Мой друг Иисус Христос - Ларс Хусум

– Не уверена, что могу сделать тут что-то особенное.

Она скользнула рукой по четырехмиллиметровой щетине на моей голове.

– Я знаю. Я просто хотел поговорить с тобой. Хочу пригласить тебя завтра к себе в гости.

Ее рука все еще находилась на моей голове, но движения стали более нежными.

– Ты назначил время в парикмахерской, чтобы пригласить меня на свидание, но мы друг друга даже не знаем.

– Я знаю тебя немного, и я бы очень хотел завтра видеть тебя у себя.

– Замечательно. Я с удовольствием приду.

Кажется, она забыла про наш небольшой «туалетный роман», и все получилось намного проще, чем я предполагал. Мне только нужно было объяснить ей, что это не свидание, но я почему-то не смог. Завтра она придет, а там разберемся.

Я позвонил Марианне. Она моя ровесница, все еще не замужем, живет в небольшом домике на Вардевай.

Я думал, что они женаты, – получается, что постельные отношения у них точно были. Естественно, она не ожидает моего прихода, но раз уж они позвонили в мою дверь, то почему мне тоже не заявиться к ним?

– Привет.

– Здорово.

– Я пришел пригласить вас с Матиасом к себе на небольшие посиделки.

Она посмотрела на меня с неподдельным удивлением, а я тут же уставился на ее грудь. Она заставила себя вежливо улыбнуться, но, защищаясь, сложила на груди руки.

– Думаю, что могу дать ответ от лица Матиаса и отказаться. Нам не хочется.

– Почему бы нет?

– Мы слишком разные.

– Поэтому и приходите.

– Но нам вряд ли захочется. Матиас в последнее время какой-то злой.

– Мне было бы приятно, если бы вы заглянули.

– Но мы не заглянем. Пока, Николай. – И она захлопнула дверь.

Я тут же позвонил вновь. Она открыла не сразу, но я не убирал руку от звонка. Наконец она сдалась и открыла дверь:

– Может, хватит? Мы не придем. Ты совершенно не интересен Матиасу. Он считает, что нам стоит держаться от тебя подальше.

– В каком смысле?

– Мы не придем, – повторила она в очередной раз.

– Собираемся завтра в семь у меня.

– Мы не придем.

– Речь о том, чтобы сделать меня лучше.

Я заметил проблеск заинтересованности в ее глазах.

– Но мы все равно не придем.

– Вы нужны мне.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что мы тебе нужны?

– То, что говорю. В семь. Мне необходимо, чтобы вы пришли.

Я повернулся и ушел. Она проводила меня взглядом, пока я не скрылся из виду. Они необходимы мне! Кто, интересно, не хотел бы быть необходимым? Но я не планировал заранее своих слов. Они пришли мне в голову по ходу дела.

Первое собрание НАТО

Карен пришла на полчаса раньше остальных. Она весь день так волновалась, что просто не могла больше сидеть дома. Йеппе вел себя спокойно, пытаясь раскусить ее. Стоит ли ему испытывать опасения? Такое поведение являлось одной из причин его сложных взаимоотношений с окружающими. Он постоянно был начеку. Она направилась к нему, сияя широкой, открытой улыбкой.

– Привет. – Она протянула ему руку.

– Привет.

Но даже ее широкая, открытая улыбка и протянутая рука не ослабили его бдительности.

– Николай говорит, что ты не гей и не художник. Почему же ты все время такой серьезный?

Я заранее рассказал ему про Карен, но он не воспринял мои слова всерьез – к ней нужно было каким-то образом привыкнуть. Она села рядом с ним. Йеппе занервничал.

– Не знаю даже. Может, просто я такой серьезный.

– Ну, мы все серьезные, но мы же не вешаем из-за этого нос, правда?

Йеппе заерзал на стуле. Ему хотелось встать и попрыгать на месте, но он все же понимал, что в незнакомой компании это будет смотреться довольно странно, так что ему пришлось унять свое желание.

– Чем ты занимаешься?

– В каком смысле?

Он пытался сидеть спокойно и подумал, что она намекает на его ерзание. Он искал помощи у меня, но я развлекался, наблюдая за ними, и мне совсем не хотелось останавливать расспросы Карен.

– Ты тоже богач?

– Нет, совсем нет. Я далеко не богат.

– Так чем ты все-таки занимаешься?

Взгляд Йеппе стал настолько бессмысленным, что мне пришлось вмешаться:

– Карен, мы с Йеппе знакомы почти десять лет. Это мой самый старый друг.

– Правда? – завизжала она, глядя на него с восторгом. Конечно, он не художник, но самый верный друг – это почти так же любопытно. Йеппе все еще побаивался ее.

– Он приехал, чтобы помочь мне в самом сложном свершении моей жизни.

Йеппе выпрямился, перестав раскачиваться на стуле и приняв более устойчивое положение в пространстве. Любопытству Карен не было предела, и она вновь обратилась ко мне. Йеппе испытал заметное облегчение.

– А что является самым сложным свершением?

– Для этого мы сегодня собираемся.

– Так что это такое?

– Узнаешь, когда придут все остальные, не раньше.

В течение следующих пятнадцати минут она беспокойно ходила взад-вперед, а когда раздался звонок в дверь, бросилась в коридор открывать. Мне эта ее бесцеремонность нравилась, однако со стороны кого-либо другого показалась бы неприемлемой и даже провокационной. Она же проделала это с обезоруживающей откровенностью.

Удивление оказалось обоюдным. Карен разочарованно посмотрела на свою парикмахершу, а затем, не скрывая разочарования, оглянулась на комнату. На Аните было маленькое черное платье – пожалуй, ее даже можно назвать хорошенькой, когда она не сидит задницей в писсуаре. Йеппе собрал все силы и пригласил ее пройти, однако это отнюдь не способствовало ее раскрепощению. В гостиную пожаловала еще одна нежелательная персона. Она недоуменно переводила взгляд с Йеппе на меня и Карен. Я отвел ее в сторону и шепнул:

– Я рад, что ты пришла.

– А они тут что делают?

– Это не свидание. Извини, если мы друг друга не поняли.

– Хорошо. Но я без нижнего белья.

Произнеся эту фразу, она покраснела.

– Мы никому не скажем.

Велик и Свищ опоздали минут на пятнадцать. Они демонстративно отказались поприветствовать Йеппе, которого я представил как моего друга. Свищ уже почти протянул руку, но Велик дал понять, что это необязательно. Почему-то Йеппе показался Свищу подозрительным; в течение всего вечера они обменивались недружелюбными взглядами, исходящими от Свища и поддерживаемыми Йеппе.

Без четверти восемь. Марианна с Матиасом явно не придут. Это разозлило меня, но ведь я не мог заполучить всех сразу.

Мы приступили. Стоял теплый августовский вечер, я нараспашку открыл окно. Решив быть с ними до конца откровенным, я поведал историю своей жизни. За относительно короткий период я рассказывал ее уже третий раз. В этот раз нельзя было упустить ни одной самой ужасной детали – им нужно хорошо представлять себе, во что они ввязываются. На протяжении моего рассказа то и дело кто-нибудь встревал с репликами типа: «Ого», «Не может быть», «Бедняжка». Когда я рассказывал про побои Силье, они побледнели. Свищ поднялся и сердито ткнул в меня пальцем:

– У тебя было до фига драк, но, черт возьми, нельзя бить девушек.

К счастью, Велик успел помешать ему. Они вдвоем вышли в коридор, где Велик пытался убедить его успокоиться, пока мы переживали в гостиной.

– Он избил ее!

Велик сделал глубокий вдох:

– Я тоже там был. Я тоже все слышал. Пойдем обратно.

Небольшая пауза.

– Это Николай. Вчера ты говорил, что он клевый.

– Да, но я же не знал, что он бил девушек.

– Одну девушку, а не девушек. Вот почему на него свалились все эти несчастья.

– Я все равно не хочу идти обратно. Теперь совсем не хочу.

До нас донеслись шаги, затем входная дверь открылась и снова закрылась. Велик сказал: «Черт, Свищ!» Я выглянул в коридор. Они исчезли. Я не был уверен, стоит ли продолжать, когда передо мной сидели только Карен и Анита, но спустя полминуты в дверь позвонили. Я открыл и впустил Велика и Свища, который тут же извинился:

– Прости, Николай, но я так расстроился.

Я почувствовал неловкость и пробормотал:

– Я понимаю тебя. Не извиняйся.

Мы продолжили.

Карен с удивлением прервала меня, когда я сказал, что отсутствовал на похоронах Сес.

– Ты не пришел на похороны родной сестры?!

– Нет, я ведь ничего не знал.

– Но ты хоть на могиле был?

Я покачал головой.

– Николай, это твоя сестра. Тебе нужно попрощаться с ней. Ты хотя бы знаешь, где она похоронена?

– Конечно знаю. Ее могила находится прямо рядом с озером на Западном кладбище.

– Так тебе надо попрощаться с ней. Она это заслужила. – И она замолчала, осознав, что заставила меня сожалеть.

Они ужасались снова и снова, но при этом не боялись меня, ведь все самое страшное уже случилось, а теперь речь шла о том, чтобы сделать из меня хорошего человека. Я завершил рассказ тем, что они должны стать моей собственной НАТО, которая поможет мне стать лучше.