Угнать за 30 секунд - Марина Серова

Грузинов несколько помрачнел и глянул на меня исподлобья. Впрочем, он тут же сменил выражение лица на несколько более приветливое и отозвался:

– Ну как вам сказать?

– Как есть, откровенно. В вашем деле ведь по-другому и не следует, – процитировала я его же собственные недавние слова.

– А мне особенно и нечего говорить, – пожал плечами следователь. – Мне позвонил господин Кешолава и настоятельно попросил потрясти эту парочку как следует.

– Кораблева и Хрущева?

– Да, Кораблева и Хрущева. Кешолава сказал, что угнан автомобиль марки «Рено» и все подозрения ложатся именно на них. Я, кстати, к тому времени уже был информирован об угоне и составил мнение, достаточно сходное с выводом Кешолавы. Предваряя ваш следующий возможный вопрос, скажу, что с Теймуразом Вахтанговичем я знаком лично, хоть и нельзя сказать, что очень близко. Теперь о Кораблеве и его подельнике. Я вызвал их повесткой и сказал, чтобы они немедленно перестали валять дурака и признались в содеянном. Не могу сказать, что я стопроцентно был уверен в их виновности, но я хорошо знаю Костюмчика, который вообще мастерски валяет дурака, а тогда он валял его таким манером, что я интуитивно понял: их работа. Я эту братию давно знаю, вот еще с таких во-от пор, – он показал метр от земли. – Я-то понял, что Кораблев с Хрущевым замешаны, но доказательств у меня никаких не было, а мои разношерстные эмоции-интуиции к делу не подошьешь, верно ведь?

– Да, конечно, – кивнула я.

– Потом я их выпустил и с тех пор ни о Костюмчике, ни о Микише ничего не слышал. Значит, они в Тарасове? Чудненько. Думаю, работы у вас прибавится. Ребята веселые, хотя и не совсем безобидные.

– Лев Павлович, а известен вам некто Фомичев? – спросила я. – Это сотрудник управления ФСБ по Волгоградской области. Не слыхали?

– Нет, ну почему же. Слыхал. Но лично с ним незнаком. Да и не по моей это части – гэбэ-то. Он, насколько я знаю, курирует институт, внешнюю охрану которого обеспечивает фирма Кешолавы. Я правильно излагаю?

– Вы очень информированный человек. Да, все правильно. Кешолава работает на Фомичева. И… гм… Косинов тоже работал на Фомичева.

– Вы усматриваете связь между угоном и убийством? Уверяю вас, Кораблев и Хрущев не могли убить Косинова. Во-первых, наш Волгоград такая же большая деревня, как и Тарасов, так что Костюмчик и Микиша оказались одноклассниками Косинова. А во-вторых – они не способны на убийство. По пьянке, с пылу с жару – еще можно допустить. Только теоретически допустить. Но чтобы так, как убили Косинова, – не-ет, совершенно исключено.

– Да у меня и в мыслях не было их обвинять. Просто слишком много событий сосредоточилось в одном временном промежутке и вокруг одного человека, Косинова. А это не может быть случайностью.

– Да, да, конечно, – кивнул Грузинов. – Жаль, что все так вышло. Кстати, сегодня в нашем городе открывается конференция по микробиологии. Правда, она закрыта для прессы, но тем не менее мы можем получить аккредитацию, если подсуетимся.

– Мы?

– Я-то уже подал заявку на выдачу пропуска. Хотел посетить.

– Вы интересуетесь микробиологией? Это нехарактерно для следователя.

– Да что вы, в самом деле? Это нехарактерно, то нехарактерно! По-вашему, Женя, следователь должен быть угрюмым злобным типом, разбирающимся только в криминалистике, мордобое и, при случае, в судебной медицине? Так? – Он улыбнулся, его лицо разгладилось. – Надеюсь, вы не в претензии на меня за небольшую вспышку?

Я даже рассмеялась, так это было сказано. Нет, решительно Лев Павлович Грузинов – самый очаровательный человек из следовательской братии, какого я когда-либо видела.

– Ну вот и славно, – сказал он. – Так что, если у вас есть вопросы к Фомичеву, вы можете увидеть его на конференции. Я вам его покажу. Все-таки куратор ИГИБТа.

– Это вы от Кешолавы наслышаны?

– И от него тоже. Я так понимаю, – он понизил голос, – вы, Женя, занимаетесь отработкой версии о связи угона «Рено» и убийства Косинова? И посылом послужило появление Костюмчика и Микиши в вашей области? Что же они все-таки натворили?

– Знаете что, Лев Павлович, – ответила я, – всему свое время.

О конференции я знала. О ней сказал мне Куницын, когда запрашивал по поисковой системе обо всем, что связано с институтом и Фомичевым. Закрытая научная конференция в Волгограде была посвящена новым разработкам в сфере генетики и генной инженерии. Так сказать, наш ответ Западу. Вы нам – клонов всяких, а мы вам… сами узнаете, и мало не покажется.

«Это будет своеобразный съезд работников НИИ микробиологии, – сказал мне Куницын. – Приедут делегации из Сергиева Посада – вирусологи, бактериологи из Кирова и екатеринбуржцы. Эти, сама понимаешь, по техническим проблемам. И еще ряд независимых экспертов. Все это остатки Пятнадцатого управления Министерства обороны. Его расформировали в девяносто втором или девяносто третьем по указу президента Ельцина».

Я ожидала, что попаду в тот самый «корпус», о котором рассказывал мне Кешолава. Но нет. Конференция проходила в огромном зале бывшего Научно-исследовательского института геологии, ныне превращенного в конгломерат офисов и контор самых разнообразных коммерческих фирм. Только одно крыло, в котором и находился конференц-зал, было сохранено за государством: теперь здесь находилось нечто вроде филиала местного отделения концерна «Газпром», что ли. Лаборатория по исследованию параметров образцов сырья.

Зато из окна конференц-зала я могла видеть серое здание корпуса ИГИБТа, который находился буквально через дорогу и был обнесен высоченной оградой. На страже его стояли сотрудники фирмы «Контроль-С», возглавляемой Теймуразом Кешолавой. А безопасность конференции обеспечивали, судя по всему, представители местного управления ФСБ. Призрак таинственного Фомичева парил над ними, отражался в невозмутимых лицах и в скупом стальном блеске глаз.

Вот здесь-то и собрались ученые-микробиологи со всех концов страны. Их было, кажется, около сотни. И это не считая различных консультантов, ассистентов, охранников и совсем уж непонятного персонала. Журналистов, как уже говорилось, не было. За этим четко следили волгоградские фээсбэшники под чутким руководством генерал-майора Фомичева.

Первый, кого мы с Грузиновым увидели в огромном с белым лепным потолком зале, войдя в широко распахнутые двери – после трех постов контроля! – был плотный, среднего роста человек в светло-сером костюме. Он стоял напротив какого-то очень высокого, с хищным орлиным носом и седыми бакенбардами, представительного старика и скромно улыбался. Старик же яростно жестикулировал, вероятно, доказывая собеседнику гениальность своего очередного открытия. Тот морщился и время от времени, чуть скривив уголок надменного рта, вставлял короткие и явно скептические фразы.

– Вот он, – сказал Лев Павлович вполголоса, наклонясь ко мне. – Сразу же встретили, при входе.

– Кто?

– Фомичев.

– Который? Надеюсь, не высокий, носатый?

– Нет… маленький и лысый. Тот, что улыбается так неприятно.

– Да? Интересно. Кстати, этот Фомичев больше похож на лифтера, чем на генерала ФСБ и куратора режимной конторы. А второй, кто он?

– Не знаю. Наверное, кто-то из его персонала.

Я перелистала в голове досье на всех наиболее видных ученых ИГИБТа, затверженное мною у Куницына до малейшей черточки и словечка, и перед глазами, как на мониторе компьютера, высветилось: Маркаров Борис Эдуардович. Да, это он. Его фамилию Куницын даже зачитывал, когда вывел на экран список сотрудников института. Маркаров – бывший научный руководитель Косинова, работавший бок о бок с легендарным Долинским. Гм… натура, сразу видно, экспансивная, заносчивая, не слишком общительная. Старик капризный и амбициозный. Типичный пенсионер… продукт бывшего партактива ячейки. «Как же он похож на старую облезлую жирную крысу!» – неожиданно резюмировала я про себя.

В этот момент место за кафедрой докладчика занял высокий представительный мужчина лет пятидесяти и произнес:

– А теперь, уважаемые участники конференции, дорогие коллеги и гости нашей итоговой встречи, немного о непоправимом. Мы, микробиологи и генетики, боремся с главным врагом всего живого – смертью. Но она пока что одолевает нас успешнее, чем мы ее. Она забирает лучших и талантливейших. Отдадим дань памяти нашему погибшему коллеге, Вадиму Анатольевичу Косинову. Он подавал так много надежд, и теперь его нет с нами. Почтим его память минутой молчания.

Все встали…

Если не считать этого трагического и трогательного эпизода, первый день конференции прошел для меня как пустой звук. Надо быть специалистом высшего класса, чтобы разобраться в том ужасающем нагромождении научных терминов и сложнейших понятий фундаментальной науки, которыми оперировали участники ученого симпозиума. Грузинов, который, если судить по его безмятежному лицу, понимал не больше меня, наслаждался жизнью. Есть такие люди, которые испытывают безотчетную тягу к науке, хотя и ничего в ней не понимают. Свою тягу к науке Грузинов подкреплял глотками коньяка из фляжки и, кажется, был абсолютно счастлив.