Анатомия Меланхолии - Роберт Бёртон

3, кн. VI]), которые сочли за лучшее отравиться, только бы избежать тирании Рима. Фемистокл решил выпить бычью кровь{1997}, но не воевать против собственной родины, Демосфен же предпочел выпить яд{1998}; Публий Красс filius [сын Красса], Цензорий и Планк{1999}, три доблестных римлянина, предпочли покончить с собой, чтобы только не попасть в руки врагов. Помимо этого я мог бы вспомнить несметное количество других людей во все времена, qui sibi letum Insontes peperere manu [тех, кто своею рукою / Предал смерти себя без вины…{2000}]. Книга Маккавейская превозносит за это Разиса[2733]{2001}, одобрение вызывала и смерть Самсона. Точно так же поступили позже Саул{2002} и Иона и множество других достойных мужчин и женщин, quorum memoria celebratur in Ecclesia [чью память прославила церковь], говорит Леммикий[2734], за то, что они, будучи захвачены римлянами, убили себя, дабы сохранить свою чистоту и честь, которых приводит в качестве примера Августин (lib. 1 de Civit. Dei [О Граде Божием, кн. I]). Оправдывают это Иероним в комментарии к Ионе, а также Амвросий{2003} (lib. 3 de virginitate [кн. III о девственности]), восхваляющий за такой поступок Пелагию <Pelagia>. Евсевий (lib. 8, cap. 15 [кн. VIII, гл. 15]) восхищается{2004} римской матроной, покончившей с собой, чтобы спастись от похоти тирана Максенция. Адельгельм{2005}, настоятель монастыря в Мальмсбери, называет beatas virgines quae sic [благословенными непорочными девами тех, кто…]. Тит Помпоний Аттик, сей мудрый, рассудительный, прославленный сенатор, близкий друг Туллия, во время продолжительной болезни, которую он считал неизлечимой, vitamque produceret, ad augendos dolores, sine spe salutis [а посему полагал, что, пытаясь продлить свою жизнь, он только множит свои страдания без надежды на исцеление], решил добровольно уйти из жизни, уморив себя голодом, чтобы избавиться от мучений, и, когда Агриппа и другие безутешные друзья горячо умоляли его osculantes obsecrarent, ne id quod natura cogeret, ipse acceleraret, не совершать над собой насилия, он «с непоколебимой решимостью вновь просил их одобрить его благое намерение и не пытаться отговорить его»; так он и умер, не изменив ему precesque eorum taciturnâ sua obstinatione depressit [и заглушив их мольбы своей стойкой убежденностью]{2006}. Точно так же поступил и другой почтенный сенатор Кореллий Руф, который, судя по рассказу Плиния Младшего (Epist. lib. I epist. 12 [Письма, кн. I, послание 12]), тоже уморил себя голодом; pedibus correptus cum incredibiles cruciatus et indignissima tormenta pateretur, à cibis omnino abstinuit [испытывая ужасные мучения от подагры, он полностью отказался от еды]; ни сам Плиний, ни жена Руфа Гиспулла не в силах были отговорить его, destinatus mori obstinatè magis, он упорно хотел умереть, и он умер{2007}. И точно так же поступили Ликург, Аристотель, Зенон, Хрисипп, Эмпедокл{2008} и еще мириады других. Когда на войне человек, очертя голову, устремляется навстречу неминуемой опасности и встречает смерть, это считается доблестью и величием духа; быть самому причиной своей смерти и, кроме того, гибели многих тысяч, совершить в некотором смысле добровольное убийство себя и других считается славным поступком, за который человек будет увенчан славой[2735]. В прежние времена у массагетов[2736] и дербиков[2737] иуж не знаю у каких еще народов был обычай умерщвлять своих стариков после семидесяти, дабы избавлять их от горестей, свойственных этому возрасту. И точно так же поступали обитатели острова Кос, поскольку воздух там был чистый и благодатный и среди тамошнего населения было немало долгожителей, antevertebant fatum suum, priusquam manci forent, aut imbecillitas accederet, papavere vel cicuta, они предпочитали умереть с помощью опийного мака или болиголова [до того, как станут немощными или слабоумными]. Сэр Томас Мор восхваляет добровольную смерть в своей «Утопии». В случае если человек sibi aut aliis molestus, обуза для себя самого и других (в особенности если жизнь становится для него мучением), тогда «пускай он собственноручно освободит себя от такого томительного существования, как от тюрьмы, или предоставит освободить себя другим»[2738]. И это тот же принцип, которым, как повествует Лаэрций, руководствовался в древности Зенон, Juste sapiens sibi mortem consciscit, si in acerbis doloribus versetur, membrorum mutilatione aut morbis aegre curandis [Мудрец справедливо совершает самоубийство, если вследствие несчастного случая или по нездоровью он страдает от нестерпимой боли]; это одобряет и Платон (9 de legibus [О законах, кн. IX]) втех случаях, когда человека гнетут старость, нищета и бесчестье, и ту же мысль, в сущности, выражает Фабий{2009} (Praefat. 7 Institut. [Предисловие, 7, Наставления]): nemo nisi sua culpa diu dolet[2739] [если кто-то долго терпит боль, то он сам в этом повинен]. В Китае это самая обычная вещь, повествует иезуит Мат. Риччи, — если человек отчаялся дождаться лучшей участи, измучен невзгодами, — лишить себя жизни, и еще, что не такая уж редкость, дабы тем больнее досадить своим врагам, повеситься у их дверей[2740]. Историк Тацит и философ Плутарх весьма одобряют добровольный уход из жизни, и Августин (de Civit. Dei, lib. I, cap. 29 [О Граде Божием, кн. I, гл. 29]) защищает насильственную смерть, когда к ней прибегают по достаточно обоснованной причине: Nemo sic mortuus, qui non fuerat aliquando moriturus, quid autem interest, quo mortis genere vita ista finiatur, quando ille cui finitur, iterum mori non cogitur? [Никому из тех, кто умирает таким образом, все равно было бы раньше или позже не избежать смерти. Какая же тогда разница, какой именно смертью окончена жизнь, — ведь тому, чья жизнь окончена, уже не предстоит вновь умереть?] Никто не умирает по доброй воле, однако volens, nolens [хочешь, не хочешь] каждому все равно в конце концов не миновать смерти. Да и помимо этого жизнь наша подвержена тысяче непредвиденных обстоятельств, и кто знает, когда они могут случиться? Utrùm satius est unam perpeti moriendo, an omnes timere vivendo? Так не предпочтительней ли выстрадать одну смерть, нежели страшиться любого возможного конца?[2741]{2010} «Смерть лучше горестной жизни» (Еккл. 30, 17). И жить в страхе — это более тяжкий выбор, нежели, умерев единожды, освободиться от всего[2742]. Клеомброт Амбросиот{2011} убедил уж и не знаю сколько сотен своих слушателей произнесенной им яркой речью относительно бедствий на