Восьмой дневник - Игорь Губерман

уже возле последнего вокзала,

опять душа становится невинной,

поскольку напрочь память отказала.

* * *

Весьма печальны ощущения

от вида сверстников моих:

их возрастные превращения

не огорчают только их.

* * *

Всю жизнь мою с утра и дотемна

я горблюсь над податливой бумагой;

отсутствие достойного ума

природа компенсирует отвагой.

* * *

Напрасно языком я не треплю,

мою горячность время не остудит:

ещё я с кем угодно пересплю,

пускай только никто меня не будит.

* * *

Во мне ещё мерцает Божья искра

и крепок ум, как мышцы у гимнаста,

я всё соображаю очень быстро,

но только, к сожалению, – не часто.

* * *

Был жуткий сон: почти что обнажён

и чувствуя себя в руках умелых,

лежу среди толпы прелестных жён –

врачей и медсестёр в халатах белых.

* * *

На пути к окончательной истине

мы не плачем, не стонем, не ноем;

наши зубы мы некогда чистили,

а теперь мы под краном их моем.

* * *

У всех сознательность растёт,

собака лает – ветер носит,

в российской жизни всё цветёт,

но крайне слабо плодоносит.

* * *

Хоть выжил ты, пройдя сквозь ад –

ещё года хрипишь угарно,

а как оглянешься назад –

зло было дьявольски бездарно.

* * *

Мне забавно жить на свете –

даже сидя дома:

в голове то свищет ветер,

то шуршит солома.

* * *

Всё, что имел, я сжёг дотла,

и дар шута исчез.

«Его печаль ещё светла?» –

спросил у беса бес.

* * *

Был молод я, чирикал чушь

и наподобие пичужек

порхал по веткам, пил из луж

и дефлорировал подружек.

* * *

Сегодня все надеются по-разному:

на Господа, на время, на авось,

а если доверяться только разуму,

намного тяжелей бы нам жилось.

* * *

Где души обитают в небесах?

Зачем вершится битва тьмы и света?

Кто стрелочник у стрелок на часах,

тот нам и объяснит однажды это.

* * *

Шуршанье шин во тьме слышней,

и жизнь во тьме видней былая;

я ночью думаю о ней,

за всё простить себя желая.

* * *

В кумирах и святынях разуверясь,

отчаявшись постигнуть и понять,

любую погубительную ересь

готовы мы восторженно принять.

* * *

Нас как бы днём работа ни ломала,

но к ночи отпущение дано;

в реальности свободы очень мало,

а в выпивке её полным-полно.

* * *

Хотя болит изношенное тело,

мне всё-таки неслыханно везёт:

моя душа настолько очерствела,

что совесть её больше не грызёт.

* * *

Я это давно от кого-то услышал,

и сам убедился не раз:

несчастья на нас насылаются свыше,

а счастье – зависит от нас.

* * *

Уже я в Израиле полностью, весь,

душой и умом совокупно,

исполнена смысла судьба моя здесь,

но это словам недоступно.

* * *

Я много в этой жизни понял важного,

угрюмы и черны мои зрачки,

но свято уважаю право каждого

на розовые мутные очки.

* * *

Мир катится у Бога под рукой,

наращивая кольца годовые,

покойники вкушают свой покой,

иллюзиями тешатся живые.

* * *

С момента, что за стол я сел с утра,

на третьем приблизительно часу,

я думаю всегда: а на хера

я эту околесицу несу?

* * *

Текут последние года,

и мне становится видней:

смерть не торопится туда,

где насмехаются над ней.

* * *

В мире этом, зыбком и суровом,

тихо мы бормочем как умеем:

лучше быть богатым и здоровым,

чем больным, и нищим, и евреем.

* * *

Евреи непрерывно что-то роют,

их замыслы и помыслы неясны,

и всякому заржавленному строю

они весьма поэтому опасны.

* * *

Горю стыдом со дня вчерашнего,

случился в разуме провал:

я долго, нудно и неряшливо

по пьяни душу раскрывал.

* * *

Забавно мне, что дух свободы

в России изредка витает,

но чуть подкормятся народы –

и он куда-то отлетает.

* * *

Глухое, тёмное, подвальное,

во мне есть чувство чисто личное:

мне одиночество буквальное

куда милее, чем публичное.

* * *

Обидно мне, что свежие звучания

про свет и тьму, про волю и неволю –

рождаются из долгого молчания,

а я всё время что-то балаболю.

* * *

Легко творит во мне вино

не ощущение, а знание,

что я не с веком заодно,

а с кем-то из ушедших ранее.

* * *

Весьма мне близок тот задор,

с каким старик воспламенившийся

несёт в запале дикий вздор,

когда-то в нём укоренившийся.

* * *

Стало от усталости мне грустно,

душу безнадёжно утомили

всюду перемешанные густо

запахи цветения и гнили.

* * *

Не сплю я от зова тлетворного,

бунтует мой разум пустой:

я принял пять рюмок снотворного,

и он возмечтал о шестой.

* * *

По части разных персей и ланит

немало было всяческого фарта;

теперь мой организм себя хранит

и ленью защищает от азарта.

* * *

Россия пусть не в трёх шагах,

но на пути к преображению:

сначала выветрится страх,

потом – покорство унижению.

* * *

Бог даровал мне ощущение

намного разума сильней:

во мне от жизни восхищение –

острей, чем ужас перед ней.

* * *

Когда я был весьма уже в летах,

душа сыскала чудное решение:

отчаявшись в надеждах и мечтах,

обрёл я в оптимизме утешение.

* * *

Заранее у Бога я прощения

просить остерегаюсь потому,

что многие в морали упущения

грехами не покажутся Ему.

* * *

Мелькает во мне понимания луч,

что, душам людей соприроден,

сам русский язык и велик, и могуч,

но редко правдив и свободен.

* * *

Жизнь моя – кромешная аскеза,

но беда – в ещё одной беде:

два уже сидят во мне протеза,

третий хорошо бы – знаю где.

* * *

Хоть не спешу я в мир иной,

но верю, страху вопреки,

что фарт о'клок наступит мой,

когда откину я коньки.

* * *

Я на два дня прервал гастроли,

я пил, кормился и читал,

и позабытый запах воли

меня блаженно пропитал.

* * *

Текущего времени узники,

мы все хорошо или плохо,

но пишем обрывки той музыки,

которой дышала эпоха.

* * *

У весьма различных мудрецов

я от темноты своей лечился,

выучился я в конце концов

вовсе не тому, чему учился.

* * *

Пророчества о завтрашней истории

нисколько не сбывались в результате:

история течёт по траектории,

которую не знает и Создатель.

* * *

Всё слышит чуткая душа:

иду налево и направо,

а на ушах моих лапша

висит раздольно и кудряво.

* * *

Любому мало-мальскому таланту,

какие ни споёт он вам напевы, –

художнику, поэту, музыканту –

не верьте, впечатлительные девы.

* * *

Ещё текут часы песочные,

я выжил, жив и не устал,

и только планы долгосрочные

теперь я строить перестал.

* * *

Мне судьба многократно дарила

приключения разных сортов,

я живу, не держась за перила,

и всегда наебнуться готов.

* * *

Забавно, что гипноз идей,

сердца и дух воспламеняющих,

не трогает умы людей,

гипноз умело применяющих.

* * *

Весьма смягчить надеюсь Бога,

когда придёт моя пора:

хоть я и пил безбожно много,

но пил – во здравие добра.

* * *

Трезвонит утренний будильник,

у дня – забот густой пунктир,

духовно-умственный светильник

вальяжно шаркает в сортир.

* * *

Душе моей страшней всего

в речах людей хмельных,

что все не любят никого

и каждый – остальных.

* * *

Брехню брехали брехуны,

а власть захватывали урки;

в итоге правят паханы

и приблатнённые придурки.

* * *

Сейчас, живя уже в халате,

я часто думаю о том,

на что я жизнь мою растратил

и чем я сделаюсь потом.

* * *

Сколько б мы о народе ни спорили,

чутче всех реагирует нос:

выход масс на арену истории

очень явственный запах принёс.

* * *

Легко скользит луна по глади вод,

ни звука не тревожит тишь рассветную;

похоже, наш пастух и кукловод

опять затеял пакость несусветную.

* * *

Забавы мне уже не по плечу,

природа гасит нас весьма искусно;

я праведную жизнь теперь влачу,

что стыдно, унизительно и грустно.

* * *

Мы все полны мотивов низких,

себя любимого любя,

но дивно мне, что страх за близких

сильнее страха за себя.

* * *

В российском сумрачном пейзаже

такая всем досталась доля,

такие ходят персонажи,

что жалко – умер Гоголь Коля.

* * *

На склоне лет нельзя резвиться –

ни в пиджаке, ни в неглиже:

душа ещё поёт, как птица,

но кости – ломкие уже.

* * *

Осудительность мне ненавистна,