Тонкий мир - Софья Ролдугина

Но Юме показался гораздо более заманчивым другой путь, с которого надо было убрать одну умную, но безнадежно влюбленную – вот удача! – девочку.

От всего этого оставался мерзкий, гнилостный осадок.

И только вид того, как Рэм, морщась от болей в травмированном колене, утешает Люси, шепча ей на ухо всякие глупости, был как лучик света.

Кажется, что против этих двоих было все – и происхождение Люси, и нрав Рэма, и замыслы Юмы Касто… да сама судьба! Но они сумели ее переломить всего лишь тем, что одна – любила всей душой, а другой – прощал от чистого сердца любые ошибки.

…и, может быть, побороться за свое счастье стоит не только этим двоим?

Глава 37. Никто не лишний

Последние дни настроение у меня было прескверное.

По какой причине… так сразу и не назовешь. Точнее, причин было несколько, а главная…

Возможно, меня держало в напряжении то, что Айне всю вторую половину недели не появлялась в лаборатории. Пророчица гуляла в окрестностях Академии, смеялась с нами за чашечкой чая, но упрямо избегала тех мест, где мог появиться Ириано. Уж не знаю, чем закончился разговор у этой парочки, но кланник держался задумчиво и даже перестал спорить с отцом по пустякам. Почему же тогда Айне пряталась от своего… суженого?

Не меньше неприятных мыслей оставляли тренировки Ксиля. Одно из таких занятий состоялось совсем недавно. Я присутствовала на нем от начала до конца. В тот раз Ксиль не терял сознания и вообще не выглядел больным – даже шутил, правда, немного натужно… Он не стал тянуть из меня ни жизнь, ни кровь. Просто обнял, уткнулся лицом в макушку, щекоча горячечным дыханием кожу, и простоял так почти час. Я боялась пошевелиться – только осторожно гладила его по спине кончиками пальцев. Но когда князь меня отпустил, почувствовала себя совершенно опустошенной.

Эта усталость продолжала давить на плечи и сейчас, спустя почти двое суток. Она пробиралась во сны зябким серым туманом, в котором тяжело дышалось, а волосы становились мокрыми и холодными. Я просыпалась – будто всплывала с большой глубины. Стены нашей комнаты пропитались запахом мяты и имбиря, жарко пылал камин, плечи немели от опьяняюще крепких объятий Максимилиана, чьи пряди волос мешались с моими… И все-таки усталость и пустота никуда не уходили.

Но самый неприятный осадок оставила услышанный случайно короткий разговор в столовой:

– Касто будут хоронить в его родном городе, мать настояла…

– … Да-да, как жаль… Юма был таким перспективным специалистом! Совсем молодой мальчик…

Мне не составило труда узнать, что младшего лекаря Юму Касто нашли в коридоре мертвым спустя всего две ночи после достопамятного чаепития с Рэмом и Люси. Поговаривали, что гибель Юмы была на совести шакаи-ар – полное истощение жизненной энергии, ужас на лице, отсутствие физических повреждений…

Естественно, ни к Пепельному клану, ни к Крылу Льда претензии предъявить не осмелились. Уже случалось такое, что студенты (а чаще – студентки) попадали в больничное крыло с травмами очевидно шакарского происхождения. Поэтому смерть одного из обитателей Академии была событием… скажем так, ожидаемым.

Но я, сестра студента с факультета боевой некромантии, совершенно точно знала, что энергией жизни и смерти манипулируют не только шакаи-ар. И пусть «бездна» глушила магию – оставались еще амулеты… Трудно ли подбросить неприметный камушек на стол к лекарю – а потом дождаться результата?

И поэтому с Рэмертом мне встречаться не хотелось.

Впрочем, это могло быть просто совпадением.

Как ни странно, мне сейчас больше всего нравилось проводить время в лаборатории. Там я постоянно была занята делом… А еще – единственная радостная новость за последнее время – Дариэль присоединился к опытам.

Он предложил совершенно новую ветвь исследования – воздействие различных веществ, в том числе и «заряженных» энергиями, на «бездну». Я с удовольствием ассистировала ему. А Дэйр, греясь в лучах всеобщего восхищения, оживлялся и устраивал длинные лекции на тему алхимии.

Начали мы с опытов с различными ядами и кислотами, но Дариэль быстро разочаровался в веществах такого порядка.

Эксперименты усложнились, к полному восторгу Холли, который в алхимии не понимал ровным счетом ничего, но почему-то очень симпатизировал Дариэлю.

В данный момент мой ненаглядный целитель с энтузиазмом рассуждал о таких опасных субстанциях, как абсолютные растворители:

– …Конечно, главной целью экспериментов является исследование свойств «бездны» и, по возможности, способов ее применения на благо общества, – гладко, без запинки, текла его речь, словно Дариэль читал с конспекта.

Но это, конечно, было не так: когда бы целитель успел подглядеть в шпаргалку, если он был занят сложнейшим процессом «зарядки» кислоты электричеством. Под установкой работал амулет, и я видела, как нити удерживают получающееся вещество от распада. Как и всегда в алхимии, конечный результат с применением магии и «чистый» разительно отличались.

– Но раз мы имеем дело со столь опасным артефактом, нужно найти и способ его экстренной нейтрализации. И раз колдовство нам здесь не помощник – обратимся к алхимии, царице наук, – он обвел лабораторную установку театральным жестом и ослепительно улыбнулся.

Я невольно задержала дыхание от восхищения: такой Дариэль – живой, словно светящийся изнутри нравился мне до мурашек по спине.

– Какие вещества самые едкие, самые разрушительные в человеческой химии? Щелочи и кислоты. Наиболее широко известны серная кислота, плавиковая… вот эта еще и весьма токсична, при попадании на кожу и всасывании может вызвать смертельное отравление… Также стоит упомянуть смесь пентафторида сурьмы и фторосерной кислоты. Из щелочей широко известен гидроксид франция… Есть еще сверхкислоты, но они, как правило, твердые, и нас не интересуют. Как и человеческая наука в целом, – позволил он себе снисходительную улыбку, и среди слушателей раздались смешки. Я невольно нахмурилась: точно так же потешались надо мной, равейной, когда я «полезла в науку». А ведь от успешности наших с Рэмертом опытов зависела жизнь Максимилиана… – И самые опасные, так называемые абсолютные растворители, относятся к классу магически преобразованных веществ. Как, например, это.

Дариэль немного пижонски подхватил с установки колбу с пузырящейся, словно шампанское, серебристой субстанцией. Мне стало немного не по себе. Хотя сосуд я зачаровывала лично и могла поклясться, что он не разобьется, из него ничего не прольется без желания экспериментатора… Но все же то, с какой небрежностью – видимой, только видимой – обращался Дариэль с этим опасным веществом, вызывало чувство неясной тревоги.