Труды - Антоний Блум

Но мне пришлось прочесть одно объяснение, написанное древним писателем Лактанцием, которое неясно говорит о том, о чем я хочу сказать сейчас, может быть, превосходя его мысль. Он говорит, что ангелы Божии возрастали в святости своей, приобщаясь все глубже, все совершеннее к святости Божией, что их постепенно пронизывал Божественный свет, они начинали светиться светом Самого Бога. Святой Григорий Палама называет ангелов светами вторыми. Бог был первый Свет, единственный Свет, а они по приобщению делались светильниками, светами. Они не были отягощены плотью, телесностью, хотя и ангелы Божии не являются чистыми духами в том смысле, в котором мы говорим, что Бог есть дух (Ин 4:24). Они приобщались к тому, что представляет Собой Бог, и в них все ярче, ярче и ярче сиял Божественный свет; они делались, как я только что сказал, светами вторыми. И вот Лактанций, как мне помнится, говорит, что в какой-то момент некоторые ангелы взглянули на себя и были потрясены красотой, величием, которые им были сообщены тем, что в них влился свет Божественный и приобщил их в этом смысле к Божеству. И один из них, Денница, Люцифер, Светоносец{281}, как бы загляделся на себя и воскликнул: зачем мне больше? Я обладаю всем, о чем только можно мечтать, я сияю Божественным светом, я – Божественный свет в этом мироздании, вместе с другими ангелами, которые выросли в мою меру. Зачем нам Бог, когда мы сами сияем тем же светом? И в этот момент они отпали от Бога. В этот момент Божий свет в них потух, остались только твари, которые могли бы покаяться, – чего они не в состоянии были в тот момент сделать, увлеченные собственной красотой, полученной ими от Самого Бога, отражавшей Божественную красоту и сияние. И они отпали и стали темными силами. Вот эти темные силы и положили начало падению человека.

В библейском рассказе мы видим, что Бог определил человеку два пути для полного его возрастания: один путь – прямой, безгрешный, подлинный. Это было приобщение к Богу Самому, приобщение к Его премудрости, такое глубокое приобщение, что человек мог познавать все, что создал Бог, не просто своими догадками, а приобщенностью к Божественной премудрости. Призвание человека было так приобщиться Богу, так соединиться с Ним, чтобы Божественная премудрость в нем жила, в нем выражалась, его питала, ему раскрывала все тайны бытия. Премудрость Божия, принятая в любви и в поклонении Самому Богу, в послушании – в том смысле, в каком я ранее пробовал описать послушание, то есть в способности так молчать, чтобы слышать голос Божий в себе, который все перед нами раскрывает. И другой путь – это путь познания тварного мира на уровне этого мира и его тварного состояния, путь как бы естественного познания, познания мира, который сродни человеку, потому что человек своей телесностью, своей материальностью, даже своей душевностью приобщен к созданному миру. Вне Бога полного познания невозможно было получить, но какое-то изначальное познание можно было уловить; и вот на этом темные силы и уловили человека.

В Библии сказано, что в раю было два дерева: древо жизни и древо познания (Быт 2:9). Древо жизни как бы образно указывает на приобщенность человека Богу, такую приобщенность, что он питался всем Божественным и в Боге все видел, как бы изнутри Божией премудрости глядел на все создание и видел это создание, как его видит Бог. А древо познания нам дает возможность глядеть на все Богом созданное, дивиться красоте, премудрости, познавать многие тайны, которые заложены в творении, но ограниченно, не так, как их можно познать через приобщение к Богу. Оно не дает возможность видеть вещи так, как их видит Бог, а только изначально бороться, чтобы достичь этого видения.

Большей частью, когда мы слышим о падении человека, нам это представляется окончательной катастрофой. Человек отвернулся от Бога и выбрал путь естественного познания. Но не так об этом думает святой Ириней Лионский, который был учеником святого Иоанна Богослова. Он говорит, что и тут человек не был оставлен Богом, что человек не был присужден навсегда блуждать во тьме, не зная, не познавая того мира, в котором он создан. Он говорит, что это трудный путь, но что, вглядываясь, вдумываясь, вживаясь в тот мир, которому мы принадлежим – потому что он Божий, потому что в нем сияет Божий свет, потому что на нем запечатлена Божественная премудрость, – человек может постепенно раскрывать эту премудрость, понимать Бога через Его творение, до момента, когда, дойдя до предела возможного естественного познания, он открывается к познанию Божественному. Тогда он оставляет свои попытки познать естественным умом то, что сотворил Бог, и останавливается в молитве, в поклонении, в молчании, в созерцании Бога. Так что даже падение, в представлении святого Иринея Лионского, не является окончательной катастрофой, не является концом судьбы человека. Но тот путь, который мог бы быть путем прямого непрерывного светоносного восхождения и углубления в тайны Божии, превращается в долгий путь искания, блуждания, ошибок, исправлений и страдания.

А дальше между Богом и человеком возникает – не вырастает, а вдруг, мгновенно открывается – пропасть, потому что в тот момент, когда человек выбрал естественное познание помимо Бога, он с Богом уже не в отношении взаимной глубинной любви и доверия, а в отношении вопрошания, порой страха. Библия рассказывает, как Адам и Ева услышали, что Бог ходит в раю. (Это конечно образы, потому что весь этот рассказ является образной попыткой довести до нашего сознания что-то, что описать невозможно: нет возможности на нашем языке выразить, что случилось в мире, которого больше нет.) И когда они сознают около себя присутствие Бога, Которому они уже не приобщены, как раньше, детской любовью, детским доверием, совершенной отдачей себя, готовностью и желанием все только через Него познать, они испуганы и оба прячутся от Бога. И Бог их зовет: Адам, где ты? И Адам отвечает: я обнаружил, что я наг, что я голый, и мне стыдно. И сказал Бог: кто сказал тебе, что ты наг? не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть? (Быт 3:8-11).

И тут оказывается вдруг, что доверие, простота, которые были вначале, пришли к концу. В тот момент человек мог бы еще – вернее, уже – понять, что с ним случилось. Но он не понимает, он сколько-то помрачен, но не понимает до конца, что с ним совершилось. Он думает, что может продолжать расти, становиться собой, познавать мир как бы параллельно с Богом. И тут входит в силу очень страшный закон. Жить можно – в том смысле, в котором Бог жив и живы те, которые в Боге и с Ним, – только приобщенностью к Богу. В момент, когда человек отрывается от Бога, у него остается только один путь: рано или поздно умереть. И именно это случается с первой четой. Смерть через них входит в этот мир. Они потеряли источник Жизни, и без источника Жизни жизни больше нет. И начинается трагический период, в котором мы участвуем, когда человечество и весь живой мир познают смерть и приобщаются смерти. Это очень страшно. Но если мы вспомним то, что сказал святой Ириней, это не абсолютно безнадежно.

Но тут целый ряд вещей совершается. Изначально человек имел тело, имел душу, и в нем обитало дыхание Божие, которое Господь вдохнул в него. В тот момент, когда человек отворачивается от Бога, эта иерархия колеблется, остается на первом плане то, что принадлежит к естеству. Духом человек уже не познает Бога, как познавал Его изначально, и поэтому дух не может руководить, вести человека от силы к силе, от славы к славе, от земли на небо, в глубины Божии. В человеке тускнеет его человеческое сознание и появляется то, что мы называем плотью. Изначально человек состоял из тела и души. И то, что Отцы называют телом, это та же плоть, но пронизанная духом, одухотворенная, освященная. Теперь эта освященность заколебалась, и тело в значительной мере стало плотью, то есть тем же телом, но уже не таким одухотворенным, не таким чистым, не таким гармоничным. И уже не душа и не дух правят всем человеком, а создается как бы взаимное равновесие разных сил, а порой борьба между ними.

Отсюда рождается то, о чем все время говорят Отцы: борьба человека со своей плотью, потому что плоть является тем же телом, но отяжелевшим, потерявшим свою духовность, уже не приобщенным и не руководимым духом человека и через этот дух – Духом Святым. И дальше, когда мы вглядываемся в наш опыт, мы приписываем нашей плоти все дурные влечения, виним нашу плоть в том, в чем должны были бы винить наш дух. Человеческая душа, человеческий дух, потеряв свое единство с Богом, потеряв свою гармонию, уже не может гармонично, правильно вести всего человека, и человеческая телесность, его плоть начинает себя вести анархично. И вместо того чтобы признавать, как Отцы это делали, что виновен дух человека, виновно его сознание, его душа, его воля, мы виним свою плоть, которая является жертвой нашего отпадения от Бога и от той цельности, которая нам была изначально дана. Это очень нам важно помнить, потому что, как кто-то (кажется, отец Сергий Булгаков) сказал, борьба с плотью это борьба за тело{282}. Это борьба за тело, борьба за то, чтобы наша плоть была возвращена к той славе телесности, которая ей была дана изначально. И это нам вручено, это наша задача: всеми силами нашими, всей силой воли направить себя обратно к Богу, вернуть себя к Богу послушанием, то есть вслушиваясь в голос Божий, который в нас продолжает звучать, который звучит вокруг нас через Священное Писание, через святых отцов, через святых, и стать снова Человеком. Если же мы теряем полностью эту приобщенность к Жизни, то остается только полная смерть.