Красная тетрадь - Дария Беляева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Боря принялся рыться под наволочкой, вытащил пачку сигарет и пошел на балкон. Я, конечно, выбежал за ним. Было холодно, и ветер дул, и так темно, и так звездно. Красный огонек Бориной сигареты мерцал, то он угасал, то вспыхивал вновь.
Я сказал:
– Брось эту гадость и веди себя прилично! Твои пустые способы самоутвердиться позорят честь пионера!
Боря мне сказал:
– А ты отбери!
И я попытался, и он снова, как и месяц назад, ткнул сигаретой мне в руку, ловко, прямо в то же самое место. Я разозлился не на шутку: сегодняшний морской эпизод, и ожог, и обидная запись в этой тетрадке, все меня будто ослепило. Я кинулся на него, а его на месте уже не было. Клянусь, я совсем теперь не хотел спать, у меня даже зубы скрипели от злости.
А Боря легко вскочил на парапет балкона, уселся лицом ко мне.
– Давай-давай, – сказал он, сделал пустую затяжку (сигарета потухла, когда он меня обжег), а потом щелчком отправил окурок вниз.
– Беги, пожалуйся Максе, – сказал Боря, а потом откинулся назад, раз – и он висит вниз головой. Я страшно испугался, а Боря засмеялся. Он сказал:
– Дрочер трусит, а ты – скучная зануда, девчонок не считаем. Володя ничего, но лучше всех все равно я. Я просто огонь! Когда я отправлюсь в Космос, стану межгалактической звездой. Буду зажигать по полной и умру героем. Не хочу подохнуть беспонтово. Хочу умереть красиво, я буду таким красивым, когда я умру!
– Если ты это не прекратишь, то умрешь сейчас, – сказал я.
– Ну, – сказал Боря. – А я готов.
Голос его казался гнусавым из-за того, что он висел вниз головой.
– Я готов умереть, – сказал он. – Ну просто в любой момент. По любой самой незначительной причине. Хочешь расскажу прикол?
– Что? Не надо мне ничего рассказывать, слезай.
Я стоял босой, ногам было холодно, и ночной ветер жег между пальцами.
– Значит так, если б батя скопытился раньше и меня б сюда не отдали, я б пошел в психологи или в психиатры. И мне б когда-нибудь сказали сделать доклад, «заебатый» такой доклад. И я бы взял такую тему: предикторы суицида.
– Кто суицида? – спросил Андрюша. Он стоял рядом со мной, а я и не заметил его сразу. Андрюша тоже был босой, и пальцы у него на ногах покраснели.
– Предвестники, – сказал Боря. – Предвестники суицида. Я бы прочитал длинный доклад: как это, понять, что кто-то хочет себя мочкануть. А потом знаете, знаете, знаете, что бы я сделал?
– Нет, – сказал я.
– Я бы достал пушку и выстрелил себе в висок.
Я сказал:
– Не смешно.
– Но смешно же!
Мне было страшно к нему подойти, и я боялся, что он сиганет вниз.
– Если так идти по балконам, – сказал Боря, – можно и до девчонок добраться. Но Максе все равно «по хуям». А знаете почему ему «по хуям»? Он нас жалеет.
– Глупости, – сказал я. – Во Вселенной множество людей куда несчастнее, им нужна наша помощь.
– А то! Голова так кружится, кружится, кружится!
Я испугался, сделал шаг к нему, и меня посетила страшная и постыдная мысль: если Боря свалится, больше не будет ничего такого ужасного и унизительного. А Боря – сам виноват. Мысль эта меня испугала и расстроила.
Боря засмеялся, будто знал, о чем я думаю, а потом сделал очень страшную вещь – отцепил одну руку от перил.
– Помоги мне, – сказал он.
Поступать по-товарищески необходимо даже тогда, когда это сложно. И ценнее всего так поступать именно тогда, когда это сложно. Я крепко схватил его за одну руку, за вторую и помог подняться. Потом ладони у меня еще долго пахли чем-то металлическим, железный запах перешел с Бориных рук на мои.
Боря сказал:
– Ну, счастливо оставаться, стукач и «дрочер», до свиданья, господа, и удачи вам во всем!
– Не господа, – сказал я. – А товарищи.
– Ну товарищи.
Мы с Андрюшей еще некоторое время стояли на балконе. Я совсем-совсем замерз, но почему-то не мог заставить себя вернуться в комнату. Мне больше не хотелось спать. Я видел звезды и знал, что люди умеют летать, я тоже хотел летать.
Звездное небо казалось низким, отчетливым и ярким, как картинка.
Андрюша стоял рядом со мной. Он вдруг сказал:
– Тебе не нравится, когда тебе причиняют боль?
Вопрос такой странный. Я сказал:
– Нет.
– Понятно, – сказал Андрюша. – Если бы Боря упал, наверное, его мозги вытекли бы на асфальт.
– Наверное, – сказал я.
– Пойдем спать, Арлен. Мы с тобой совсем устали.
– Ладно, – сказал я, хотя спать мне не хотелось.
Я взял Андрюшу за рукав пижамной рубашки и потянул за собой в комнату.
Очень замерз, никак не мог отогреться. Потом пришел Володя, и они о чем-то шептались с Борей, а я думал: если бы я не подал ему руку, как бы я жил тогда дальше? Хуже нет – предать товарища, даже если тебе товарищ и не нравится-то вовсе.
Я не мог разобрать, о чем они там шепчутся. Блеснуло по векам светом, и Володя сказал отчетливей:
– Во, глядите, тут к кому-то черная машина приехала!
– Значит, кто-то «шизоебнулся», – сказал Боря.
– А если б батяня неудачно «шизоебнулся», нас бы с тобой не было.
Так они разговаривали о черных машинах, которые приезжают ночью за теми, у кого долго держится очень высокая температура.
Есть, конечно, и другие виды врагов и вредителей. Все вредители одинаково вредны.
Я заснул не сразу, но все-таки заснул.
Снился мне случай, который со мной в самом деле произошел, однако сон вышел еще более тревожный, чем сам тот случай. Это случилось на праздновании дня рождения Володи год назад. Мы сидели за столом с ребятами, я чувствовал себя некомфортно, а Андрюша – еще более некомфортно, чем я. Фира показывала нам красивые открытки. Товарищ Шиманов зашел нас проверить.
– Веселимся, молодежь? – спросил он.
Так мне все это и снилось, как было на самом деле.
Товарищ Шиманов сел за стол, засмеялся, отрезал себе кусок торта. Шиманов был пугающим и обаятельным.
– Водку вам вроде бы рано, – сказал он. – Или ты взрослый уже, Володь?
Товарищ Шиманов плеснул в Володин стакан газировки, отпил, поставил. Потом кровь потекла у него из носа. Кровь потекла, а он не обратил внимания. Лимонад стал розовым, и он его выпил. Все лицо было в крови, но мы почему-то ничего ему не сказали.
Тогда я понял, что он умирает.
А во сне я понял, что тоже так умру.