Сны Персефоны (СИ) - Белая Яся

Афина усаживает её по правую сторону от себя, рядом со мной, и Психея даже осушает одним махом бокал вина, отчего её и так огромные глаза становятся и вовсе размером с блюдца.

Мы всё смотрим на неё, явственно понимая — празднику пришёл конец. Хорошо, что Афина не злится. Мудрая, она всегда правильно расставляет акценты.

Я же не свожу взгляда с коробочки, которую Психея сейчас ставит рядом с собой на стол. Ту, которую я некогда передавала ей с кремом для Афродиты, украшали жемчужины и перламутр. На этой же — поблёскивают изумруды и хризолит, мои камни.

Психея ловит мой взгляд, судорожно сглатывает — наверное, сильно смущают бедняжку устремлённые на неё пристальные взгляды.

Хорошо, что, когда взывала сигнализация, Загрей и Макария выпроводили смертных: уж не знаю, какие предлоги нашли, остаётся надеяться — уважительные. Но это хорошо, потому что происходящее ныне точно не для посторонних — людских — глаз и ушей.

— Это Гермес, — тихо произносит Психея. — Он прислал меня. Афродита, — всхлип, — у него в плену.

За прошедшие тысячелетия они успели не только примириться, но и подружиться. Психея делала Афродиту более душевной, Афродита же учила свою бывшую невестку (с Эротом они всё-таки расстались; впрочем, попытка наладить отношения с Танатосом тоже не увенчалась успехом) раскованности и уверенности в себе. И сейчас Психея нешуточно переживала за подругу.

— Он не сказал мне — зачем она ему? Он только просил передать тебе, — пристальный взгляд на меня, — эту коробочку и сказал, что ему нужна твоя красота. Но в этот раз он настаивает на личной встрече, чтобы получить её.

Повисает тишина, все переваривают услышанное.

Первым молчание нарушает Аид.

— Этого следовало ожидать, — говорит он. — Было только вопросом времени: когда именно он протянет свои загребущие руки к Персефоне.

Со всех сторон согласно поддакивают. Афина даже сочувственно накрывает мою ладонь своей: мол, держись, подруга, если что — мы рядом.

Аид, между тем, продолжает:

— Пугает другое: теперь он вышел в открытую. Даже посла направил. Это новая тактика. И она мне ой как не нравится.

Да уж, мне тоже не очень нравится смена действий со стороны того, когда прозвали богом Хитрости. Гермес явно что-то задумал, и мы пока не можем определить — что именно.

— Аид, — встряёт Гефест, — а давай я к нему. Под иллюзией. А потом — того-этого, бока намну. Перья у его сандалий прорежу. У меня к нему счёт давний, ещё за мои щипцы.

И показательно так разминает плечи и шею, выхватывая прямо из воздуха свой бессменный всесокрушающий молот.

Афина хмыкает:

— Тогда уж лучше я. Моя иллюзия точно дольше продержится. И бока намять Гермесу не хуже твоего смогу.

Психея качает головой:

— Нет, никаких иллюзий. Не выйдет. То место… ну где он держит Афродиту и…других, наверное… там не держаться иллюзии. Он просил так и передать. Знал, что вы будете предлагать, пытаться сделать всё, чтобы уберечь Персефону.

— Верно, того, кто владеет кадуцием,[1]иллюзией не проймёшь, — словно извиняясь, что вклинился в разговор, вежливо уточняет Прометей.

— Какая бы защита там не стояла, её можно взломать, — робко подаёт голос Загрей и смущается, когда все взгляды обращаются на него, — теоретически… — уже не так уверено заканчивает он.

— Вот и займись. Практически, — строго и немного разражено распоряжается Аид.

Загрей мотает головой:

— Невозможно. Мне надо знать хотя бы, что ломать. Какие-то координаты, хоть что-то…

Он теряется совсем, заметив как недоволен отец. Я едва ли сдерживаюсь, чтобы снова не встать между ними — мы семейные ссоры на публику не выносим. У нас тут не ток-шоу Гименея.

— Где находится база Гермеса? — уточняет Аид, оборачиваясь к Психее.

Она ёжится от его взгляда и пожимает плечами:

— С виду — обычный дом. На каком-то острове. Мы разговаривали в большой комнате, в библиотеке. Там с четырёх сторон были окна, и везде — море, насколько хватает глаз. Он сидел в кресле, вертел в руках какую-то книгу.

— Какую именно, не запомнила?

Психея напрягает лоб, вспоминания, потом её личико озаряется:

— Вот! — вскидывает вверх тоненький пальчик. — Сказки народов мира.

Аид реагирует моментально — связывается по голографу с Тотом. Египтянин явно недоволен тем, что его отрывают от любимых свитков, наверное, воспринимает этот звонок, как очередной свадебный розыгрыш. Даже хмурится сначала, но когда Аид ему спешно и доходчиво объясняет ситуацию, проникается и говорит:

— Постараюсь перелопатить все сказки и понять, что именно он там вычитал. Нам сейчас нужна любая информация.

Аид благодарит, отключается и переводит своё внимание на Прометея.

— Тей, мы можем вычислить остров, на котором одновременно находится четыре бога? Двое из которых — из греческой Дюжины?

Прометей кивает:

— Конечно, там наверное сильно нарушен энергетический фон.

— Могу попросить тебя заняться этим прямо сейчас?

Тей кидает вопрошающий взгляд на Афину. Та — лишь машет рукой: мол, уже привыкла, вся моя жизнь — война.

Прометей говорит:

— Тогда я твоего сына прихвачу?

Аид произносит, чуть склоняя голову:

— Почту за честь, — но выглядит это как «буду премного благодарен, если пристроишь к делу этого оболтуса». Уж я-то мимику мужа изучила отлично, и подтекст его слов знаю наизусть.

— Интересно, а как Гермес предлагал Персефоне встретиться, если никто не знает его место нахождения? — Афина, оставшаяся без брачной ночи, немного зло иронизует.

— Он сказал, что ей достаточно будет коснуться коробочки, — Психея кивает на «посылку», доставленную мне, — и подумать о нём.

— Портальный ключ, — говорит Аид и тут же овладевает коробочкой. — Занятно. Это технология Звёздного Чертога. Игра становится всё интереснее.

Он берёт коробочку, крутит её в руках, а потом, с догадкой, мелькнувшей в глазах, нажимает какую-то кнопочку. Изящная крышка взлетает вверх, и на стол падают два золотых кольца и красные ниточки — те самые узы Гименея.

Если это предложение, то Гермес явно опоздал на несколько тысяч лет. Я собираюсь рассмеяться, но давлюсь смехом, когда вижу, как бледнеет и оседает на стул Аид.

Игра, действительно, становится всё интереснее. Только мы по-прежнему не знаем правил…

_____________________________________

[1] Кадуцей — греческое слово, означающее «посох вестника», считалось, что с его помощью Гермес мог погружать в сон или, наоборот, возбуждать к деятельности, примирять. Представляет собой посох, который обвивают две змеи — современный символ медицины.

Сон шестой: Розы сорта «Амнезия»

— Мама, мама, а какой цвет у лжи?

Маленькая рыжеволосая девочка потянула за подол красивую молодую женщину. Та занималась обрезкой цветов — великолепных цветов кофейно-сиреневого оттенка. Женщина срезала очередную ветку, уколола тонкий палец и ойкнула.

— Ну ты и выдумщица, Кора, — усмехнулась она, — у лжи не бывает цвета.

— А у любви? — девочка внимательно заглядывала в лицо матери — ей важно было знать ответ.

Женщина задумалась, заворожено смотря на каплю ихора, бегущую по белому изящному пальцу, и сказала:

— Любовь, дитя моё, может быть любого оттенка, какого ты захочешь. Для кого-то она кроваво-алая, для кого-то — нежно-розовая, а иному покажется сиреневой.

— А чёрной? — девочка чуть наклонила голову набок.

— О нет, дитя, черной бывает только смерть. Черный — цвет сгоревшей головешки. Разве в ней зародится жизнь? А любовь — это всегда жизнь…

Девочка кивнула, согласившись: маме виднее — мама великая богиня Жизни.

— И всё-таки, — упорствовала она, — а ложь?

— Ложь бесцветна, прозрачна. Она может замаскироваться под любое чувство.

— И под любовь?