К величайшим вершинам. Как я столкнулась с опасностью на К2, обрела смирение и поднялась на гору истины - Ванесса О'Брайен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я забиралась на Кошкины фекалии с таким чувством, будто каждый раз начинаю подъем заново. И еще раз. И снова. Словно боги гор бросали кубик и отправляли меня на три клетки назад на игровом поле Монополии, как бывает, когда тащишь карточку Шанс. Это было чистое мучение: ползешь, выкладываешься на полную, отдаешь все силы, и только ради того, чтобы снова и снова впадать в уныние, однако это кое-чему меня научило, и я смогла забрать это знание с собой в будущие восхождения. Я перестала цепляться взглядом за обманчивый гребень впереди. Если будешь думать, что гора уходит вверх бесконечно, истинная вершина становится чудесным сюрпризом.
Мы преодолели подъем с 40-градусным уклоном и увидели ярко-оранжевые палатки первого лагеря на высоте чуть более 6300 м. Привязанные к скалам на небольшой, относительно ровной площадке, палатки трепетали на ветру, пугающе близко к отвесному обрыву. После недолгого отдыха, перекуса и горячего чая мы отправились обратно в передовой базовый лагерь, вниз по серпантину через Кошкины фекалии и по каменистой морене. Когда же мы снова поднялись, чтобы устроиться на ночевку уже в первом лагере, было что отпраздновать, но на следующее утро, спускаясь вниз, я услышала, как вскрикнула Лола. Я подбежала к ней, и лишь спустя мгновение осознала, что смотрю на человеческую руку с переломанным предплечьем. Кости были белыми, как кварц. Лохмотья мяса торчали поверх волокнистых мышц. Остатки кожи были покрыты синими и серыми пятнами, но больше всего в тот долгий момент, пока я стояла там и таращилась, меня поразили ногти на пальцах – они были совершенно целые, даже кутикула была не повреждена. Пальцы были сжаты, но не в кулак. Скорее, как бывает, когда кто-нибудь кладет тебе что-то мелкое на ладонь, а ты сгибаешь пальцы, чтобы удержать. Так я приняла от Джонатана медальон Святого Христофора, который муж вложил мне в руку в тот вечер в Гонконге. Я не могла заставить себя прикоснуться к этой руке в серых пятнах, но мне хотелось верить, что она сжимала что-то очень ценное.
На 38-й день экспедиции (хотя по ощущениям это был 138-й, никак не меньше) мы вернулись в передовой базовый лагерь, преследуемые завывающей нам вслед метелью. Мы оказались заперты в палатках, и потянулись унылые и мрачные дни ожидания. Мы играли в карты, обменивались книгами и травили байки. У второго американца начался кашель с мокротой, и он решил спуститься вниз вместе с молодым британцем, который пришел к выводу, что все это чертовски скучно. Остальные невесело ждали. После долгих часов, проведенных вместе в палатке-столовой, неизбежны были конфликты из-за тесноты и постоянного вынужденного общения. Напряжение вспыхивало и спадало. Люди ссорились и сидели, дуясь друг на друга, по разным углам. Я старалась сохранять нейтралитет, держа свои взгляды при себе, особенно, когда споры касались таких щекотливых вопросов, как политика и религия.
Наконец погода переменилась, и девять оставшихся в экспедиции членов команды поползли на Кошкины фекалии, направляясь в первый лагерь на отметке примерно 6300 м. Там мы переночевали, мечтая о походе до второго лагеря, что располагается на 700 м выше. На следующее утро мы вернулись в передовой базовый лагерь, а наши шерпы двинулись вверх, чтобы обустроить второй лагерь. Согласно плану, мы должны были последовать за ними на другой день, и все хотели проявить себя с самой лучшей стороны, но наблюдать, как Дэниел быстро поднимается по камням, было все равно, что просматривать ускоренную видеозапись. Я никак не могла угнаться за ним: он двигался быстро, делая большие шаги своими длинными ногами, поэтому я решила держаться в конце цепочки, стараясь выработать свой собственный темп. Когда мы остановились передохнуть на вершине Кошкиных фекалий, я увидела, что палатки первого лагеря все покрыты льдом, источенным ледяными ветрами. Без кошек мы поскальзывались и оступались на заснеженных камнях, но все же добрались до лагеря.
Устраиваясь на ночь в палатках, слушали тревожный радиообмен и болтовню. Шерпы возвращались из второго лагеря и тащили на руках двоих: у одного человека были сильно повреждены ноги, а у другого сломаны ребра. Они попали под лавину, пока устанавливали веревки. В течение следующих нескольких часов вернулись и другие шерпы, раненые и потрясенные, у одного были напрочь разбиты очки. Мы изо всех сил старались помочь проводникам, а потом Дэниел отправил их в передовой базовый лагерь. Я смотрела им вслед, ощущая их боль, как свою, и страшилась того, что это может означать для экспедиции.
– Расходитесь по палаткам, – велел Дэниел. – Пейте воду. Отдыхайте. Утром поговорим.
В палатке мы с Ким обсудили ситуацию. Я была подавлена, беспокоилась о раненых шерпах, нервничала из-за погоды в ближайшие дни и пыталась убедить себя, что это восхождение все равно очень важно для меня, ведь я физически в порядке и готова идти дальше.
– По моему опыту, – заметила Ким, – лавины обычно означают конец подъема.
На следующее утро Дэниел сообщил нам, что экспедиция закончена. Разъяренная, дьявольски расстроенная, я запихнула свое снаряжение в рюкзак и быстрым шагом ринулась вниз, уходя с горы и повторяя на каждом шагу: «Черт! Черт! Черт!» На этот раз злиться было не на кого. Просто не повезло.
Чо-Ойю на тибетском языке означает «Бирюзовая богиня». Спускаясь, я смотрела вверх, на гору, и понимала, откуда взялось такое название. Гора возвышалась над нами, окутанная снегами и льдами, в которых отражалось синее небо. С тех пор, как я впервые увидела ее, Чо-Ойю постаралась преподать мне два важных урока. Сначала я была слишком занята и расстроена, но позже сумела расслышать, что же именно ветер шептал мне на ухо. Первым уроком было терпение. Второй урок заключался в том, что
