — арифметику, географию, грамматику.

В 1921 году Александр Матвеевич Бряндинский уехал в Москву и поступил на рабочий факультет при втором Московском университете. Начались годы упорной учебы. Рядом с ним сидели люди в солдатских шинелях и матросских бушлатах. Они посоветовали: иди на флот! Он и сам об этом думал. В этом желании было еще много юношеской романтики. Слова — Балтийское море, Кронштадт, «Аврора» — звучали волнующе и сладко. Александра направили в Военно-морское училище имени Фрунзе. Он окончил первый специальный класс, участвовал в заграничном плавании на крейсере «Аврора». Его мечты быстро становились реальностью. Бряндинский понял, что при страстном желании и упорстве можно достигнуть всего. Он подумал: кем можно еще стать? Летчиком, — надо научиться летать! Он поступил в школу морских летчиков в Севастополе. Но его постигла неудача — две аварии одна за другой во время первых же самостоятельных полетов заставили призадуматься Александра Бряндинского. На море все же яснее, чем в воздухе, не вернуться ли на Балтику?

«Авиация закрылась от меня семью замками, — думал Бряндинский, — но я ее открою!»

Он решил добиваться своего постепенно. Сперва окончил специальную школу военно-воздушных сил, стал техником по аэронавигационным приборам и получил назначение в авиационную часть. Непрестанно и терпеливо совершенствуясь, Александр Бряндинский приобрел здесь знания, необходимые летчику-наблюдателю.

Александр обнаружил исключительные способности по аэронавигации. В Красной Армии, как и во всей стране, большой простор для роста людей. Ему предложили ехать учиться на курсы усовершенствования штурманов. Потом, после окончания курсов, Бряндинский избрал себе трудную профессию штурмана-испытателя. Надо было проверять новые методы вождения кораблей — и по астрономическим приборам, и ночью, и за облаками, и в облаках.

Бряндинский разработал свою теорию расчетов при полетах над облаками, вне видимости земли. Пользуясь этой теорией, он начал осуществлять сложнейшие полеты. У Бряндинского изумительное природное штурманское чутье. Когда он поднимается в воздух, он прекрасно ориентируется там, как лесник в лесу или опытный моряк на море. Во время дальнего полета Бряндинский безошибочно и точно ведет самолет. Известен случай, когда штурман должен был провести тяжелую машину в Севастополь. Летчики попали в туман и пошли над облаками. Но в заранее рассчитанное время, не опоздав ни на одну секунду, Бряндинский сказал командиру самолета:

— Под нами — Севастополь, — пробивайте облака!

Летчик начал опускаться и через несколько мгновений оказался над центром Севастополя.