Гильзы в золе: Глазами следователя - Тихон Астафьев

Итак, уже не вызывало сомнений, что Корочкин обложил данью тысячи покупателей, создавая суммовые излишки, а на ту же сумму брал другие товары. Баланс по складу не нарушался, недостачи никогда не возникало.

Когда ревизорами был восстановлен количественный учет, выяснилось, что изымал он косынки, карты, лезвия для бритья и кое-что еще — небольшой ассортимент наиболее ходовой галантереи. Возникли вопросы: куда он их сбывал? Можно ли найти что-нибудь из этих товаров?

После часовой езды в пыльном автобусе мы, наконец, сидели в кабинете председателя Березовского райпотребсоюза. Нам никто не мешает. За распахнутым окном на горячем ветерке покачиваются ветки. За дверью лениво переговариваются работники бухгалтерии.

Вместе с ревизором Климовым вчитываемся в инвентарные ведомости, выборочно сравниваем количество товаров, поступивших в раймаг по фактурам, с тем количеством их, которое выявилось при инвентаризациях. И вдруг старик вскакивает. На его лице улыбка. Версия подтвердилась. В раймаге найдены излишние косынки, сумки, медальоны, браслеты.

Деньги Корочкину шли из раймага.

Сталкиваемся с новыми фактами. Раймаг получает на базе товар и почти одновременно возвращает на базу такой же, но более дорогого сорта.

— Почему возвращали?

— Покупатель берет то, что подешевле. Сдавали неходовые, — отвечает завмаг Белкин, юркий человечек с конопатым личиком и мелкими, словно у грызуна, зубами.

И вот утром ревизор, входя в кабинет, извлекает из базарной авоськи кипу шершавых листков. Как прост бывает ответ, когда задача решена. Товар магазином не получался и на базу не возвращался. Фактуры бестоварны. Поставив на приход две тысячи, завмаг списывал в расход, как возвращенный на базу, товар на четыре тысячи. Разница присваивалась. Одна доля, как потом пояснил завмаг, шла ему, две — Корочкину. Фирма потерпела крах в тот самый момент, когда Гавриил Иванович изобрел самую короткую дорогу к деньгам.

Два месяца тяжкого труда. Лица экспертов осунулись. Работаем до той минуты, пока начинаем бояться опоздать на последний трамвай. Распахнутая форточка не вытягивает дыма. Комната завалена грудами бухгалтерских папок. Они лежат штабелями вдоль стены, лежат стопами у ног, на сейфе, на стульях.

А на столе громоздятся пятнадцать томов в новых переплетах — уголовное дело Корочкина и Белкина. 35 тысяч рублей — таков результат их «деятельности» за год.

Директор базы Полухин слушал нас, раскручивая на стекле пластмассовый пресс.

— Пуговички? Тридцать пять тысяч? — наконец сказал он. — Не знаю, не знаю.

Его крупная фигура плотно заполняет кресло. На лице привычное выражение строгости. Он разъясняет, что на базе все через банк и наличные взять невозможно.

— Эти подписи ваши?

Он надевает очки, отчего лицо его становится еще более строгим.

— Таких фактур я за день подписываю десятки.

— А почему на них нет отметки о проверке цен?

— Цены? Это, товарищи, по части бухгалтерии. Цены там…

— Для чего же здесь ваша подпись?

В уголках его полных губ обозначается сдержанная улыбка.

— Подпись? Подпись директора должна быть везде. Он — руководитель. Без его подписи банк ни одного документа не принимает.

Здесь все шло по заведенному порядку. Директор подписывал, главбух следовал этому же принципу, кладовщики отпускали товары, работницы бухгалтерии, вперемежку с оформлением документов, беседовали о вчерашнем посещении рынка. В противоположность директору главбух не был строг. Его обманывали даже фактуристки. Не желая копаться в журналах, чтобы отыскать там какой-нибудь номенклатурный номер, они изобретали его сами. Весь секрет заключался в том, чтобы цифра была двузначной. Иначе Илья Захарович возвращал документ без подписи.

На наши вопросы Илья Захарович отвечает с искренним желанием помочь. Спрашиваем, как производилась переоценка галантереи на новые деньги Он разъясняет, что была назначена комиссия.

— А потом?

— Потом? Потом, кажется, все сделал один Корочкин, а нужные подписи оформили.

— А вы не допускаете, что он «переоценил» отсутствовавшие товары? Скажем, тысяч на сто?

Главбух медленно думает.

— Председателем комиссии был товаровед. Надо спросить у него. Документ был оформлен им…

Глубоко пустил корни незаметный человек. Дело его разрослось до крупных размеров. Но зарвался Белкин. Получив однажды от Корочкина партию браслетов для продажи по завышенным ценам, он тайно от компаньона стал реализовать их по цене еще более высокой: в документах он обозначил их позолоченными. Но они остались подозрительно желтыми. Белкин провалился и навлек подозрение на Корочкина.

Вот тогда-то облпотребсоюз и послал на базу ревизора Климова. И здесь Гавриил Иванович допустил непростительный промах. Окинув старика взглядом и обменявшись с ним десятком слов, он позволил себе успокоиться и без больших волнений продолжал совершать свой ежедневный путь, утром — в тесный галантерейный склад на Третьей Пеше-Стрелецкой, вечером — в просторный белый дом за рекой. Но однажды он не прошел по этой дороге. Те, кто выдавал ему Почетные грамоты, собирались вручить и денежное пособие для поездки на курорт. Но не успели…

ГИЛЬЗЫ В ЗОЛЕ

Секретарь следственного отдела, серьезная пожилая женщина, зайдя в комнату Бориса Васильевича, сказала:

— Вам тут какое-то прекращенное.

И оставила на столе потрепанную желтоватую папку.

«Старшему следователю Мосолову, — прочитал Борис Васильевич на листке, приколотом к обложке. — Примите к производству».

И росчерк начальника отдела.

Не подозревая, что таит в себе папка, Борис Васильевич сунул ее в сейф и продолжал дописывать обвинительное заключение по только что оконченному делу. А после перерыва его вызвал областной прокурор и спросил, изучил ли он новое дело. Мосолов к явному неудовольствию начальства ответил, что не успел.

— Звонили из Москвы и сказали, что мы здесь валяем дурака и прекращаем дела об опасных преступлениях. Они посылают тебе в помощь оперуполномоченного из Москвы и надеются, что вы вдвоем раскроете это дело.

Возвращаясь к себе, Мосолов подавлял желание шагать через две ступеньки. Из упрямства он даже решил не касаться нового дела, пока не закончит обвинительное заключение по старому, но больше десяти строк не мог написать. Отложив бумаги, он встал и раскрыл сейф.

Это случилось восемь месяцев назад.

В одном из сел Хворостянского района в ночное время сгорел дом вместе с его обитателями: шестидесятилетним стариком и двумя его дочерьми. Соседи пытались погасить пожар, но безуспешно. Местная милиция и прокуратура пришли к выводу, что пожар возник от неосторожного обращения хозяев с огнем, и прекратили следствие. Прокуратура республики отменила это постановление и предложила провести новое расследование. То обстоятельство, что ни один из трех взрослых людей не сумел покинуть горящий дом, показалось весьма сомнительным.

Протокол судебно-медицинского вскрытия не отмечал на трупах каких-либо повреждений. Эксперт констатировал, что смерть наступила от отравления угарным газом. Один из допрошенных соседей показал, будто ночью слышал несколько хлопков, напоминавших выстрелы, и видел в окно, как по улице проехал крытый брезентом «виллис». Когда свидетеля спросили, не напоминали ли слышанные им звуки выхлоп газов, он ничего определенного сказать не мог.

Оперуполномоченный подполковник Малютин, грузный, седой мужчина в потертом штатском костюме, сразу по приезде углубился в потрепанную желтую папку. Сидя за столом Мосолова, он вслух читал документ за документом. Борис Васильевич расположился напротив и молча курил. Когда папка оказалась прочитанной, оба продолжали сидеть в прежних позах перед чистыми листами бумаги, взятыми для заметок. Говорить было не о чем. Дело было почти безнадежным.

— Н-да, — протянул подполковник и встал.

Мосолов наблюдал за голубем, спустившимся на карниз распахнутого окна. Голубь был жирный и кривой. Он прилетал каждый день, и если не находил на обычном месте хлебных крошек, то поворачивался к окну тем боком, где у него был глаз, и резко стучал клювом по листу железа: требовал корм. Мосолов окрестил его Тунеядцем.

— Итак, все, чем мы располагаем, это куча золы? — услышал Мосолов вопрос.

Борис Васильевич вытащил из ящика стола кусок хлеба и подошел к окну.

— А вы недовольны? Зато версий всего две: либо убийство, либо несчастный случай. Без путаницы.

Вечером они уехали в район.

Село располагалось на буграх, дома стояли редко. Милицейский газик то спускался в низины, то поднимался на пригорки. Рядом с шофером сидел начальник райотдела милиции. Его мясистая шея нависала над стоячим воротником кителя. Он охотно отвечал на вопросы приезжих, уверенный, что в районе они пробудут недолго.