Во всем виновата книга. Рассказы о книжных тайнах и преступлениях, связанных с книгами (сборник) - Питер Блаунер

Федеративная Республика Германия,

Берлин, 2009

Поначалу объявили, что теракт осуществила Аль-Каида, поскольку эпицентр мощного взрыва располагался в считаных метрах от входа в метро. И лишь на следующий день, после того как спасатели извлекли из-под обломков старого дома выживших и собрали куски взрывного устройства, стало ясно, что это «выстрел из прошлого». По всей вероятности, двухсотфунтовая бомба выпала из брюха «Б-17» или «Б-24». Зарывшаяся в землю, она пролежала под тротуаром шестьдесят с лишним лет.

Когда сменившие спасателей чистильщики разгребали щебень, от авиабомбы сдетонировала взрывчатка другого рода. Из груды битого кирпича, искореженного металла, древесной щепы и алебастровой пыли кто-то достал блокнот, завернутый в ветхую лагерную пижаму. По предписанию суда было проведено расследование, которое выявило зыбкую связь между «Книгой призраков», Бронкой Качмарек и Дэниелом Эпстайном, ненадолго пережившим свою жену. В интервью главный следователь высказал предположение, что в снесенном доме когда-то снимали квартиру Дэниел Эпстайн и Макс Баумгартен. Конечно, нельзя сказать с уверенностью, что «Книга призраков» была спрятана под половицей или за шкафом, но согласитесь, такая догадка напрашивается. Одно не вызывает сомнений: никто из десятков людей, снимавших квартиру с тех пор, не обнаружил тайник.

Нью-Йорк-Сити, Манхэттен, 2011

Они наконец приезжают, и наступает Судный день. «Аукцион Квинби» любезно предоставил своего человека; тот уже поджидает на тротуаре, чтобы проводить Якоба Вайсена в здание. Но седой и сгорбленный гость недовольно мотает головой и что-то бурчит.

– Зейде, пожалуйста, повежливей, – увещевает Лия.

– Простите старика, – извиняется Якоб, любуясь тонкой и гибкой блондинкой из «Квинби».

– Конечно, мистер Вайсен. Прошу следовать за мной.

Блондинка отворяет для гостей дверь, а другой сотрудник фирмы отправляется парковать их машину.

Наконец-то Якоб видит сверток, найденный на развалинах два года назад. Впрочем, нет: он летал в Берлин, чтобы засвидетельствовать подлинность «Книги». И это могло породить новую ложь. Достаточно было сказать: «подделка, мастерская, но подделка».

Он так и намеревался поступить до самого последнего момента – но произнес совсем другое: «Это сверток, который я в сорок четвертом положил в телегу с золой».

Якоб стоял в шаге от смерти, он слишком устал от разрухи, в которую вверг собственную жизнь. Сейчас он не мог солгать. Вдобавок ему, как и многим другим, очень хотелось понять, ради чего этот идиот Исаак Бекер принес себя в жертву. Вайсен моментально узнал силуэт звезды, и сердце забилось сильнее. И хотя прошло шестьдесят пять лет с того дня, как сверток лег в золовозку, от него пахло гарью, в этом Якоб мог поклясться.

Архивисты, историки, начальники музеев, религиозные лидеры и бывшие узники концлагерей не сошлись во мнениях о том, как следует обращаться с находкой. Некоторые утверждали, что ее надо аккуратнейшим образом распаковать и все компоненты – пижаму, клеенку и саму книгу – отправить на изучение и сохранение. Другие возражали: нельзя рисковать, очень уж легко повредить вещь, имеющую столь огромную историческую ценность. Третьи настаивали, что вообще нельзя прикасаться к свертку – от этого пострадает его духовная сущность.

Ждали распоряжений от правительства ФРГ, но оно уклонилось под тем предлогом, что едва ли имеет право решать подобные вопросы.

Дали результат интенсивные поиски кровной родни Исаака Бекера, продолжавшиеся без малого год. Хайман Яблонски, троюродный брат, двенадцатилетним мальчишкой вместе с семьей попал в Треблинку и выжил, а после войны поселился в бруклинском Мидвуде. С Исааком он никогда не встречался и легенды о «Книге призраков» ранее не слышал, а теперь считал, что является ее законным владельцем. Характером Яблонски оказался схож со своим троюродным дядей. Человек скромного достатка, он был бы не прочь извлечь прибыль из свертка, однако понимал его многоуровневое значение.

От будущих участников аукциона потребовали гарантии соблюдения ряда жестких условий владения. Маленькие фрагменты пижамы и санитарной клеенки, а также отдельные страницы книги безвозмездно передаются библиотеке Яд Вашем, Мемориалу жертвам холокоста в Израиле, Музею холокоста в Вашингтоне, Музею «Аушвиц» в Польше и Мемориалу жертвам холокоста в Берлине для постоянной экспозиции; все же остальное будет ежегодно перевозиться по разным музеям и мемориалам планеты и демонстрироваться на полугодовых выставках. А после смерти Хаймана Яблонски «Книгу призраков» приобретет Яд Вашем по заранее назначенной цене.

В главном зале «Квинби» стоит возбужденный гул. Здесь собрались многочисленные журналисты и дипломаты из Соединенных Штатов, Израиля, Германии и Польши. Тут же и начальство музеев и мемориалов холокоста. Ну и конечно, присутствуют заявленные участники аукциона, все до одного. Чтобы не допустить продажу реликвии отрицателям холокоста, представителям человеконенавистнических организаций или иным субъектам, способным нарушить условия хранения и уничтожить реликвию, торги по телефону в этот раз исключены. У всех на виду стоит специально для «Книги призраков» сконструированный плексигласовый перчаточный бокс, не лишенный сходства с камерами для работы с плутонием. Решено снять обертки с «Книги» сразу по ее продаже. Для зачитывания фрагментов текста приглашены специалисты по лингвистике.

Но наибольшее оживление в этом зале, полном государственных мужей и знаменитостей, богачей и мудрецов, вызывает прибытие Якоба Вайсена. Кто-то хлопает в ладоши, другой подхватывает, и вот уже все на ногах, и аплодисменты оглушительны. Старик подавлен таким приемом – но об этом знает только он, и никто не догадается о причине подавленности. Якоб просит разрешения отлучиться на минуту и уединяется в мужском туалете.

Там он наполняет раковину умывальника холодной водой, окунает в нее лицо, а когда выпрямляется, видит в зеркале себя молодого. Исаак Бекер с черными дырами вместо глаз, с кровоточащими стигматами застыл у него за спиной, чуть справа.

– Да, Бекер, – кивает зеркалу Якоб, – я знаю, что должен сделать.

И лезет в карман.

Потом Якоб напивается из сложенных ковшиком ладоней и возвращается в главный зал. Там он садится между перчаточным боксом и Лией. Начавшийся с двух миллионов долларов торг длится меньше, чем ожидал Вайсен. Когда цена дорастает до пяти миллионов, Джеффри Мейер, управляющий несколькими хедж-фондами и владеющий внушительными пакетами акций многих крупных компаний мира, вдруг показывает, что готов заплатить двенадцать. Никто не пытается повысить цену, аукционист стучит молотком по конторке и заявляет:

– Продано!

Якоб, которого все хуже держат ноги, позволяет несколько раз сфотографировать себя возле Мейера и перчаточного бокса, а затем садится. Наступил момент, которого он ждал и боялся больше шестидесяти лет. Переполненный зал зачарованно умолкает – вперед выходит специалист по архивному делу и просовывает руки в перчатки, совсем не такие жесткие и неподатливые, как те, что используются при работе с опасными веществами. В ящике лежат наготове тонкие, деликатные инструменты; с их помощью архивистка аккуратно развязывает узел и разматывает длинную полосу пижамной ткани. После этого она разворачивает клеенку и обнажает книгу, которой Исаак Бекер так дорожил, что заплатил за нее собственной жизнью.

Зал ахает. Слабые, с тяжелыми веками глаза Якоба узнают «Книгу призраков» сразу. Края чуть обветшали и прибавилось грязи, но это точно она.

Разумеется, в том, что в свертке оказалась «Книга призраков», нет ничего удивительного. В Германии находку просветили задолго до сегодняшнего аукциона. Сканирующие устройства настолько чувствительны, что даже увидели фрагменты записей Бекера, но распознать текст не удалось.

Все с той же осторожностью архивистка переворачивает обложку, и лингвисты придвигаются к ящику, чтобы увидеть поблекшие строки на первой странице. Текст проецируется на большой экран позади конторки, на установленные тут и там для удобства публики телеэкраны.

– Венгерский! Точно венгерский! – слышит чьи-то возгласы Якоб Вайсен, уже проваливаясь в небытие. У него слипаются глаза – таблетки, целый пузырек которых он проглотил в туалете, берут свое. До смерти остались считаные удары сердца.

– Что там написано?! – выкрикивает какой-то журналист.

– «Книга призраков», – отвечает лингвист.

Якоб Вайсен качает головой. Какая ирония судьбы! Там не стихи, не кулинарные рецепты, не колоритные венгерские ругательства. И что теперь значит правда, погребенная под горой лжи?

Ответа на этот вопрос не будет. Время вышло.

Якоб Вайсен вздыхает последний раз и валится ничком.