Нескучная классика. Еще не всё - Сати Зарэевна Спивакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В короткий срок тебе удалось создать коллектив с высоким качеством исполнения. Вы быстро стали известны, с вами стали выступать знаменитые западные солисты. Как ты работал с музыкантами, что ты им объяснял?
Т. К. Это особая система: сама база, философия моей работы немножко отличается от других.
С. С. Рассказывай, это самое интересное!
Т. К. Мне кажется, все начинается с того, чего ты хочешь достичь во время исполнения. Успех – это одно. А я хочу прочувствовать именно это смыкание, когда находится ключик, который правильно подходит к двери и открывает ее.
С. С. А куда дверь открывается?
Т. К. На свет, в микроклимат рая. Это как ад и рай на одном столе. Ощущение, что смотришь телевизор и меняешь канал. Да, просто нужно нажать правильную кнопку в правильное время и попасть на правильную программу. Это всё на одном столе, и нужно правильно поменять свой угол зрения, чтобы видеть вещи глубже, и тогда люди чувствуют энергию пространства, совершенно другой простор.
Есть в искусстве такие люди, как Алла Демидова, которая просто выходит на сцену, начинает говорить – и включается вертикаль, меняется простор биоэнергетический. Музыканты тоже должны обладать чувствительностью к этим сигналам. Они не станут шикарными музыкантами, если будут делать только то, чего хочешь ты, но сами ничего в этом не поймут. Я стараюсь добиться понимания изнутри, через беседы, объясняю, что дело не только в том, как ты будешь играть, но и почему ты играешь. И тогда, мне кажется, получается найти ключик и открыть заветную дверь.
С. С. Насколько я понимаю, для тебя важным музыкальным инструментом является человеческий голос – у тебя много программ с вокалистами. Сколько реквиемов ты уже продирижировал? Реквием Моцарта, реквием Верди, немецкий реквием Брамса. Для тебя важна эта форма?
Т. К. С точки зрения формы реквием – это холодный жанр, траурная оратория. Секвенция[22] о Страшном суде и трагедии смертного человека. Сама секвенция как прием мне не очень интересна, но композиторы вкладывают в нее то, что мне важно, – переживания человека, одиноко кричащего во Вселенной: “Боже, прости меня, спаси меня от вечной смерти, спаси от пустоты, от того, что я опять один, как миллион лет был один, это страшно!”
С. С. Продолжаем путешествовать по тем местам, где ты создаешь свой мир, свою среду. Что нашел молодой греческий мужчина в древнем уральском городе Перми? Из отзывов прессы создается впечатление, что ты там посланец Бога на Земле. Я бывала в Перми и встречала людей, которые молятся на тебя, обожают и говорят о тебе с восторгом.
Как тебе работалось там сразу после приезда и как работается сейчас? Ты создал замечательный Дягилевский фестиваль[23], который стал Меккой и для многих западных музыкантов, и для русской публики, которая едет в Пермь специально на этот фестиваль. Что ты чувствуешь к этому городу? Как себя в нем ощущаешь?
Т. К. В самом начале было нелегко. В Перми не существовало сильной музыкальной традиции, была только балетная.
С. С. Да, Пермское хореографическое училище…
Т. К. …а помимо него, только филармонический оркестр. Но сейчас – я не хочу быть аррогантным – пермская публика самая лучшая, самая понимающая публика в России.
А Дягилевский фестиваль создан не мной, он существовал до меня. Конечно, мне и моим музыкантам, оркестру и хору, обеспечили тогда все условия. Ко мне приехали многие москвичи, питерцы, иностранцы, получился чуть ли не единственный интернациональный оркестр. И мы по мере сил постарались выполнить свою миссию.
С. С. Это было почти десять лет назад, да?
Т. К. Да, восемь лет. И в последние годы то и дело возникали препятствия. Менялись власти, у нас не было оркестровой базы – мы до сегодняшнего дня репетировали в полуразрушенном спорткомплексе, на пятом этаже без лифта, там бегают крысы, воняет канализацией, нет туалетов. Здание, которое вообще-то должно принадлежать городу, купили евангелисты, и наверху играли в футбол, а мы слушали их молитвы… Вы говорите, будто я был там богом и царем, – ничего подобного.
С. С. Я говорю, что создается впечатление, что ты главный человек в городе. В этом нет ничего плохого.
Т. К. Может быть, и так – для культурной элиты. Не хочу никого обвинять, но есть люди, которые просто некомпетентны в искусстве… Понимаете, я человек слова и соблюдаю договоренности. А если мы договариваемся об одном, а происходит другое – пожалуйста, продолжайте без меня. У нас была договоренность, что будет новое здание оперы…
С. С. Ты говорил в одном интервью, что, если до 2020 года не построят новую сцену, ты уедешь из Перми…
Т. К. Да, война за эту сцену идет еще с 1960-х годов. Был конкурс проектов, победило архитектурное бюро Дэвида Чипперфильда. Действительно шикарный проект! Начали строить. Сначала изменилось место строительства, потом меняли подрядчиков, потом захотели другого архитектора… Такая история. Может быть, это российская действительность, к которой все привыкли, но с Теодором Курентзисом так дело не пойдет. Извините, я человек слова и порядочный человек, и поэтому, может, делаю не много, но делаю, сколько в моих силах, моя совесть чиста.
С. С. Теодор, мне кажется, как бы дальше ни сложилось, будешь ли ты продолжать работать в Перми или нет, там уже создана лаборатория современного зрителя. Насколько я понимаю, для тебя это очень важно, как ты сам говоришь, это была твоя миссия. Расскажи, пожалуйста, что такое для тебя “идеальный зритель”?
Т. К. Будущее в искусстве зависит именно от зрителя, а не от исполнителя. Вот есть мудрец, который изрекает какую-то истину, и есть человек, который слушает и ничего не понимает, – тогда зачем нужен мудрец? Способность понимать открывает эти ворота, и ты наполняешься новыми знаниями.
Нужна определенная база, чтобы понимать музыку. Каждый раз в начале постановочного периода мы с певцами прорабатываем одно и то же по сто раз, потом с оркестром, потом с режиссером, мы проходим этот подготовительный период как беременность, без которой ребенок не родится. Вот представьте: мы с вами поставим сейчас запись оперы Вагнера “Тристан и Изольда”, сядем и станем слушать – все четыре часа. Из них занимающие по времени около часа фрагменты нам понравятся, а остальные три
