Тонкий мир - Софья Ролдугина

А пока лекарство заваривалось и настаивалось, Айне уже наверняка успела проплакаться. Иногда это помогает лучше самых качественных зелий.

Что же касается меня… Ну, я ощущала себя спокойной и уверенной уже от того, что взялась за привычную и любимую алхимию.

– Айне… – робко стукнула я по косяку, когда отвар немного поостыл. – Ты как? Можно войти?

Ответом мне было молчание… но вроде бы не враждебное. Я осторожно провела по двери раскрытой ладонью, разбрасывая завязанные в заклинании нити по прежним узорам. Сейчас, когда пророчица немного успокоилась, сделать это было уже гораздо легче.

Щелкнул замок.

В комнату прошли только мы втроем – я, Этна и Феникс. Серго остался снаружи, отгонять зевак мрачным взглядом.

Правда, атмосфера, которая царила в комнате, была куда черней любых взглядов…

Айне сидела в кресле с ногами, уткнувшись подбородком в колени. По стенам скользили тени. Очертания предметов были неверными, колеблющимися радужным ореолом. Прямо напротив кресла, в углу, поток воды струился вверх, от пола к потолку. Темноту наполняли шорохи, шепоты и тихий плеск, как у ручья ночью.

– Мой эфемерат, – невнятно пояснила Айне и шмыгнула покрасневшим носом. – Помогает… снять стресс.

Я только вздохнула.

– Выпей, – протянула я ей полную кружку. – Станет полегче, правда. Обещаю.

Пока мы с Этной сдвигали стулья поближе к пророчице, пытаясь не обращать внимания на «северное сияние» вокруг предметов, Феникс тихонько подошла к ней и положила руку на плечо. Этот жест поддержки выглядел немного странно – Феникс и Айне, носители противоположных стихий, недолюбливали друг друга.

– Что случилось? – мягко спросила Энни. В ее голосе не было и следа обычных кокетливых, манерных ноток. – Кто тебя так обидел?

У Айне вырвался смешок.

– Никто. Я сама.

– Верится с трудом, – качнула я головой и присела на подлокотник кресла. Айне цедила отвар маленькими глоточками, но он уже начал действовать: дыхание выровнялось, исчезали постепенно алые пятна на щеках… – Давай-ка я начну, а ты продолжишь. Ириано затеял очередную ссору с Тантаэ, только на этот раз использовал меня как предлог. Ругался он долго и убедительно… Но мне-то казалось, что выбегать в слезах по сценарию должна была я. Так что же с тобой произошло?

– А ты не догадываешься? – Айне одним махом осушила кружку и подняла на меня злые желтые глаза. Только вот адресовалась эта злость самой пророчице. – Ириано сказал, что с «шакаи-ар могут быть только шакаи-ар». То есть со мной он… Не важно. Он сказал – и тут я поняла…

– Пророчество? – быстро спросила Этна, дергая себя за жесткую красновато-рыжую прядь.

– Нет, – Айне обмякла, и я едва успела выхватить из ослабевших пальцев пустую кружку. – Просто понимание. Я все терзалась тем, что из-за меня Найта могла исчезнуть из линии пророчества… Думала, что точки перехода остались позади, когда Орден затеял эксперименты с тонким планом, когда Найта встретилась с Максимилианом, когда спасла его… Но оказалось, что есть еще развилка. И две дороги, – она, кажется, умышленно уводила взгляд, стараясь не смотреть на меня. Тонкие пальцы нервно терзали край свитера. – На одной из них все, как сказал Ириано: неполная семья, решение пожертвовать даром… Я, правда, не вижу, чем это кончится – может, и счастливо. Но в той реальности мы с Ириано, мы… Словом, там я одна. А вот на второй дороге… – голос ее стал совсем тихим. Ручей, бегущий ниоткуда в никуда, снизу вверх, вдруг начал медленно покрываться корочкой льда. – Там я не вижу твоей судьбы вовсе, Нэй. Ты словно выпадаешь из жизни, будто равейны по имени Найта больше не… Но я… я вместе с Ириано. И он… он совсем другой… – ее шепот был потрясенным, страстным, и для меня он звучал громче крика. – Замечательный… я вижу, как он о чем-то говорит с Тантаэ и улыбается… А потом… потом у меня пропадает дар, и дальше я не вижу ничего. Ты понимаешь, что это значит? Все еще не определено, мне опять нужно… выбирать …

В комнате воцарилась такая тишина, что можно было различить даже звук нашего дыхания. Прерывистое после долгих слез – у Айне. Гневное сопение – у Этны. Размеренные, легкие выдохи Феникс.

А я, кажется, как дышать – позабыла.

– Ты, Айне, главное, не переживай раньше времени, – услышала я свой голос со стороны и подивилась его спокойствию. – Пророчества – штука ненадежная. Еще вчера ты не видела эту развилку. Кто знает, что будет завтра?

– Во-во, точно, – неожиданно поддержала меня охрипшая от волнения Этна. Глаза у нее светились в полумраке, как у кошки, только не красноватым, а зеленым. За дверью что-то грохнуло, послышались недовольные голоса – но все это было безумно, безумно далеко. – И вообще, «выпала из линии судьбы», «не вижу» – что это за бред? Это что, сразу значит – погибла? Прекрати ты париться с этим пророчеством, пожить попробуй! Нельзя же все время взвешивать, что лучше, что хуже – так вообще на хрен свихнуться можно!

Из горла у Айне вырвался хлюпающий смешок.

– Я бы рада… – прошептала она, отчаянно сжимая пальцы. – Я бы рада… Сумасшедшие точно не выбирают…

Не знаю, что бы случилось в следующий момент – может, я расплакалась бы, может, расплакались бы мы все, потому что нервы были натянуты до предела у каждой из нас, не считая разве что Феникс. Но вдруг из коридора послышались звуки, которые никак не могли раздаваться в стенах Академии.

Заливистое конское ржание, грохот и ругань.

Мы с Феникс подхватились с места одновременно.

– Серго, – подвела короткий итог Этна, и нам оставалось только кивнуть.

…Зрелище, представшее нашим глазам в коридоре, было неописуемым… Нет, немного не так.

Ирреальным. Фантасмагорическим. Сюрреалистическим.

Как еще назвать прекрасного, волшебного единорога ростом раза в два больше обычной лошади, попирающего копытом что-то мерзкое, щетинящееся когтями и шипящее, как сердитая змея? Единорога, у которого сияла каждая белоснежная шерстинка, а грива была разобрана на тонкие-тонкие жгуты, скрепленные на концах гематитовыми «гильзами»? Единорога с темно-синими, как предгрозовое небо в сумерках, глазами без намека на зрачки, у которого рог во лбу горел золотом, как заходящее солнце?

…единорога, задевающего при взмахе хвостом то правую стену, на которой висела доска с объявлениями, то левую, с выщербленной штукатуркой и яркой надписью красным маркером «Нат плюс Рита равно…»

В дальнем конце коридора толпились недовольные студенты, не рискующие, впрочем, подойти поближе. Одна девушка в очках и с фотоаппаратом делала снимок за снимком… Интересно, а ей-то самой зачем столько кадров с единорожьей… с единорожьим крупом и болтающимся туда-сюда хвостом?